Александр Кикнадзе - Обожаемый интриган. За футболом по пяти материкам.
За два года до того, в дни Олимпиады, я познакомился с одним спортивным всезнайкой, молодым журналистом Арнолдо. Встретились снова. Он пришел в отель со свежим номером и большими разводами вокруг глаз: «делал газету». Рядовая со спортивной точки зрения победа над бельгийцами вытеснила с первых двух полос все прочие материалы.
— В отличие от других газет мы опубликовали не только полный отчетов игре… фотографии тоже хороши, не правда ли? — но и отклики из Пуэбла, Толуки и Таско.
Арнолдо назвал первым в этом списке город Пуэбла не случайно. Он лишь «чуть-чуть» не успел доучится в одном из двух здешних университетов, слишком уж отвлекали разные политические «мероприятия»… И хотя указали ему на дверь без излишних церемоний, любовь к родному городу и его одноименной команде сохранил неомраченной. Со страшной силой радовался ее не таким частым победам, когда же она теряла очки, он вместе с ними терял смысл жизни.
Даже когда был молодым, он, несмотря на свой комсомольский задор, никогда не вмешивался в драки, возникавшие на стадионах, ибо считал их извращением святой любви к святой игре. Тут автор хотел бы заметить, что, посмотрев футбол на разных широтах — от шестидесятых северных (Швеция) до сороковых южных (Новая Зеландия), ни разу не услышал возгласа: «Мы вас повесим!». Есть на свете немало людей, считающих, что футбол, как и родину, надо любить молча, душой, не бия себя в грудь, а «иноверца» — по физиономии. Право же, не стоит делить все человечество на приверженцев твоей команды и недоносков.
…Манифестации по поводу скромной победы над бельгийцами длятся несколько дней. Около четырехсот увечий — нормальная, предвиденная плата за всенародную радость. Страна древних ацтеков полна надежд и желаний сравнить свою футбольную силу с теми, кого называют волшебниками мяча.
Увы, на пути станет Италия, лежащая в стороне от латино-американских перекрестков. Что поделать, надо ждать лучших времен.
Утихает столица. Снова превращается в обычную дорогу с нормальным движением самый большой в мире проспект Реформы.
За Мексику итальянцам мстит — в финале! — соседка-Бразилия. У ее команды — новый стиль, чуть более рациональный, чуть менее красивый. Зато как красив первый гол, забитый Пеле в цирковом прыжке, как неподражаем новый герой чемпионата Жаир, показывающий, сколь далеко может простираться власть укротителя над непокорным мячом.
Снова бурлит и неистовствует «Реформа», придет ли когда-нибудь свой футбольный праздник на эту улицу?
Терпеливо ждала своего часа Мексика.
Ждала тридцать лет. И дождалась! Победа над бразильцами в финале Кубка Конфедерации летом 1999 года превратилась в праздник национального масштаба. Глядя на торжественную телепередачу из Мехико, невольно подумал: дождемся ли мы часа своего?
Глава IV
Фаланстера и отель за колючей проволокой
Веря в грядущее справедливое переустройство мира, знаменитый утопист Шарль Фурье описал сочиненную им Фаланстеру, город счастливых, хорошо понимающих друг друга граждан… Кругом раскинутся фруктовые сады, поля, оранжереи…
«Будут жить в Фаланстере 1620 человек, вызывая зависть и горячее желание к подражанию у близких и дальних соседей».
Но почему такое странное число назвал Фурье?
— Мне понадобилось много лет, чтобы вывести его. Я пришел к убеждению: в подлунном мире существует 810 человеческих характеров. Нужно, чтобы в городе будущего жило по меньшей мере два одинаковых нрава и темперамента. Только при этом и возникнут серии по страсти, в которых каждый сможет со всей полнотой удовлетворить свои наклонности и проявить способности.
810 различных характеров? Может быть, их больше, может быть, меньше, психологи спорят, житейская же мудрость утверждает: что ни человек, то характер.
Вспомнив это, зададимся вопросом: будет ли большим преувеличением сказать, что настроение, а значит и боеспособность футбольной команды в значительной степени зависят от того, какой импульс получат ее характеры в дни подготовки к труднейшему розыгрышу. Игроки непохожи. У одного — повышенная потребность в общении, он не мыслит существования без шутки, озорства, без приятельства, общение необходимо ему для самоутверждения. Его стихия — игра дерзкая, быстрая, комбинационная. А другой замкнут, живет в своем внутреннем мире, на поле он самый добросовестный, способный долго и неутомимо делать свое непростое (как правило, оборонительное) дело. Третий — великий и неисправимый задавака: забив гол, он бежит не к партнеру, от которого получил безукоризненный пас (оставалось носком протолкнуть мяч в ворота), чтобы поблагодарить его, а бежит к трибуне, всем своим видом показывая: глядите, какой я молодец! Четвертый же, лихо проводящий домашние матчи, сникает в трудной игре на чужом стадионе, вгоняя ничего не понимающих тренеров в глубокую ипохондрию.
