Кшиштоф Барановский - Вокруг света на «Полонезе»
«Раз ты за винкелем (углом), ты — в безопасности», — гласит местная пословица. Хотя всем мореплавателям это известно, ни в лоциях, ни в атласах никакой информации не дается. Но мне и не нужно было знать больше. Я решил держаться подальше.
Ветер усилился еще, и плавание становилось слишком острым. Спустив грот, я привязывал полотнище на гике, когда сбоку ударила крутая волна. Я не видал ее, да и не думал, что в такую погоду требуется особое внимание. Однако я глубоко заблуждался. Яхта неожиданно легла бортом на воду, и палуба, превратившись в вертикальную стенку, убежала у меня из-под ног. Мне было не удержаться на мокром и скользком бревне, и я сорвался в воду, словно созревший плод. Это было очень глупо. Мне кажется, что точно так же должен чувствовать себя жокей, вдруг вылетевший из седла на ровной дорожке.
«Полонез» сразу же вернулся в нормальное положение, а вместе с ним и я, сидевший на краю палубы. Меня спасла стойка релинга, ушедшая в тот момент под воду. На таких стойках крепятся два стальных тросика, образующих иллюзорный барьерчик по краю палубы. Если бы я попал между стойками, то наверняка бы пролетел и между тросиками. А так я только больно стукнулся коленкой, чем остался даже доволен.
Промокнув до нитки, я спустился вниз, чтобы переодеться и немного согреться. И решил, что стучать зубами от страха буду не сейчас, а потом во время плавания через Тасманово море и Тихий океан.
К берегам Антарктиды
С полудня штормит — Тасманово море показывает свои белые клыки. Ветер срывает с волн пенистые гребни и уносит их, наполнив воздухом. Волны ударяют в яхту мягко, и только мачта дрожит от вибрации штормового паруса. Дует с севера, а я пытаюсь плыть на юго-восток, в сторону острова Стьюарт, — к южному мысу Новой Зеландии. Я лежу на койке и стараюсь не слушать мрачного завывания ветра, хотя это трудно. Наверху работы для меня нет, пока снова что-нибудь не «откажет». И я лежу, потому что на койке легче всего удержаться, в чем мне пришлось скоро убедиться снова.
Как всегда, волна ударяет мягко, но где-то на подветренной стороне разверзается пропасть, в которую «Полонез» просто падает. Койка вместе со мной поднимается высоко вверх, выше койки другого борта. А все, что находилось в пределах камбуза, со страшным грохотом летит на пол и на противоположную стенку. Яхта тотчас же выпрямляется. По прибору видно, что она привелась к ветру. Подруливающее устройство перестало действовать. Одним махом я перепрыгиваю через штурманский стол и приземляюсь на полу, неожиданно поскользнувшись на масле, разлившемся из разбитой бутылки. Оставленный в кастрюле ужин теперь можно только вытереть, но это потом. Сперва нужно открыть крышку входного люка. В лицо ударяет ветер, но я к этому готов. Следующим прыжком я оказываюсь на корме, за нею тянется вылетевшее из гнезда перо подруливающего устройства. К счастью, в его новой конструкции, полученной из Англии в Хобарте, перо автоматически выпадает. Я спускаюсь на специальную маленькую ступеньку за кормой, достаю ногой перо и водворяю его на место. Предохранитель защелкивается — до очередной перегрузки устройства.
Само собой разумеется, я снова промок. Установив яхту на курс, возвращаюсь в каюту. Собираю осколки разбитых тарелок (термосы разбились уже давно), вытираю с пола еду, которая выглядит весьма неаппетитно, и пытаюсь ликвидировать каток, образованный растекшимся маслом. Повторять такие экзерсисы не хотелось бы, и я засовываю оставшуюся кухонную утварь в надежные места на случай, если потолок снова станет полом. По ветру «Полонез» идет спокойнее, и я меняю курс, хотя это меня совершенно не устраивает.
Уже несколько часов ветер не ослабевает и не меняет направления. Я не могу ни остановиться, ни плыть в нужную сторону из опасения, что яхта или опрокинется, или сильно накренится на волне. Мы плывем на юг и находимся уже на широте острова Стьюарт.
Ночь очень бурная. «Полонез» пляшет на волнах, и время от времени сильный удар какой-нибудь из них выводит из равновесия подруливающее устройство. Но стоит мне подумать о ручном управлении, как яхта возвращается на нужный курс. О сне не может быть и речи. Ежеминутно я посматриваю через купол, однако в темноте мало что увидишь. Слышны лишь неумолкаемый вой ветра и шипение волн.
