Макс Юрбини - Футбольные истории
Высокий, элегантный, остроумный, с серебряной шевелюрой опытного соблазнителя, господин Раймон мог бы дублировать Витторио де Сика. Но тем, кто ему об этом говорил, он отвечал:
— Уж не думаете ли вы, что в своей многолетней деятельности я только и делал, что ломал комедию.
И это была правда. Ибо если господин Раймон и царил в качестве абсолютного владыки ресторана «Швейцер Хоф», то это благодаря тому, что в свою работу он вкладывал незаурядный талант.
— Прошу вас меня извинить, это совершенно недопустимо, — говорил он клиенту, который стал жертвой ничтожной оплошности в обслуживании.
— Если подобное повторится, я вас просто уволю! — категорически предупреждал он незадачливого официанта.
Но через две минуты на кухне он уже чокался со своим подчиненным и дружески успокаивал его:
— Не обижайся, старина, они это любят!
За тридцать лет службы перед глазами господина Раймона прошли самые оригинальные типы. Вроде того египтянина, который в два часа ночи приказал накрыть роскошный стол и пригласил весь обслуживающий персонал. Или старой истинной маркизы, которая в полночь ужинала у себя в номере в обществе двух своих собак, сидевших перед ней за столом с повязанными вокруг шеи салфетками.
Но ему предстояло еще и не то увидеть, столкнувшись с футбольной командой Бразилии.
С момента появления в «Швейцер хоф» сборная Бразилии произвела сенсацию. Портье и мальчишки, подносящие багаж, что-то не припоминали, чтобы в холле было такое количество репортеров, операторов, журналистов. Даже когда приезжала Рита Хайворт, установившая в этом смысле своеобразный рекорд…
Там находились Жильмар, Джальма Сантос, Нильтон Сантос и Диди, который уже тогда рассказывал о 15 -летнем феномене по имени Пеле, о котором ничего не слышали ни европейцы, ни даже южноафриканцы.
Через год-два он будет властелином мирового футбола, — пророчествовал Жильмар.
Там находились также два замечательных негра — Зозиньо и Сабара. Когда появлялся один, второй обязательно был неподалеку. Сабара подписывал вместо Зозиньо автографы, а Зозиньо брал на себя труд давать вместо Сабара интервью. Во время блистательного турне бразильской сборной неразлучные друзья, разумеется, делили одну комнату. Зозиньо не переносил матрацы. Он облачался в пижаму, закутывался в одеяло и блаженно засыпал на коврике перед кроватью. Сабара не заходил так далеко. Однако он никогда не гасил ночника.
Но особенно друзья отличались за столом. Господин Раймон заметил это с первых же минут знакомства с этой самой живописной из всех виданных им делегацией, обслуживание которой ему поручили в знак совершенно исключительного доверия.
Зозиньо начал с того, что потребовал чашку черного кофе с закуской. «Американцы в конце концов во время еды обычно тоже запивают кока-колой или горячим молоком», — подумал метрдотель, отдавая приказание подчиненным.
Принесли черный кофе. Зозиньо отставил чашку и в присутствии переводчика, присланного швейцарской федерацией, повторил:
— Я хочу кофе.
— Вам же подали кофе, — удивился переводчик.
— Я сказал «кофе», а не это! — повторил Зозиньо.
Диалог глухих длился минуты две. Вызвали господина Раймона. Но Зозиньо продолжал нервно настаивать:
— Я хочу кофе!
— Уверяю вас, это кофе! — уговаривал господин Раймон. — Ну, попробуйте…
Однако Зозиньо не желал ничего слышать и скандировал:
— Кофе! Я сказал «кофе»!
Метрдотель был достаточно искушен в общении с несколько необычными клиентами и не терял свойственного ему спокойствия. Он послал официанта на кухню, прошептал ему что-то на ухо и добавил:
— Если он и на этот раз не поймет, значит, он просто прикидывается. Тогда я ему деликатно объясню кое-что.
Официант вернулся к Зозиньо с натянутой улыбкой на лице. Он показал клиенту молотый кофе, чайной ложкой плотно спрессовал его в серебряном ситечке и аккуратно положил ситечко на чашку. Потом согласно классическому рецепту налил туда несколько капель горячей, но некипящей воды, то есть сделал именно то, что необходимо для полного пропитывания. Зозиньо смотрел на него круглыми от удивления глазами.
— Две-три минуты обождите, и вы получите лучший в мире кофе… бразильский… — добавил господии Раймон, внимательно наблюдавший за этой сценой.
Но через две или три минуты Зозиньо повторил:
— Кофе! Хочу кофе!