…В неторопливое, размеренное время родилась пословица: чтобы узнать человека, с ним надо съесть пуд соли. К нашим дням она не подходит. Мы всюду сталкиваемся с необходимостью все быстрее узнавать человека в авиации, науке, коммерческом предприятии, взявшемся за новое дело, в футболе, наконец: как он выдерживает перегрузки, насколько подготовлен к принятию самостоятельных решений, как реагирует на быстро меняющиеся ситуации, насколько коммуникабелен, стоек ли в часы поражений, подстерегающих любую неординарную личность?
Есть сферы бытия, где можно загадывать на долгие годы.
Спорт такого растянутого по времени прогнозирования не терпит просто потому, что короток спортивный век. Как же важно отыскать юношу, не боящегося заявить о себе, готового превосходить жизненные и спортивные нормативы, которые кажутся привычными для других, не охочих перегибаться… И разве это не искусство из искусств — зарядить его благородной уверенностью в победе?
Можете вспомнить талантливого человека с уживчивым и податливым характером? Если и вспомните, он наверняка не из спорта. Тут надо под таким напряжением жить, что человек с легким нравом убежит. Значит, и футболу нужны люди упорные (но они часто бывают излишне упрямы) и азартные (а эти бывают чрезмерно вспыльчивы). Ничего не поделаешь, надо уметь работать с разными характерами.
И сделать все, чтобы они не устали друг от друга в дни долгого и трудного испытания, именуемого розыгрышем.
Не сникли подгнетом перегрузок.
Не засохли!
* * *
Вернувшись домой, я опубликовал в «Советском спорте» статью «Затворники», после которой меня попросили написать еще… объяснительную записку. О ней чуть позже, а пока — фрагменты из статьи.
«Убежден, что советские футболисты проиграли матч команде Уругвая задолго до той минуты, когда мчавшийся во весь дух к нашим воротам голландский судья неожиданно засчитал гол… Весь стадион, кроме продувной этой бестии, видел, что тремя секундами ранее мяч успел погостить за лицевой линией поля.
Проиграли раньше.
— Дородный полицейский с блестящей бляхой на груди и допотопным кольтом на боку, не обращая внимания на пресс-удостоверение, бесхитростно выясняет, не могу ли я подарить ему советский футбольный значок, и когда узнает, что могу, отпирает калитку. А говорили, чтобы попасть в команду, нужно получить разрешение чуть ли не самого департамента полиции.
У ребят постные лица и глаза очень усталых людей. Что за чертовщина? Неужели нельзя было придумать что-нибудь, чтобы выглядели они повеселее? Отвечает ли кто-нибудь за настроение в команде? У кого спросить, почему нет стола для пинг-понга? Оказалось, что посольство было готово прислать его, но ни у одной из сторон не нашлось пятнадцати долларов на перевозку. Почему нет шахмат, за исключением того комплекта, который привез с собой Гавриил Качалин? Почему нет в команде хотя бы крошечной библиотечки? Почему игроки не выезжают в город, кто придумал такой странный режим?
Говорят об одном «мероприятии, направленном на повышение боевого духа команды». Мероприятием называется широченная стенная газета, выпущенная туристами-бодрячками. Называется «Шайбу-шайбу!» Футболисты к ней и близко не подходят: «Не перепутали ли нас с хоккеистами, у которых завидная жизнь… всего-то три или четыре соперника в мире?» Главная мысль стенгазеты: «Когда в воротах Кавазашвили и Яшин, ни Пеле, ни Жаирзиньо не страшен».
За шахматной партией спрашиваю у Гавриила Качалина, не кажется ли ему, что затворничество начинает тяготить футболистов?
Тренер долго обдумывает ход. А может быть, обдумывает ответ. Вроде бы через силу вспоминает об одном предупреждении полиции.
Я уже успел услышать о нем от руководства нашей делегации: просили быть предельно бдительными и опасаться возможных провокаций. Из анонимных звонков якобы следовало, что кто-то кого-то собирается похитить. Особенно упорно распространялись эти слухи перед матчем Мексика—СССР — не для того ли, чтобы вывести игроков из равновесия? Мехико город неспокойный, взрывной, предупреждение выглядело серьезным. Мне же казалось, что ему были только рады наши футбольные начальники: когда все игроки на привязи, рядом, под боком, ими легче руководить, их легче воспитывать, нарушения режима механически исключаются. Забывали о том, что сенсорный голод — отсутствие новых впечатлений, однообразие бытия — злейший враг перед напряженным состязанием. Игроки уставали друг от друга. И от самих себя уставали. И от бесконечных опостылевших напоминаниях об ответственности предстоящих баталий, о доверии, которое необходимо оправдать. О том же, что свои командировочные и наградные футболисты получат лишь в том случае, если пробьются в полуфинал, сказали только один раз. Но это откровение запомнилось лучше всех других. Игроки не имели ни одного песо на карманные расходы. Других таких команд на чемпионате не было. (Делая небольшое отступление от первоначального текста, не могу не заметить, что домашняя закрепощенность отзывалась пагубным эхом на противоположном конце земли).
