Петр Дементьев - Пека о себе, или Футбол начинается в детстве
— Ну-ка, Демеша, давай ты!
Нравились мне также уроки рисования и черчения. А вот русский язык не любил — уж очень много приходилось учить правил. Помню, как старательно зубрил одно и то же правило на шипящие буквы Коля:
— Щи да каша — пища наша. Волки рыщут — пищу ищут.
Жилось нам в те годы очень трудно. Заработки у родителей были невысокими. Работали они на Невской ниточной мануфактуре, построенной еще в начале века англичанами. После Октябрьской революции она перешла в собственность государства и получила название фабрики имени Халтурина, а позднее, после смерти Кирова, переименована в Прядильно-ниточный комбинат имени Кирова: И не случайно — на комбинате Киров был своим человеком. Часто приходил сюда из Смольного пешком и всегда без охраны; одет был очень просто — гимнастерка и галифе, заправленные в высокие сапоги. Его любили и знали в лицо все фабричные — и взрослые, и детвора. Завидя издали, мы выбегали его встречать, крича хором:
— Киров, Киров пришел!
А он нас смущенно успокаивал:
— Ну что, ребята, вы так кричите!
Бывшие хозяева фабрики построили для рабочих шестиэтажный дом из красного кирпича (типа общежития с коридорной системой и крохотными квартирками). Стоял он на Малой Болотной улице прямо напротив фабрики и значился под номером XI. В одной из квартирок, состоявшей из комнаты и кухни, ютилась наша семья из восьми человек.
Как только дети рабочих подрастали, родители приводили их на фабрику. Здесь они проходили курс обучения, а затем занимали рабочие места, чаще всего идя по стопам родителей. Так создавались фабричные династии, в том числе и наша. Отец, Тимофей Дементьевич, поступил сюда молодым парнишкой, овладел грамотностью и специальностью в такой мере, что был назначен мастером цеха еще при хозяевах-англичанах. Мать, Фекла Федоровна, была привезена в Петербург из вологодской деревни двенадцатилетней девочкой-сиротой. Проработала на фабрике всю жизнь, страдая под старость тяжелым профессиональным заболеванием. Следом за ними порог фабрики переступили мои братья Александр и Иван, сестры Анастасия и Вера, а потом их дети и внуки. К нашей династии текстильщиков причислили впоследствии меня и брата Николая за высокие спортивные достижения, хотя мы никогда на фабрике не работали.
В развитии фабричного спорта большую роль сыграли бывшие хозяева-англичане, основавшие еще до революции «Невский футбол-хоккей-крикет-клуб» с уютным стадионом и прекрасным травяным полем. После революции какие-то головотяпы-администраторы устроили там дровяной склад. Дрова шли на отопление самой фабрики и дома, где жили рабочие, поэтому возражать было трудно. Но тяга к спорту у рабочих была так велика, что они стали проводить субботники и, не затратив ни копейки из фабричной кассы, построили рядом новый стадион. Правда, футбольное поле оказалось не столь высокого качества, как у англичан.
Этот стадион стал моим любимым местом с детских лет. Воспитывались мы, прямо скажем, по-спартански, летом спали под открытым небом, забираясь на крышу сарая. Семьи текстильщиков были, как правило, многодетными, а жилищные условия такими же стесненными, как и у нас. Поэтому на дворе и стадионе всегда было полным-полно ребятни, самым любимым развлечением которой стала игра в футбол.
Я увлекся футболом сразу же, как только увидел на поле своих старших братьев. А вот Колю долго не удавалось приобщить к спорту: футболу он предпочитал голубей. В детстве Коля был довольно тихим мальчиком, любимчиком матери. Я же, озорник, любил над ним подшучивать. Приманит, бывало, Коля чужака, а я возьму и выпущу его. Но не со зла. Просто не понимал я этой его страсти, которая, по собственному признанию брата, осталась в его сердце на всю жизнь. Да еще мне очень хотелось, чтобы Коля был рядом со мной на футбольном поле. Но, увы, он вообще не любил подвижные игры, где я всегда верховодил. Здесь нужны были быстрота, ловкость, смелость, выносливость, которыми Коля от природы не обладал.
Взять, к примеру, такую игру, как чехарда. Играли в нее группа на группу (трое на трое, четверо на четверо): трое «водили» (держали), а трое запрыгивали. Когда прыгал последний, кричали:
— Раз, два, три — чехарда, держи!
Заметив мою великолепную природную прыгучесть, старшие по возрасту ребята старались заманить меня в свою команду, предоставляя мне прыгать последним. Мне всегда удавалось запрыгнуть и удержаться, поэтому водили мы редко.
