Никита Симонян - Футбол – только ли игра?
А болельщики мне действительно не простили бы. Может, и обошлось бы без мордобития, но в глазах людей, которые не были мне безразличны, я многое потерял бы.
Поклонников «Спартака» отличает редкое постоянство. Мой друг Алексей Михайлович Холчев, инженер, из шестидесяти прожитых лет пятьдесят болеет за «Спартак». Зная, что работаю над книгой, отложил все свои дела, пришел – беспокоится, что не все расскажу о его любимой команде, упущу что-то важное. Сел на диван:
– Надо обязательно написать, как ты от многого отказывался во имя футбола, как ты многим жертвовал.
Алексей Михайлович – романтик по натуре, и лексика у него романтическая. Наверное, если от чего-то и отказываешься ради любимого дела, то это не воспринимаешь как жертву. А работа, тренировки до ночи… Так ведь все мы в «Спартаке» работали немало. Тот, кто себя щадит, не добьется успехов в футболе.
Многие футбольные навыки обретаются в ранние годы. Я уже говорил, что с детства появились у меня нацеленность на ворота и жажда забивать. И я уже тогда ставил удар: не хотелось мазать. И в «Спартаке» особое внимание уделял удару по воротам. Иногда работал у батута, чаще с партнерами, благо никого из команды не приходилось уговаривать составить компанию – многие оставались после тренировки. Просил накидывать мне мячи слева, справа. Иногда кто-то из игроков имитировал сопротивление, чтобы отработать уход из-под опеки, научиться действовать в обстановке строгого надзора. Но главным оставался удар. Ставил цель затрачивать на него минимум времени, доли секунды – в два такта, в один такт: остановка и тут же удар, или удар в одно касание. Удар с ближней ноги, которому учился у Николая Дементьева, но так и не достиг его совершенства. Обычно, если мяч идет справа, все ждут, что ты пробьешь левой ногой – так удобней. А удар ближней к мячу ногой всегда неожидан для соперника, для вратаря, они не успевают сориентироваться…
Придя на стадион, все увлекались, порой только сумерки, сгустившиеся над Тарасовкой, заставляли покинуть поле.
Конечно, многое у футболиста зависит от интуиции, которая тоже в общем-то развивается в детстве. Впоследствии я смог разобраться в интуитивном действии, выделить основные правила, объяснить их другим. Но не всегда это возможно – разложить по полочкам все движения. Григорий Иванович Федотов, который владел удивительным ударом (корпус клал почти до земли, и мяч шел, прижавшись к газону, никогда не летел выше ворот), не мог объяснить его теоретически. Показывал сколько угодно – пожалуйста, смотрите, учитесь. Но как повторить Федотова?
Иногда игрок бьет просто в направлении ворот, ориентировочно предполагая, где должен быть вратарь. Футболист обязан играть с поднятой головой. Должен видеть расположение вратаря, мгновенно рассчитывать, куда послать мяч, в какую точку. Никогда не старался наносить пушечный удар. Удар должен быть средней силы, но точным.
Будучи тренером, останавливал игроков, которые пытались вложить в удар всю силу. Ну, думаешь, сейчас он сетку прорвет или вратаря нокаутирует, а мяч… летит выше ворот.
Мне всегда импонировали игроки-интеллектуалы, которые все видят, умеют все мгновенно оценить. Читают игру.
– А экспромты? Как они рождались? – подбрасывает вопросы верный спартаковский поклонник. – Из заранее отработанных приемов?
Какие-то ходы, безусловно, отрабатываются на тренировках. Никогда не знаешь заранее, чем кончится возникшая ситуация. Все диктует игра. Ход должен продумываться мгновенно.
Помню, как после матча с донецким «Шахтером» в Москве председатель Спорткомитета Николай Николаевич Романов сказал, что мы забили позорнейший гол. А было так. С молниеносной быстротой разыграли мяч в штрафной площадке. Передали его Сальникову, он был на ударной позиции и мог сам поразить ворота. Но в это время в более выгодном положении оказался я, и он тотчас переадресовал мяч. Я тоже мог бить, но успел заметить, что на полном ходу мчится Игорь Нетто: «Отдай!» – я тут же отдаю ему мяч, и он с линии вратарской площадки посылает его в сетку. Это – классика. Да, и Сальников и я могли нанести удар, но мы в доли секунды оценили перемены в ситуации. Почему же гол сочли позорным? Видите ли, он был забит только с третьего паса. Но ведь его вероятность возрастала, и мы этим воспользовались, следуя логике, смыслу, красоте игры.
