Юрий Папоров - Тропами подводными
Вдруг мальчуган закричал: «Tiburo′n!»[14] — и быстро поплыл к лодке. Мимо, не обращая на меня никакого внимания, проплыла дьентусо — свирепая мако, остроносая сельдевая, или, как ее еще называют, макрелевая, акула. Основной спинной плавник — как горб верблюда, второй, совсем незначительный, отнесен к мощному серповидному хвосту, у которого верхняя и нижняя части почти одинаковы. Окраска дьентусо — темно-серо-синяя сверху и белая снизу.
Хищница осторожно подошла к кукану, на котором большая часть рыбы еще не уснула, описала круг и затем только ткнулась носом в одну из рыбий. Не знаю, откуда взялась у меня жадность — в лодке лежало достаточно рыбы, — но я потянул кукан на себя. Конечно же, акула не понимала, кто был виновником ее испуга, но она отпрянула в сторону и направилась ко мне. Я инстинктивно замер, хотя и знал, что делать этого нельзя; забыл и то, что со стрелы надо бы свинтить наконечник. Однако, быстро подавив в себе ощущение страха, я поплыл навстречу акуле. Мако свернула и вновь возвратилась к кукану. Теперь она поднырнула и прошла рядом, боком коснувшись висевшей на кукане рыбы. Так она заходила раз пять-шесть, всё что-то изучала и никак не решалась приняться за еду.
Помогли ей неожиданно пришедшие с разных сторон две белые акулы. Они были чуть поменьше, но мощные, широко расставленные грудные плавники, словно стабилизаторы диковинной ракеты, и широкая во все рыло пасть внушали уважение.
Эта пара также поначалу «обнюхивала» кукан с рыбой, пока кто-то из троих наконец не решился открыть пасть. И началось пиршество. Акулы спешили, старались выхватить друг у друга кусок и, дрожа, заглатывали отхваченные части наших: рыб.
Вовремя вспомнив советы более опытных охотников, я отцепил линь кукана от ружья и поспешил к лодке. Чем дальше я уплывал от акул, тем больше торопился.
Когда же через несколько минут мы на веслах подошли к поплавку, вокруг все было тихо. На кукане не осталось даже рыбьей чешуи, зато на поплавке были многочисленные глубокие следы. Очевидно, каждая из акул хотя бы раз попробовала его на зуб.
Однако первая, по-настоящему охотничья встреча с этой морской хищницей произошла в октябре 1966 года, когда мы с Оскаром и еще тремя кубинскими охотниками добрались до коралловых рифов южного побережья острова Пинос. До мыса Гуаналь оставалось рукой подать. За рифом почти сразу проходила бровка береговой отмели, поэтому он был полон крупной рыбы. Ловцы губок предупреждали нас, что рифы Пииоса — излюбленное место акул.
На этот раз мы вышли в море на моторном баркасе вместе с бригадой «губочников» из Новой Херо′ны, за что должны были выполнить установленные нам нормы сбора губок. С «рабочей» задачей мы дружно справились в какие-нибудь полчаса, затем попросили перегнать баркас по ту сторону рифа, где и охотились в свое удовольствие, пока бригада чистила губки.
Акула — серовато-бурая спина, серое брюхо, широкие темные поперечные полосы на боках, тупое короткое рыло, сильно вытянутый грудной плавник, тонкий остроконечный хвостовой плавник, верхний луч которого гораздо длиннее нижнего, — появилась сразу, без предупреждения. Она сорвала со стрелы небольшого агуахи — миктероперку, прежде чем охотник, которого звали Луис, успел что-либо сообразить.
Поскольку мне показалось, что он сам был атакован, я торопливо просигналил, и мы все поспешили к нему на выручку. Между тем Луис уже отбивался от наседавшей на него хищницы, отталкивая ее стволом разряженного ружья. Увидев нас, акула — а в ней было более двух метров — чуть отошла. Охотник успел перезарядить ружье. Я принялся было свинчивать наконечник, но Оскар сжал пальцы левой руки в кулак, оставив торчать большой, и несколько раз покачал им. Это на языке подводных охотников означает «нет» или «не надо». Затем он пересадил шнур стрелы с ружья прямо на линь кукана. Оскар явно решил напасть на хищницу! Мы последовали его примеру.
Тем временем акула снова и довольно прытко направилась к избранной ею жертве. Чем Луис приглянулся ей, объяснить было невозможно. Но намерения хищницы были недвусмысленными и ничего хорошего не предвещали.
Наш товарищ ткнул ее острым наконечником стрелы, но, отваливая, акула, задела его боком и ударила хвостом. На спине охотника трикотажная майка расползлась в огромную дыру.
Мы все по очереди, выставляя ружья вперед и плывя на акулу, пытались ее испугать. Но то, что делали мы, ее не интересовало, она настойчиво стремилась протолкнуться к Луису.
