Андрей Букин - Пара, в которой трое
Не помню, встретил ли я в тот вечер Сережу Пономаренко, впрочем, меня и не волновал вопрос: стыдно ему или нет – это же не его, а тренерские проблемы. Я исполнил свою программу, он – свою, и, скорее всего, Сережа уверен, что отработал прекрасно, тем более нашего выступления он не видел. Мы с ним спортсмены, а не функционеры, подстроившие такой результат. Что ж сделаешь, если фигурное катание, тем более танцы, спорт необъективный: нет критериев, по которым можно сравнивать. Я на Сережу и Марину никогда не обижался. Даже тогда, когда они нас на пьедестале не поздравили. Обидно было за них, за эту обязанность – выполнять тренерскую установку. Я не сомневался, что на первенстве Европы все сложится совсем иначе.
В Гетеборге злорадства на пьедестале я не чувствовал, сердце наполнилось счастьем. Для меня сезон 1984–85 годов начался именно с февраля, с чемпионата Европы в Швеции. Я много лет готовился к тому дню, когда стану первым. Что поделаешь – это произошло в Гетеборге.
Наташа. Популярность «Кармен» превзошла все ожидания. Кто-то подсчитал, что по ЦТ его показали за сезон семь раз! Спустя два года нас пригласили выступить в Англии и настаивали, чтобы мы непременно вышли на лед с «Кармен». Танец постоянно приходилось вновь вспоминать. Правда, это только кажется, что ничего не помнишь. Услышишь музыку – и привычные движения сразу возвращаются.
Впервые во время подготовки программы мы с Андреем совершенно не ссорились. Обиды и выяснение отношений в дуэте, особенно в постановочный период, – дело обычное. Нас с Андрюшей долго считали исключением из правил: по сравнению с другими у нас скандалы возникали относительно редко.
Музыка, выбранная Татьяной Анатольевной, показалась мне вначале слишком мрачной. Тема любви в ней только трагическая. Но музыку надо слушать много раз, пока она в тебе не отзовется и не начнет жить в душе постоянно. Музыку компонуют так, чтобы она не вышла за обязательные четыре минуты, потом уже ищут движения. С «Кармен» же все обстояло иначе.
Когда мы уехали на показательные выступления в Австралию, то заранее знали, какой будет у нас танец в следующем сезоне. Там, обсуждая его, мы придумывали элементы, даже пытались изобразить фрагменты, а уложенную в обязательное время музыку услышали только тогда, когда вернулись. Татьяна Анатольевна говорила, что складывалась музыка тяжело и долго, но так как ее отбирали без нас, прошло много времени, пока она в моей душе зазвенела.
Во время постановки я, пусть в мелочах, но что-то всегда в танце меняю. Андрея это не сбивает, он знает, что я не могу долго одинаково кататься, и на ходу подхватывает (в прямом смысле слова) мои предложения. Мы очень скатались за много лет. Бывает, что ему мои изменения не нравятся. Но в таком случае, мне кажется, либо он, либо я в плохом для тренировки состоянии. Во время же работы над «Кармен» он не вспылил ни разу, потому что, когда мы оба были в хорошем настроении, мы понимаем друг друга с полуслова. Нет, я ничего не меняю «в ногах», от чего можно сбиться. Я меняю настроение, поворот головы, жест. Я часто меняла свое настроение в части «Тореадора»: от серьезного – до полного разгильдяйства. Коррида! Если на турнире Les Nouvelles de Moscou для меня главным казалась строгость почти балетных движений, то на первенстве мира я танцевала уже так, как в моем понимании танцевала бы сама Кармен. Этот танец всегда поддавался импровизации и так зависел от нашего состояния, что, я уверена, и двух одинаковых прокатов за сотни выходов у нас не найдешь.
Я ничего не говорю про обязательный танец, про оригинальный. Зрителю они неинтересны, и их не показывает телевидение. Или, наоборот, их не показывает телевидение, поэтому и зрителю они неинтересны. Однако на протяжении последующих трех лет у нас с оригинальным танцем происходила сплошная ерунда. Когда мы его готовили, никто из нас не сомневался: никаких проблем с ним не будет. Но каждый раз выяснялось: что-то в нем не так – то элементы запрещенные, то скольжение неправильное. Мы стали регулярно проигрывать оригинальный танец, чем здорово подогревали соревновательные страсти.
Андрей. Мне Тарасова определила три роли: Хозе, Тореадор и Смерть. От третьей я решил отказаться, оставить только две – Хозе и Тореадора, причем предпочтение отдавал первому. Я понимал чувства человека, который любит до беспамятства и которого уже ничего не остановит. Такая любовь называется роковой, и конец ее всегда трагичен. Кармен же обычная женщина, и ведет она себя так, как вела бы себя любая, – это мое мнение. Ревность от бессознательной любви. Когда хоть немного в чувства примешивается расчет или, что называется, здравый смысл, ревности никогда не будет.