Мы, пожалуй, раньше, чем другие команды, оценили значение технического мастерства и тактической зрелости для победы. В этом все больше убеждали нас матчи с зарубежными футболистами.
В Москву приехал австрийский «Рапид». Предстояла товарищеская игра. Обе команды вышли на разминку. Разминаемся и вдруг слышим восторженный гул на трибунах. Отчего шумит народ? Оглядываемся: наши соперники встали в кружок и жонглируют мячом, передают его друг другу в воздухе, долго не давая опуститься на землю.
Начался матч. Мы предложили высокую скорость, и скоростные действия оказались не под силу «Рапиду». Он проиграл нам 0:4, хотя игроки в команде были выдающиеся – Динст, Ханаппи, Меркель, Хаппель… Против Хаппеля, центрального защитника, мне и пришлось играть. Впоследствии он стал известным тренером. Долгие годы работал в ФРГ с командой Гамбурга, готовил сборную Голландии к чемпионату мира в Аргентине в 1978 году…
Вполне вероятно, на австрийцев подействовал фурор, который они произвели на зрителей, футболисты расслабились, рассчитывая на легкий успех. Во всяком случае, они быстро извлекли урок из поражения и в следующей игре – с московским «Динамо» – уже перестроились. И мы увидели, как силен «Рапид» в техническом отношении.
В начале пятидесятых весь футбольный мир заставила говорить о себе сборная Венгрии. В 1953 году она обыграла сборную Англии 6:3. Впервые англичане потерпели поражение на своем поле – и какое! Мы смотрели заснятый на пленку матч и ясно видели превосходство венгров в технике. Они демонстрировали футбольное мышление, способность игрока предвосхитить ход соперника. Они творили на поле, а англичане рядом с ними напоминали хорошо отлаженную, но уже несколько устаревшую машину, действующую в пределах заданных параметров. И совершеннейший разгром ждал родоначальников футбола в Будапеште – 1:7!
Мы сами убеждали тренеров, что нам надо больше работать над техникой, тактикой, развивать футбольный кругозор, футбольный интеллект. К этому прибавлялась высокая игровая дисциплина команды. Если кто-то передерживал мяч, не спешил передать его партнеру, который был в более выгодном положении, сразу раздавался окрик: «Не тормози игру!» Если защитники сломя голову мчались вперед, оголяя тылы, в то время как линия нападения и без них могла справиться, тоже следовала немедленная коррекция действий. Причем подчинение дисциплине не мешало каждому проявлять свои индивидуальные особенности.
Мишель Идальго, тренер сборной Франции, говорил, что решающим для него критерием при отборе игрока является талант, ибо невозможно не верить, что талант, неизменно сопровождающийся мыслью, интеллектом в игре, не привнесет чего-нибудь коллективного. Лучшим примером такого «привнесения» он считает Платини, наиболее одаренного и самого «коллективного» игрока в команде.
И в «Спартаке» как раз больше всего ценилось то, что ты привносишь в коллектив, в коллективные действия.
Команда располагала большим тактическим арсеналом – фланговые атаки, стенка, разнообразные передачи. Основным же нашим достоинством было то, что мы дорожили мячом, требовали этого друг от друга. «Спартак» тех лет, на мой взгляд, был способен перестроиться на любую тактику. Скажем, 4:2:4. Назад отводился бы Алексей Парамонов, который отлично мог сыграть переднего центрального защитника, в среднюю линию отошел бы Сальников, и осталась бы четверка нападения – Татушин, Исаев, Ильин и я. Могли перестроиться и на схему 4:3:3 – отошел бы в среднюю линию Исаев, обладавший всеми качествами полузащитника. И современную схему освоили бы, к этому тоже были готовы. Татушин и Ильин остались бы впереди, а я сыграл бы под нападающего, взяв на себя часть диспетчерских функций. Но, разумеется, потребовалась бы нынешняя методика подготовки.
Наша команда всегда жила коллективным мнением, держалась на нем. Не припомню давления тренеров, авторитарности, какого-либо насилия с чьей-либо стороны. Такой стиль работы, отношений во многом шел от Николая Петровича Старостина, превыше всего ставившего человеческое достоинство. Так и слышу старостинский густой, сочный голос:
– Ну, как ты считаешь, кого будем ставить на игру?
НАДЕЖДЫ, ВСЕГДА НАДЕЖДЫ…
Мельбурн – крупный город Австралии.
Мельбурн – важный морской порт. Это еще из школьной географии осталось.
Но тогда я, естественно, не предполагал, что доведется побывать в столь далеком городе, что с ним будет связано одно из самых интересных событий моей жизни, один из самых важных фактов моей футбольной биографии: я участвовал в Олимпиаде, единственный раз.