Как в аналогичных условиях вели себя другие яхтсмены-одиночки? Рассказы тех немногих из них, что прошли этой же трассой, я помню почти наизусть. По моему мнению, примерно так же проходило плавание Чичестера, Роуза и Нокс-Джонстона. Все трое шли почти тем же путем, которым плывет сейчас «Полонез». В моей библиотечке книги этих яхтсменов — самые потрепанные, так часто я ими пользуюсь. По выходе из Сиднея Чичестер писал, что он не очень надеялся увидеться когда-нибудь со своей женой. И это после того, как его яхту основательно модернизировали на верфи, предоставленной в его распоряжение. В Тасмановом море его яхта все же опрокинулась, правда, гораздо севернее (и погода там должна была быть намного лучше, чем здесь) — Новую Зеландию Чичестер обходил с севера.
Неприятности в Тасмановом море были и у Алека Роуза. Ему пришлось высадиться в Новой Зеландии, потому что на мачте лопнула топовая оковка. А Робин Нокс-Джонстон при сильном шторме проходил проливом Фово между островами Стьюарт и Южный. Но ни один из них по разным причинам, не плыл к югу от острова Стьюарт. Какие отсюда я должен сделать выводы? Тут, по словам Чичестера, верно только одно: «в ревущих сороковых» никто не может быть уверен в завтрашнем дне.
Ночь на исходе, а яхта все мчится на юг. Давно следовало бы повернуть на восток, но пока ветер не стихнет хоть немного, делать этого нельзя. Впереди — Антарктида и айсберги.
В тряске и хаосе звуков связь с Гдыней кажется необъяснимым явлением. Узнав мои координаты и самочувствие (как всегда отличное), оператор резонно замечает, что я заплыл слишком далеко на юг. Я улыбаюсь про себя и отвечаю ему:
— Мне хочется прислать вам весточку от пингвинов!
В Тихом океане
Баунти
Никто не может сказать мне, куда следует плыть. После столь необычных приключений в Индийском океане я предпочитал идти через Тихий океан самым безопасным и одновременно самым быстрым путем. Безопаснее всего было бы плыть как можно севернее — в зоне переменных ветров, а быстрее всего — к югу от Новой Зеландии, в зоне «неистовых пятидесятых». Мне очень хотелось обогнуть мыс Горн до того, как кончится лето, и я вышел из Хобарта на юго-восток наикратчайшей трассой — через Тасманово море.
Приняв решение обойти Новую Зеландию с юга, я понимал, что придется встретиться или с островом Стьюарт, или с архипелагом Снарес. Как и все мореплаватели, больше всего я опасался земли перед носом судна. А посоветовать мне, что же лучше — идти проливом Фово между островом Южный и островом Стьюарт, либо между островами Стьюарт и Снарес, либо южнее обоих этих островов, — никто не мог. Погода могла быть плохой всюду, но чем дальше на юг, тем она хуже. Но и в хорошую погоду пролив не менее опасен из-за сильных течений и бесчисленных рифов в нем.
Итак, советчиков у меня не было, а эра клиперов давно миновала (впрочем, между «Полонезом» и клиперами было мало общего). Теперь мореплаватели обычно не проходят мимо Новой Зеландии без остановки. Что же касается меня, то я хотел бы как можно скорее миновать мыс Горн.
Но когда два нерешительных пешехода хотят разминуться… Вместо того чтобы обойти Снарес мористее, я едва не налетел на его зловещие скалы. Судя по карте этот остров должен был быть прямо по носу яхты. Его скалистые берега были бы отлично видны, но стояла ночь. Что за адская ночь! В другое время я мечтал бы о таких условиях: свежий западный ветер и мелкий дождь, который ничуть не мешает, когда сидишь под палубой в каюте. А сейчас с палубы я высматривал во тьме, не замаячат ли впереди высокие скалы. И хотя вероятность столкновения с небольшими островками на глубокой воде была незначительной, заставить себя лечь спать я не мог.
Кланяясь на обе стороны, «Полонез» мчался в мокрую темень. От бортов отваливались белые пласты фосфоресцирующей воды, за кормой в кильватер тянулась зеленоватая водяная коса, исчезающая в море и дожде. Если бы ночь была ясной, я наверняка разглядел бы темные контуры земли и не боялся бы так столкновения с нею. Между тем ничего не происходило, а беспокойство все возрастало. Я напряженно смотрел вперед, прикидывая в уме, какое влияние могут оказать на курс яхты течения. В точность показаний компаса я перестал верить и полагал, что лаг тоже «врет». Короче говоря, я не знал, где нахожусь. Впрочем, такое состояние для яхтсмена-одиночки в открытом океане — совершенно нормальное. В первый же солнечный день я смогу исправить все ошибки, допущенные приборами, и свои собственные, и точно определить координаты. Но как сделать это ночью, да еще когда перед носом скалы?