Я видел, как себя ведут тореадоры на корриде, и мне казалось, я понимаю, что они из себя представляют. Такому типу мужчин все равно, Кармен с ним рядом или другая женщина. Ему дорога только собственная мужская слава. Если он вышел на улицу, то исключительно для того, чтобы показать себя – не женщине, что рядом идет, а толпе, зрителю, а она или другая – неважно, кто там сбоку. И в той части, где коррида, я убираю Наташу к себе за спину. А в первой части нес на руках, дышал на нее.
Финал «Кармен» для тех давно ушедших лет закономерен. Впрочем, может, и сейчас так бывает… нет, скорее всего, нет! Нет прежнего романтизма. Сейчас сперва обзаводятся квартирой. Нас, в общем-то, такими практичными и воспитывают. Не родители – окружение, телевидение, друзья, время. Мы с Ольгой много лет встречались ежедневно, потом наступило затмение. Не знаю, мог ли я убить, но ревновал жутко. И когда началась работа над танцем, неожиданно изнутри поднялись эти прежние чувства.
Каждый следующий наш произвольный танец складывался сложнее и, без сомнения, получался интереснее, чем «Кармен». Но и зрители, и пресса вспоминали только о «Кармен». Благодаря этому танцу мы вошли в историю фигурного катания, как же не быть ему признательным всю оставшуюся жизнь?
Я считаю, раз запомнили танец, значит, мы что-то в фигурном катании сделали.
Наташа. Год под знаком «Кармен» означал бескровный королевский переворот в спортивных танцах – Торвилл и Дин не проиграли, а ушли в профессионалы непобежденными. Предыдущие четыре года мы упирались в их спины. Из-за такого долгого соперничества до конца своей спортивной карьеры мне было важно знать их мнение о наших программах. Меня всегда волновало, что они делают, какие показательные номера готовят для своего шоу. Не сомневаюсь, что такой же интерес сохранялся и у них к нам. Ведь мы состязались друг с другом почти десятилетие. Еще до Гетеборга они прислали нам в Москву телеграмму с пожеланиями успеха на чемпионате Европы. Это не обычная дань вежливости старых знакомых, в спорте таких примеров немного.
Если до их ухода меня мучило, что мы не можем с ними посоревноваться, нам этого не дают, мы превращаемся в вечно вторых, то после того как они попрощались со зрителями, над нами повисло другое: а вдруг скажут – ушли англичане, и в танцах смотреть теперь не на кого. Я считала, мало заменить Торвилл и Дина на пьедестале, надо стать чемпионами ярче, чем они. Я никогда не думала о соревновании с Мариной Климовой и Сергеем Пономаренко, которых нам упорно навязывали в соперники. Для меня соперниками всегда были и остались только Джейн и Крис.
…Мы приехали с показательными в маленький городок под Лондоном, а Джейн и Крис выступали каждый вечер в Ноттингеме. В свой выходной они приехали к нам. Мы провели вместе целый день, и они посмотрели наше выступление. Джейн плакала, когда мы вышли с танцем на музыку Альбинони.
А когда встречались на турнирах – почти не разговаривали. Мы стремились у них выиграть, но в какой-то момент я поняла, что подняться на гору необходимо, но по своей тропинке, никого не спихивая с пути. Надо заниматься своим делом. Я пережила момент, когда мне ужасно, во что бы то ни стало, любыми средствами хотелось выиграть у Джейн и Криса. Но потом я пришла в себя. Это как приступ неизвестной болезни.
Крис – всегда рассудительный, невероятно способный постановщик. Держался он всегда так, будто катался один. Джейн надолго целиком отдала ему всю себя. Рядом с талантливым человеком нередко оказывается тот, кто ради него жертвует многим, если не всем. Джейн именно такая. Насколько мне известно, их тренер Бетти Калловей занималась вопросами техники и распределения нагрузок, а хореографами у Джейн и Криса были какие-то очень известные австралийские танцоры из современного балета. Джейн и Крис оказались единственными фигуристами, кто почти за двадцать лет нарушил советскую монополию в спортивных танцах на льду.
Общаться с ними было интересно и легко. В отличие от многих они никогда не расспрашивали, на что мы живем. Их интересовала только профессиональная сторона жизни. Мы могли расходиться во мнениях, но они оба при этом оставались крайне почтительными. Так, наверное, разговаривает настоящий художник, встречаясь с настоящим художником: уважительно и только об искусстве.
