Александр Кикнадзе - Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.
Токио, середина октября 1964 года, Олимпиада. Самая бессонная из всех, на которых приходилось работать. Материалы, переданные по телефону до четырех утра, успевали попасть в очередной выпуск «Советского спорта». Потом в моем номере довольно большая бригада распределяла обязанности на следующий день, а в семь часов (ни минутой позже!) заявлялись шустрые улыбчивые японские студенты, нанявшиеся на время Игр работать уборщиками и полотерами, и не было силы уговорить их приходить хотя бы через час («Тогда, миси-миси, — извините, пожалуйста, — мы не успеем на лекции»).
А тем утром меня разбудили около шести. В дверях стоял стыдливо улыбавшийся редактор еженедельника «Футбол» Мартын Иванович Мержанов. Он приехал на Олимпиаду туристом, кроме футбола его ничего не интересовало, спал сколько хотел, завидовали мы ему…
— Позвольте, я всего на минуту, — произнес гость.
«Какого черта тебе надо?» — в сердцах подумал я и, изобразив картонную улыбку, процедил:
— Рад видеть, присаживайтесь.
— Я долго думал, будить вас или нет, но в конце концов решил: надо! Если бы знали, какие две новости услышал только что по радио! Вчера, обштопав торпедовцев со счетом четыре-один, тбилисские динамовцы стали наконец чемпионами СССР. Примите поздравления… Если «Спартаку» не удалось на этот раз, пусть уж лучше тбилисцы, чем… — собеседник, деливший мир на поклонников «Спартака» и негодяев, умолк, давая мне возможность додумать, какие команды он имел в виду.
Зная, что радость за давно любимых тбилисских динамовцев не позволит мне «сомкнуть усталые вежды», Мержанов, удобно расположившись в кресле, завел разговор о том, почему с его точки зрения оступился один клуб и возвысился другой, потом, если не изменяет память, сослался на качество судейства (эта проблема была насущной и в те времена), после чего постарался помочь мне лучше представить ход олимпийского футбольного турнира. На этом месте я сдался и задремал. Очнулся, когда услышал:
— Спите, голубчик, спите, я, пожалуй, пойду.
Прихрамывая и опираясь грузным телом на толстенную палку, с которой не расставался после войны, он двинулся к двери. Я не удержался:
— Вы хотели сообщить еще одну новость.
— Ах да, чуть не забыл. Хрущева-то выпи…
Осекшись на мгновение, воспитанный человек не удержался и произнес слово, очень похожее на «выпихнули».
Теперь о сне пришлось забыть надолго.
…Москва подтвердила в выпусках радиоизвестий победу тбилисских динамовцев. О смешении же Хрущева не сообщала ничего. Ни в этот день, ни в следующий. Хотя об этом трезвонили все радиоголоса мира.
Долго буду помнить большого знатока и безгрешного любителя футбола Мартына Мержанова, треснувшего себя полбу:
— Ах да, чуть не забыл.
Какой великолепный артистических ход придумал! Он как бы говорил: что бы ни происходило в мире, футбол есть футбол, а все остальное не так уж и важно (песни: «а все, что кроме, уладить можно с помощью зонта» в те годы еще не знали).
В футболе, как и в политике, как и в жизни вообще, своя борьба за первенство, свои дороги к самоутверждению, и свои интриги тоже. Кого-то судьба благосклонно возносит на пьедестал, а кого-то безжалостно сбрасывает: подучись немного, окрепни духом и телом, яви умельство, быть может, тогда я снова положу на тебя глаз… Борьба спортивная, она честнее, открытее подковерной политической борьбы с ее заговорами, наветами, судебными тяжбами. Здесь человек на виду, и от слова его, написанного самыми изощренными спичрайтерами, не зависит ничего — только отдела, подразумевающего искусство и самоотреченность.
На свете существует лишь один обожаемый интриган. Имя ему — футбол.
Последуем за ним по крупнейшим соревнованиям современности. Не оставим без внимания ни один континент. Приглядимся к своим и чужим взлетам и падениям. Постараемся увидеть их истоки. И попытаемся найти ответ на вопрос: чем опыт, «сын ошибок трудных», способен помочь российскому футболу. Сегодня и завтра.
* * *
А начнем с чемпионата мира 1966 года в Великобритании.
В результате невероятно закрученных интриг еще на дальних подступах к пьедесталу споткнутся Бразилия, Италия и Испания, а советская сборная первый и последний раз в XX веке окажется в числе главных претендентов на лавры. Тем сюжетам и картинам не выветриться из памяти.