Тогда Оскар посмотрел в мою сторону, приложил левую, развернутую кверху ладонь к ребру правой, в которой была зажата рукоятка ружья, и повел ими два раза вверх — «помоги». Оскар изготавливался к выстрелу, а я должен был его подстраховать.
Мы поплыли на сближение с акулой, Оскар метил в голову, в то место, где расположен мозг. Стрела, однако, пришлась чуть выше, сорвала кусок кожи и скользнула в сторону. Акула метнулась, но тут же стала. Нас разделяло не более восьми метров. Я продолжал плыть, думая только о том, что теперь мне надлежит сделать то, что не получилось у Оскара. Но и мой выстрел был не совсем удачен. Стрела вонзилась в брюхо за первым нижним плавником. Снова рывок в сторону, за которым, совершенно неожиданно для нас, последовала атака опять же на Луиса. Он чудом увернулся. Пасть хищницы разомкнулась и щелкнула совсем рядом с голенью его ноги.
В этот миг я уже ухватился за мой поплавок, а два других охотника одновременно произвели выстрелы. История повторилась. Одна стрела скользнула по чешуе, другая же воткнулась в бок у основания спинного плавника. Меня дернуло вниз, чуть не сорвало маску, но тут же я почувствовал, как стрела моего ружья свободно опускается на дно — ее вырвало из тела хищницы.
По акуле было произведено уже четыре выстрела, но лишь один оказался удачным. Гарпун крепко сидел в теле хищницы, однако, очевидно, не особенно ее тревожил, ибо акула с настойчивостью самоубийцы вновь поплыла к Луису.
Тогда Оскар, успевший уже перезарядить ружье, загородил его собой и выстрелил. Расстояние между ним и хищницей было небольшим, и гарпун глубоко засел повыше жабр. Акула стала отходить, не проявляя страха, спокойно и деловито. Она потащила за собой двух охотников, державшихся за поплавки. Очередь была за нами. И мы с приятелем, у которого ружье уже было заряжено на обе пары боевых резин, быстро поплыли за уходившей акулой, догнали ее, разошлись в стороны и почти одновременно выстрелили.
Рывок раненого животного был настолько резким, что Оскар не удержал поплавка в руках. Акула поплыла прочь, однако движение ее тормозил охотник, тянувший ее на себя. Мы без особого труда разобрали свои поплавки и, плывя в четыре противоположные стороны, остановили хищницу.
Теперь Луису предстояло, как матадору, перед которым встал утомленный бык, нанести акуле, заставившей его изрядно поволноваться, последний удар. Луис уже стал заплывать, чтобы избрать верное направление, но ему помешали.
Оказывается, ловцы губок видели, что мы ввязались в сражение с какой-то очень крупной рыбой, и поспешили к нам. С борта баркаса, который подошел вплотную к хищнице, удерживаемой нами почти у самой поверхности, метнули тяжелый гарпун на шесте, Акула еще раз дернулась, но теперь ей наверняка от нас было не уйти. Ее подтянули к борту, ударили несколько раз по голове увесистой палкой и затащили на баркас.
Ловцы губок, которые сами редко погружаются в воду, а промышляют губки со дна длинными специальными шестами, долго не переставали удивляться нашей храбрости. В их представлении алекрин, или тигровая акула, — это беспощадный людоед.
А Оскар вдруг задумчиво произнес:
— Жаль, что мы далеко от Гаваны, а то надо бы Луиса сдать в Академию наук. Там определили бы сразу, чем это он так приглянулся алекрину.
Мы решили сварить пасть акулы, чтобы разделить между собой ее треугольные, зазубренные в мелкую пилку зубы. Однако голова ее не вместилась ни в одно из ведер. Нам пришлось порядком повозиться, прежде чем удалось отделить пасть от головы.
В следующий раз встреча была молниеносной, но оставила по себе печальную память. Охотились мы у рифов Арройо-Бермехо. Обогнув подводную скалу у самого дна, я увидел перед собой торчавшие из узкой расщелины ноги. Должно быть, они принадлежали смелому, опытному охотнику или человеку, который просто не знал эти места, — рифы Арройо-Бермехо полны мурен.
Удивление мое возросло, когда из расщелины выбрался кубинский спортсмен, тело которого ничем не было защищено. Мы поднялись с ним за воздухом вместе и снова пошли на глубину. Незнакомый охотник торопился, поэтому опередил меня и, без предварительного осмотра, полез по пояс в небольшой грот с довольно узким проходом.
В следующий миг из грота пулей вылетела тень. Я успел рассмотреть, прежде чем тень растворилась в морской дымке, лишь длинный верхний луч хвостового плавника. Мне показалось, что то была акула-лисица или, что еще хуже, небольшая корнуда — акула-молот.
