Владимир Шатаев - Категория трудности
Группа Гаврилова расположилась в тот момент на 4200. Борисенок — Шатаевой: «Подождите, будьте на приеме».
Борисенок: «Просим выйти на связь Толю Лобусева» (находился в лагере на 5300 метров со стороны Раздельной).
Лобусев: «В чем дело? Какая нужна консультация?»
Шатаева: «У нас заболела участница. Ее рвет после приема пищи уже около суток. У нас подозрение, что ее беспокоит печень».
Вопросы и ответы с целью установления диагноза.
Лобусев: «Предполагаю, что это начало пневмонии. Группа должна немедленно спускаться».
Шатаева: «У нас есть небольшой комплект медикаментов» (перечислила).
Лобусев рассказал, что, когда и в какой дозе колоть, какие препараты сразу, какие через два-три часа.
Шатаева: «Мы поставлены в такое положение, что не знаем, как разделить лекарства — у нас еще одна участница неважно себя чувствует...» Снова выяснение симптомов и рекомендации врача.
Абалаков — Шатаевой: «Объявляю вам выговор за то, что не сообщили раньше о больной участнице. Срочно выполнить указание врача — сделать укол — и немедленно спускаться по пути подъема, по маршруту Липкина».
Шатаева: «Я поняла. Хорошо. Сейчас же сделаем уколы, собираем палатки и немедленно — через 15 минут — начинаем спуск. Все, что касается выговора, предпочитаю получить внизу, а не на вершине».
Альпинисты, как и большинство взрослых людей, питаются три, от силы четыре раза в сутки. Эльвира сказала: «Ее рвет после приема пищи...» Значит, этот симптом у больной проявился не более трех-четырех раз. Возможно, больная не придала этому нужного значения и, чтобы не вызывать беспокойства подруг, умолчала о своем состоянии. Естественно думать: если бы команда об этом узнала раньше, то запросила врача к аппарату при первой же связи.
Другое. У женщин не было никаких причин скрывать болезнь участницы — вершина взята и после тяжелой ночевки траверс вряд ли их соблазнял. Альпинист знает, что это противоестественно. После таких испытаний вместе с силами из человека уходит и честолюбие. Остается лишь долг и подчинение дисциплине (у сильных людей). У них, как известно, и то и другое было особо обострено. Лишь это удерживало их от самостоятельного решения спускаться маршрутом Липкина. Люди в их положении могут мечтать только об одном: скорее оказаться внизу — неважно как, а лучше всего «взмахом волшебной палочки». В переговорах эта нотка явно звучит. Легче представить, что болезнь участницы послужила бы поводом для спуска всей группы наиболее простым путем. Но нетрудно понять и В. М. Абалакова. Уже более суток женщины находятся на вершине, уже несколько дней в районе семитысячной высоты, в условиях недостатка кислорода и едва переносимого холода, в условиях, где давление в два с лишним раза меньше нормального. Он нервничал и, что называется, взорвался, когда неожиданное сообщение ударило по его и без того натянутым нервам. Всякий другой на месте этого волевого и сдержанного человека сказал бы, возможно, еще более резко.
В тот день связи больше не было. Женщины начали спуск. Но о событиях этого вечера стало известно из утренней передачи 7 августа. Запросив Шатаеву, лагерь услышал:
Шатаева — базе: «Вчера в 23 часа при спуске трагически умерла Ирина Любимцева...»
...Да. Там у болезней особое время — равнинный час подобен горной минуте... Там от простуды умирают быстрее, чем истекают кровью... Мне знакомо состояние человека, потерявшего в походе товарища. Все, к чему рвался, теряет цену, становится лживым и злым...
Они — женщины... Убитые несчастьем, изнуренные высотой, закостеневшие от холода, нашли в себе силы сопротивляться. На узком, продутом ледяными ветрами гребешке — слева обрыв, справа крутой склон — поставили две палатки. В самом широком месте помещалась только одна, вторую разбили ниже...
7 августа в два часа ночи на вершину обрушился ураган. Ураган — в самом энциклопедическом понимании этого слова. Как объяснить, что это значит?.. Тот, что приходит вниз и срывает крыши, ломает стены, рвет провода, корчует деревья, сносит мачты... наверху намного свирепей. Здесь он свеж, не истрепан хребтами... А человек, попавший в него, подобен мошке, затянутой пылесосом, так же беспомощен, и если по сути, то с тем же непониманием происходящего...
Ураган разорвал палатки в клочья, унес вещи — рукавицы и примусы в том числе, — разметав их по склону. Кое-что удалось спасти, и самое главное — рации.
Они передали об этом утренней десятичасовой связью. Лагерь слышал плохо, и Борисенок повторил передачу на базу.