Для победы в другой популярной у нас игре надо было обладать хорошими скоростными качествами. Согласно ее условиям один игрок располагался в центре квадрата, а четверо других — по углам. Угловым игрокам надо было быстро меняться местами, а центровому (водящему) успеть во время их перебежек занять чье-нибудь место в углу квадрата. Наши выдумки на игры были неистощимы: штандер, лапта, «попа-загоняла»… Для игр в ход шло все. Так, на стадионе стояли рядом два шеста для поднятия флагов. Мы устраивали лазание по ним на спор — кто скорей доберется до самого верха.
Однако самым любимым занятием оставался футбол. Мы, подростки, играли обычно группа на группу (двенадцать на двенадцать, пятнадцать на пятнадцать человек) на вылет. Затем делали перерыв — обязательно купались в Неве. Я обычно уходил от ребят вдоль берега к Александро-Невской лавре и оттуда плыл два-три километра в прохладной невской воде к Охтинскому мосту. Здесь они меня встречали, и мы снова шли играть в футбол. Было у нас и такое развлечение — прыгать в воду с баржи. Тогда по Неве на баржах перевозили дрова. Высота подобной «вышки» была не менее четырех метров, и, чтобы прыгать с нее, надо было обладать и ловкостью, и смелостью.
Гребной спорт освоили тоже самостоятельно. Недалеко от нашего стадиона была устроена для рабочих лодочная станция, охраняемая стареньким сторожем. Взрослые пользовались ее услугами очень редко. С разрешения сторожа мы садились в лодки и пускались в путь по Неве, гребя против течения. Пройдя на веслах определенный отрезок, возвращались на станцию.
Вот так, исподволь, я и мои сверстники, вообще-то не задумываясь о том, чтобы стать знаменитыми спортсменами, сами себя к этому готовили. Часто с нами, мальчишками, ходила купаться на Неву высокая девочка Клава Алешина. Мы жили с ней на одном этаже. Впоследствии она стала знаменитой пловчихой, рекордсменкой страны. С детства запомнился мне очень аккуратный мальчик в коротких чистых штанишках, который приходил на халтуринский стадион всегда с мамой. За это мальчишки подвергали его жесточайшим насмешкам и каждый раз норовили вывалять в грязи — уж очень нелепо он выглядел среди нашей чумазой братии. В конце концов ему поставили ультиматум — или приходи без мамы, или вовсе не приходи. Пришлось ему упросить маму не сопровождать его на стадион, после чего отношения у него с ребятами наладились. А сам мальчишка — это был Виктор Набутов — стал впоследствии прекрасным футбольным вратарем и популярнейшим спортивным комментатором.
В зимнее время мы любили играть в хоккей. В кладовках стадиона было много брошенного спортивного инвентаря, оставшегося в наследство от англичан. Мне достались жексонки с длинными закругленными носами, мешавшими быстро передвигаться по льду. Я отрезал их и гонял по катку на большой скорости. Клюшку, как и все ребята, сделал сам. Брался стебель камыша, и к нему приделывалась разломанная пополам конская дуга. Сверху наклеивалась кожаная обмотка.
На катке пропадал часами, но футбол не забывал и зимой. Пока хоккейная одежда сушилась у печки, я выходил с мячом в коридор, узкий и длинный. Молодежь частенько устраивала здесь танцы, проходившие всегда в обстановке чинного веселья. Аккомпанировал мой старший брат Александр, прекрасно игравший на гитаре и баяне. Я частенько становился рядом с ним и с восхищением следил за его пальцами, мечтая научиться играть так, как он. Но Александр, видимо, не замечал моего интереса к музыке, а сам я не решался к нему обратиться.
В этом коридоре нам разрешалось играть в футбол. Играли арабским мячом — это такой маленький литой мячик черного цвета, по размеру чуть меньше теннисного, напоминавший голову маленького арапчонка. Устраивали матчи — трое на трое, причем к игре детворы часто присоединялись взрослые.
С футбольным мячом я не расставался никогда. Ложась спать, клал его под кровать. Успехи на футбольном поле сделали меня своего рода кумиром ребят Малой Болотной улицы. Они, кстати, и окрестили меня «Пекой». Помню, как по дороге в школу (я учился во вторую смену) меня частенько останавливали старшие ребята-беспризорники. В те годы они тоже сколачивали футбольные команды и проводили «чемпионаты» на небольших площадках во дворах. Каждая такая команда закрепляла за собой «стадион» — клочок земли между многоэтажными зданиями.
Эти ребята сразу оценили мою игру. И сколько раз повторялось одно и то же: они отбирают у меня школьную сумку и тащат играть за свою команду. Я упираюсь, говорю, что отец будет ругать меня за прогулы в школе, но все мои доводы оказываются для них совершенно неубедительными:
