Виктор Коноваленко - Третий период
Мы безоговорочно верили своему тренеру, и он отвечал нам тем же. Так между командой и тренером возник контакт, без которого невозможна результативность совместной деятельности. Благодаря этому Богинов, как никто другой, мог настроить команду на матч, пользуясь разнообразными приемами Например, мог сыграть на самолюбии игроков.
Вот только два интересных эпизода.
Долгое время «Торпедо» никак не могло выиграть у ленинградской команды ОДО. И вот в очередной – для меня это было в первый – приезд на матч в Ленинград Богинов собрал перед игрой участников памятной для него встречи. Я уже рассказывал, как юные горьковчане обыграли молодежную команду Ленинграда на турнире в Горьком со счетом 20:1. Теперь многие из тех ленинградцев выступали за свой Дом офицеров – эта команда представляла город в классе «А».
Так вот, Дмитрий Николаевич и говорит торпедовцам:
– Мужики, я что-то не могу понять: либо тот ваш выигрыш был чистой случайностью и вы на самом-то деле ничего не стоите как бойцы, либо та победа вполне закономерна и вам, значит, вполне по силам обыграть нынешнюю ленинградскую команду. Давайте сегодня решим этот вопрос. Согласны?
В том матче – а мы победили тогда 4:1 – совсем незначительная часть участников молодежной команды склонила чащу весов в нашу пользу. Вот что значит твердый победный настрой группы лидеров.
Второй случай произошел позже, в ходе поездки нашей молодежной сборной в США в 1960 году. Нам, совсем молодым игрокам, доверили тогда представлять советский хоккей за океаном. Причем несколько игр мы должны были сыграть со сборной США, ставшей, как известно, в том году олимпийским чемпионом.
Первый матч проводили в городе Гранд-Форксе против команды местного университета. Университет – американский, наши противники – канадцы. Они учились в Гранд-Форксе, а заодно защищали честь американского хоккея. А может быть, наоборот – защищали честь американского хоккея, а заодно учились в университете? Впрочем, это для нас роли не играло. Важнее было другое: команда, безусловно, классная, флаг ее – силовая игра. Мы устали после перелетов, разница во времени с Москвой – девять часов. Не сразу привыкаешь. Чувствовали себя, как говорят, не в своей тарелке. К тому же многие наши ребята перегорели. Когда очень хочется сыграть хорошо, не всегда получается. Нервничать и играть – трудно. А нервничали все.
Пять матчей мы провели на американском льду. И самым трудным был этот, первый. В начале игры неоправданно робели перед американцами.
В перерыве Богинов обратился вначале к Вале Сенюшкину, Игорю Деконскому и Володе Юрзинову:
– Вот вы трое в своих командах претендуете на роль лидеров. Так?
– Так, – отвечают все трое.
– Так что ж ваньку валяете! Играть надо! Или на скамейке хотите посидеть? Устали? А может, вообще домой отправить? Там выспитесь и оладышков маминых поедите!
Все трое опешили от такого напора, робко пытались что-то возразить, но Богинов продолжал так же энергично:
– Сахаровский!
– Я!
– Чистовский!
– Я!
– Лев! (Халаичеву.)
– Я!
– Сейчас выйдете и забьете две шайбы! Все! Разговор окончен!
Они не забили тогда даже одной. Но зато перевернули игру и повели за собой остальных.
Во втором перерыве очередь дошла до меня.
– Если ты еще гол пропустишь, это будет твой последний матч в этом турне. А когда приедем в Горький, я расскажу ребятам, что ты не смог устоять против заштатной команды студентов из города, в котором живет-то всего 13 тысяч жителей, три из которых учатся в университете! Все понял?
Что я мог возразить? Пробурчал что-то в ответ и, опустив голову, пошел на лед.
Американцы были ошарашены – им казалось, что теперь в той же форме против них играла совсем другая команда.
Мы победили в той встрече. А потом и во всех последующих, в том числе и со сборной США. Все пять встреч я отыграл тогда почти без замены. Видел, тренеры мною довольны. Во всяком случае больше ни Богинов, ни Николай Семенович Эпштейн – он вместе с Богиновым был с нами – никаких серьезных замечаний мне не делали.
Когда летели обратно, решил пообщаться с Дмитрием Николаевичем. Подсел к нему, вспомнил разговор во время первого матча.
– Что же вы мне раньше-то никогда так не говорили? – спрашиваю.