Часть первая
Скандал на родине футбола
Кивок. — Что помешало мне удалить с поля Тофика Бахрамова. — Стоит ли верить судье, который говорит: «Я никогда не поддаюсь воздействию трибун»? — Отчего автоинспекторы живут мало, а дирижеры — долго.
Глава I
Новый взгляд на давнюю историю
Способен ли мало кому известный человек одним лишь кивком вызвать всплеск восторга и негодовании стотысячного разноязыкого скопища?
Может. Если это футбол. Если это стадион «Уэмбли». И если это финальный матч первенства мира 1966 года.
Восемнадцать секунд, выхваченных из жизни поединка Великобритания—ФРГ, вызвали множество противоположных мнений и толкований. Мне те секунды дороги не просто как память. В них слились и высветились неисследованные стороны футбола, заслуживающие в годы всеобщих ссор и расхождений особого внимания.
После привычных девяноста минут ничья — 2:2. Предстоят дополнительные полчаса. Страсти раскалены до предела. Забыл о своих обязанностях разносчик мороженого, замер, разинув рот. Медленным шагом, будто стараясь сберечь последние капельки сил, выходят на поле футболисты. Губошлеп с ними, ему наплевать на зрителей, протягивающих деньги… чем еще остудить пыл? Миллиона порций хватило бы на стадион?
Как человек, которому приходилось судить футбол, с особым вниманием приглядываюсь к действиям арбитра и его помощников — способны ли они сохранять хладнокровие и объективность в такой обстановке, не поддадутся ли окаянному желанию польстить хозяевам? Англия, подарившая миру футбол, жаждет завладеть наконец и его короной. Победа станет всемирным триумфом. Поражение — национальной трагедией. Как бы безгрешны ни были служители закона, разве могут он и заставить себя забыть об этом? Полчаса, когда нервы на взводе, когда каждый шаг в погоне за быстро перемещающейся игрой требует усилий, которых никогда не поймет человек, не судивший «третий тайм», когда высшим счастьем считается возможность два-три раза подряд спокойно глотнуть воздух. А на тебя устремлены двести тысяч придирчивых и недоверчивых глаз. И ты не имеешь права думать о себе, ты как материальная субстанция растворился, избыл, тебя с твоими переживаниями вообще нет как та-ко-во-го. Не зря говорят: чем меньше напоминает арбитр о своем существовании, тем лучше идет и фа.
Десятая минута дополнительного отрезка. Центрфорвард англичан Херст, на миг опередив мощного опекуна, от души бьет по воротам. Голкипер бессилен. Отскочив от перекладины и ударившись о землю, мяч взвивается над «рамкой».
Словно по команде вскидывают руки английские игроки, обнимают друг друга; на нижнем ярусе вспыхивает джига. Когда-то этим веселым танцем заканчивались комические спектакли в шекспировском «Глобусе»… похоже, что близок к концу и этот драматический спектакль… Старый испытанный прием воздействия на судью в ситуации, часто возникающей на футбольном поле: «было — не было!».
Швейцарец Динст, находившийся за пределами штрафной площади, останавливает игру и сразу оказывается в немецком окружении; лица, выкрики, жесты умоляют и требуют: «Нет! Нет! Нет!» С трудом пробив дорогу сквозь плотный заслон, Динст на всех парах мчится не к центру поля, что значило бы: «Гол!», а к боковой линии. Загорается надежда у немцев, они дают ему добежать до лайнсмена с оранжевым флажком — Тофика Бахрамова из СССР. После того, как игра была остановлена, тот замер на месте, не сделал и шага в сторону от угловой отметки. А это по принятой системе бессловесного обмена информацией означает, что ни-че-го не про-изо-шло!
Но как только подбегает Динст, Бахрамов вдруг кивает. Быстро сообразил, рассчитал, прикинул? Бахрамова окружают немецкие игроки. Они негодуют. Вместе с ними возмущается чуть не четверть стадиона — на трибунах полно туристов из ФРГ. Зато как буйно ликуют умеющие обычно скрывать свои чувства джентльмены и просто мэны, сэры и пэры, лорды и милорды… Игроки видят улыбающуюся королеву и за минуту до конца, движимые невероятным энергетическим запалом, забивают четвертый гол. Веселись, Британия, пришел твой день!
На стадионе, «среди бушующего моря страстей» (отдает штампом, но ничего лучше придумать не могу) один только равнодушный ко всему происходящему человек. Он сидит за мной и, не отрываясь, читает книгу. Как втесался этот широколицый улыбчивый книголюб в небольшую советскую пресс-группу (а в нее было очень трудно попасть, отказали многим хорошим журналистам), мы поняли, лишь когда узнали, что никакой он не сотрудник КГБ — с этим набором уже и так был полный порядок, а — бери выше! — племянник одного главпартбарина из жаркой республики.