Тогда господин Раймон наклонился к нему и, чтобы облегчить работу переводчика, едва сдерживая ярость, отчетливо произнес:
— Короткие шутки считаются в Европе самыми лучшими. Вам подали кофе, и притом отличный кофе, поэтому прошу вас не упрямиться!
Зозиньо, человек весьма покладистый, вежливо извинился, но от своей навязчивой идеи не отказывался.
— Дайте мне кофе, настоящий кофе, ну такой, с зернышками.
— А он и был зернышками, пока его не размололи, — ответил официант.
— Принесите мне неразмолотый кофе.
— Это невероятно! Даже чудом невозможно приготовить кофе, поливая зерна водой…
Тогда Зозиньо поднялся и жестами стал объяснять, чего он хочет. Господин Раймон все понял:
— Он не желает пить кофе: он хочет его есть. Сходите-ка за пакетом…
На тарелку перед Зозиньо положили граммов сто кофейных зерен, и в течение пятнадцати минут все с любопытством наблюдали, как он их грыз.
На ужин бразильский тренер Флавио Коста заказал для всех игроков рыбу. Он делал это систематически накануне каждой встречи и вместе с шеф-поваром лично присутствовал при выборе продуктов. В, этот вечер он остановился на форели.
— По три штуки каждому игроку и картофель по-английски в качестве гарнира, — уточнил он.
Сущий пустяк: шестьдесят шесть форелей!
Шесть официантов в белых смокингах, выстроившись напротив украшенного цветами стола, последовательно демонстрировали футболистам все меню, а метрдотель при этом провозглашал:
— Суп весенний, форель под соусом, салат по-итальянски, местный сыр, фрукты.
Но все это, надо признаться, не вызвало восторга веселой команды…
Господин Раймон заранее распорядился на всякий случай приготовить пакет кофейных зерен для Зозиньо. К удивлению, бразильский полузащитник даже не пошевелился. Но когда подали форель, эстафету приятеля принял Сабара. Он отодвинул блюдо и сделал отрицательный жест. Официант не стал настаивать и продолжал обходить стол, выказывая то внимание к клиентам, которого так придирчиво требовал господин Раймон. Сабара встал со своего места, подошел к официанту и дал понять, что он вовсе не отказывается от рыбы. Официант опять подал ему форель, но Сабара вновь отвел его руку. Переводчик, который наблюдал эту сцену, подошел, чтобы выяснить, в чем дело.
— Вы что, не любите рыбу?
— Я обожаю рыбу! — воскликнул Сабара.
— Тогда кушайте на здоровье, форель — одно из самых старых фирменных блюд этого ресторана.
— Возможно, но я не ем ее в таком виде.
— Вы желаете без гарнира?
— Не в гарнире дело, меня интересует рыба.
— Вы предпочитаете жареную?
— Нет, не жареную.
— С маслом или уксусом?
— Без ничего.
— Приготовленную при вас?
— Нет.
— Послушайте, Сабара, объясните точно, что вы хотите, иначе мы не договоримся до завтра.
— Я хочу выловленную рыбу.
— Как выловленную?
— Ну да, почти живую.
— И вы ее едите…
— Да, совершенно сырую, это вкуснее, особенно…
— Особенно?
— Особенно вместе с костями.
— С головой и хвостом тоже?
— Нет, нет. За кого вы меня принимаете? Я же не дикарь…
Господин Раймон чего только не навидался! Но он не мог сдержаться и сказал, глядя, как Сабара разделывает форель:
— Да, в нашей профессии каждый день узнаешь что-нибудь новое…
ЧЕЛОВЕК С ТРУБОЙ НА ПЛЕЧЕ
— Нет, больше так продолжаться не может. Устраивайтесь как угодно, но я требую, чтобы завтра же, чего бы это нам ни стоило, мы определили свою позицию.
Двадцатого нюня 1949 года, на другой день после катастрофической встречи Франция — Испания (1:5), Жак Годде проводил заседание редакции «Экип». В центре дискуссии находился футбол. Французов разгромили, и следовало во весь голос сказать о том, о чем все думали про себя. Да, нужна была беспощадная критика и конструктивные предложения. Но в данном случае все было не так просто, как могло показаться. «Чего бы это нам ни стоило» Жака Годде заключало в себе целую программу…
Два человека несли ответственность за команду Франции, два бывших игрока сборной — люди очень разные, но объединенные глубокой дружбой: Габриель Ано, технический советник и журналист, и Гастон Барро, селекционер (специалист по подбору игроков) и генеральный секретарь парижской лиги. «Содружество ежа и кролика», — давно уже шептали вокруг.