– Я ждал, когда ты поймешь: твой вклад в дела команды может быть очень велик. И ни один даже самый выдающийся хоккеист, ни одна тройка, ни одна пятерка не способны обеспечить успех клубу настолько, насколько это можешь сделать ты... Ты понял это наконец?
Я и раньше знал и чувствовал, что вратарь в команде многое значит. После слов тренера я укрепился в этом и пересмотрел свое отношение к делу. Тренировался я всегда с удовольствием. Не сачковал. А после нашего разговора все чаще просил тренера позаниматься со мной дополнительно, дать мне отдельное задание. И работал, работал...
«С тренера – двойной спрос, – писал в одной из своих книг Анатолий Владимирович Тарасов. – Как с учителя, организатора молодежи – во-первых. И как со специалиста-профессионала – во-вторых».
Богинов был для нас вначале в большей степени педагогом, воспитателем. Он, будучи прекрасным психологом и интересным человеком, сумел увлечь нас не только самой игрой, но и друг другом. И из «команды-середнячка», как он сам говорил, создал боеспособный коллектив, вошедший в число интереснейших команд страны.
Многие из нас обязаны Богинову тем, что окончили учебу. Я, в частности, осилил и среднюю школу, и школу тренеров в Малаховке, и институт физкультуры. Он заставлял нас учиться, как заставляют родители трудных подростков: постоянно контролировал, приходил домой, проверял, чем занимаемся в свободное время. Иногда высмеивал за нашу нерадивость, ставил в пример Солодова. Мы порой обижались, а потом усердно принимались за учебники.
В итоге государственные экзамены я сдал без троек.
Шли годы. Постоянно рядом с нами был тренер. Мы повзрослели, обзавелись семьями, детьми, опытом – не только в хоккее, но и в жизни. Многое стали понимать. Некоторым казалось, что теперь они во всем настолько хорошо разбираются, что никакой тренер им уже не указ.
С одной стороны, процесс естественный: ученики вырастают, и в их отношении к учителю появляется критический оттенок. Уже не безоговорочно принимается каждое слово назидания. Но, с другой стороны, постоянным остается такое понятие, как дисциплина. Некоторые забыли об этом.
В команде назрела конфликтная ситуация. В самый, казалось, неподходящий момент – в начале сезона – конфликт вспыхнул. Мы готовились к сезону в Москве – искусственного льда нигде тогда не было, кроме как в столице. Той осенью 1962 года жили мы на базе ЦСКА. Вроде бы удобно – все под рукой: и питались здесь же, и тренировались. Но однообразие это в конце концов сильно надоело, нам захотелось хоть на пару дней сменить обстановку. А тут как раз случай представился.
Сразу после сбора мы вступили в спор за приз газеты «Советский спорт». Провели два матча и победили. До следующей игры – с «Крыльями Советов» – целых пять дней. Ну мы и насели на нашего капитана Игоря Шичкова: иди, мол, поговори с Богиновым, скажи, что устала команда, что нужна разрядка. Мы еще после очередной игры не отошли, устали как черти... Возвращается Шичков: Богинов предлагает вызвать сюда, в Москву, жен, детей. На такой вариант мы не согласились – нам во то бы то ни стало самим нужно было сменить обстановку.
В общем, уломали тренера отпустить нас на два дня домой, в Горький. При одном условии: за два дня до матча все как штык должны быть в два часа дня на тренировке...
Они опоздали к назначенному сроку ровно на сутки, пять ведущих игроков: Сахаровский, Чистовский, Халаичев, Дубинин и Немчинов. Совестно было за ребят. Мне во всяком случае. Они же хорохорились. Масла в огонь подлило принципиальное выступление Богинова. Провинившиеся, что называется, закусили удила. Было задето их самолюбие: как, их, лидеров команды, наказывают? Когда приехали все на игру, они решили «отомстить» (кому: команде? тренеру?) и отказались выйти на лед. Даже не разделись. Как ни предупреждал Богинов, что все это плохо кончится, ничего не подействовало.
«Торпедо» выиграло встречу и без лидеров – 3:2. Но уже вокруг такое началось: что, да как, да почему? Все спрашивают. И ничего вразумительного в ответ не скажешь. Между собой решили, что «приговор» вынесет команда. Уже и время собрания назначили. Но неожиданно приехал кто-то из высокого начальства, и все было решено немедленно: Сахаровского с Халаичевым дисквалифицировать и отчислить из команды, для остальных троих условная дисквалификация с лишением звания мастеров спорта.