Через пятнадцать минут после принятого сообщения, несмотря на плохую погоду, из базового лагеря вверх вышел отряд советских альпинистов. Самостоятельно, по собственной инициативе на помощь потерпевшим отправились французы, англичане, австрийцы.
Японцы покинули свой бивак на 6500 и двинулись в сторону гребня. Два часа бесплодных, с риском для жизни поисков во мглистой беснующейся круговерти... Они сделали все, что могли... Увы! Ничего не смогли сделать и американцы.
Следующая связь была около 14 часов. Шатаева — базе: «У нас умерли двое — Васильева и Фатеева... Унесло вещи... На пятерых три спальных мешка... Мы очень сильно мерзнем, нам очень холодно. У четверых сильно обморожены руки...» Гаврилов, слышавший это сообщение, попросил их через 30 минут связаться с лагерем и повторить его непосредственно базе. Около 14.30 группа повторила информацию для базы. База: «Двигаться вниз. Не падать духом. Если не можете идти, то шевелитесь, находитесь все время в движении. Просим выходить на связь каждый час, если будет возможность».
Около 15.15.
Шатаева: «Нам очень холодно... Вырыть пещеру не можем... Копать нечем. Двигаться не можем... Рюкзаки унесло ветром...»
17 часов.
База — Клецко: «Японцы на гребне ничего не обнаружили. Сами обморозились из-за сильного ветра. Все безрезультатно».
19 часов.
База — Клецко: «Наверху трагедия заканчивается. По всей вероятности, протянут недолго. Завтра на утренней связи в 8 часов сообщим, что вам делать. Видимо, подниматься вверх...»
20 часов. Сверху пришло еще одно сообщение о безнадежном состоянии группы. База — группе: «Сделайте яму, утеплитесь. Завтра придет помощь. Продержитесь до утра». 21 час 12 минут. Передачу на этот раз ведет Галина Переходюк. Слышен выход в эфир, но не больше — молчание. Потом плач. Очень трудно понять слова — «простить» или «прости»? Наконец: Переходюк — базе: «Нас осталось двое... Сил больше нет... Через пятнадцать-двадцать минут нас не будет в живых...»
Еще дважды чувствовалось нажатие кнопки рации — попытки выйти в эфир...
8 августа, 8 часов утра.
База — Клецко: «Шатаеву все известно. Он прибывает сюда».
...Еще один небольшой, но крутой взлет. Сверху склон перегнулся и выпирает остро заструганным поперечным снежным ребром. Может быть, там, за перегибом? Уже пора... Я выхожу на пологий участок. Впереди, шагах в сорока, виден темный крестообразный, вросший в снег предмет... Немного повыше еще один...
Хочу сдвинуться с места, но ноги... Цепляюсь за ледоруб, торчащий из снега, и вглядываюсь со страхом, боясь узнать... Отсюда не различишь — нужно подойти ближе... Но я знаю, что это она...
Сзади Соколов и Давыденко. Смотрят растерянно и оба опускают глаза, когда встречаемся взглядом. Они не знают, как поступить... Обогнать меня, подойти самим или предоставить эту возможность мне? Надо идти...
Я так и знал — это Эльвира. Она лежит лицом вверх, головой к северу, раскинутые руки без рукавиц...
Ребята тактично оставили нас вдвоем и спустились вниз за перегиб. Спасибо им — мне нужно побыть с ней наедине...
Кто-то должен надиктовать на пленку. Магнитофон у меня под одеждой — достать его нелегко... И нужно ли? Шнур микрофона короткий. Если это сделает кто-то из них, я должен стоять на привязи и слушать чужой деловой голос... Стоять и ждать... Лучше самому.
Нажав кнопку пуска, поднес к губам микрофон и сказал: «Эльвира Шатаева... Ногами к югу. Голова в капюшоне. Анарака голубого цвета, пуховка. Брюки-гольф, черные, вибрам двойной, на ногах «кошки». Очков нет. В четырех метрах найдена резинка от очков... В карманах карабин и разные дамские мелочи — маникюрная пилка, щипчики для ногтей, карандаш «Живопись», круглое зеркальце — разбитое (в трещинах).
...Десятью метрами выше. Кажется, Галя Переходюк — узнать трудно... Да, это она — узнаю по шапочке, которую ей связала Эльвира. Пуховка серая. Пояс зеленый на груди. На нем два карабина — один из них «папа Карло». Обута в валенки, сверху чехлы из палаточной ткани. На руках красные шерстяные носки. С правой руки носок сполз, и видно кольцо...»
Мы нашли всех восьмерых. Восьмая — Нина Васильева — лежала в разорванной по коньку палатке под телом Вали Фатеевой, и японцы ее не заметили. Они изучили обстановку визуально, не трогая ничего руками, ибо сочли, что это могло бы противоречить национальным обычаям, этике, ритуалу.
