Виктор Коноваленко - Третий период
А нам удалось первыми открыть счет. В начале матча. Кто бы мог подумать, что эта шайба окажется последней и единственной в той игре! Что только не вытворили на льду армейцы! Чуть ли не на весь стадион раздавались отчаянные указания Тарасова. Каково пришлось мне – словами не передашь: я был весь в мыле. Но какой-то дикий азарт вселился в меня: вот не пропущу ни одной, делайте что хотите, твердил я себе. Если уж игра пошла, забить мне непросто. А тут игра склеилась, все выходило по-моему.
Не вытерпел Фирсов. Подъехал ко мне и говорит:
– Витек, ну хоть шайбочку-то пропусти!
В шутку, конечно, сказал. Я только улыбнулся в ответ. Но улыбки моей из-за маски не видно. Так армейцы и остались с нулем. А когда прозвучала сирена, я подъехал к Толе Фирсову:
– Ты уж не расстраивайся... Вон у вас сколько очков-то!
В конце чемпионата, как выяснилось, им, может быть, этих самых двух очков и не хватило, чтобы вновь занять первое место.
«Играть мне против Коноваленко не пришлось, но насколько велик его авторитет среди спортсменов, насколько огромна вера в его творческие возможности, я знаю особенно хорошо по тем дням, когда тренировал московский "Спартак".
Приведу один пример. Мы готовились у себя на базе, в Тарасовке, к поездке в Горький, Предстояло сыграть два очень важных матча с "Торпедо". От исхода их зависело, будем мы лидером очередного чемпионата страны или нет.
"Торпедо" было тогда не в лучшей форме, в команде велась перестройка линий, и я обо всем этом напомнил ребятам. И, поговорив, в заключение сказал:
– Зазнаваться не надо, но победить можем.
Чтобы придать большую убедительность своим словам, я обратился к Старшинову с просьбой высказать свое мнение.
– Все будет зависеть от того, как сыграет Коноваленко, – ответил центрфорвард нашей ведущей тройки. Наступила напряженная тишина. Чтобы как-то разорвать ее, я обратился к Борису Майорову:
– Ну а ты что думаешь, капитан?
– Что ж, Слава правильно говорит. Если этот чертяка (он произнес это слово очень мягко, с любовью) настроится, ему не скоро забьешь...
Меня удивило такое признание.
Два лучших нападающих страны, два ведущих игрока сборной не ручались за себя и за своих товарищей в предстоящей дуэли с вратарем горьковского "Торпедо".
Несмотря на всю сложность ситуации, я улыбнулся. Боря Майоров, человек, как известно, экспансивный, вспыхнул:
– Зря смеетесь, Всеволод Михайлович. Сыграли бы против него, то же самое говорили бы».
Всеволод Бобров. «Звезды спорта»
Ну а пятая победа над ЦСКА, еще через четыре года, – самая весомая и убедительная. Позже оказалось, что это была моя лебединая песня – последняя красивая игра моей хоккейной жизни.
13 января 1972 года. Почему я так точно обозначаю эту дату? После той игры оставалось всего несколько дней до отъезда сборной страны на Олимпийские игры в Саппоро. Я еще не знал, еду ли я. До этого, на турнире «Приз "Известий"», сыграл не очень удачно, особенно матч со сборной Чехословакии. Допускаю, что тренеры сборной не были уверены во мне на все сто процентов. Я считал, что от моей игры в этом матче с ЦСКА и зависело окончательное решение тренеров, взять ли меня в Саппоро. Я сделал все, что мог. Своей игрой доказал, что вновь обрел форму. Но, как оказалось, все уже было решено...
В том чемпионате команда ЦСКА не знала поражений.
Первые минуты прошли в какой-то нервной обстановке – много потерь шайбы было у обеих команд. А потом вдруг все переменилось – игра пошла. Тон торпедовцам задавал Толя Фролов. Его, вероятно, можно было считать главным «специалистом» по ЦСКА: он когда-то играл в армейском клубе. И доказал в этой встрече, что «стажировка» не пропала даром. В тот вечер Анатолий забросил две шайбы, причем в первом периоде. А еще две провели после его передач.
После первого периода – 3:0. Однако в игре с такой командой, как ЦСКА, даже столь солидный перевес ничего не значил. Когда же сразу после перерыва Волчкову удалось протолкнуть шайбу в мои ворота, показалось, что вот сейчас все для армейцев образуется.
Но счет растет в нашу пользу. Тарасов даже меняет неудачно игравшего Третьяка на Толстикова. То один, то другой нападающий выкатываются ко мне – один на один. Ничего не могут сделать. А когда в начале третьего периода на табло загораются цифры 7:1, всем становится ясно – игра сделана. Окончательный результат – 8:3. Разгром, да и только. Да, с таким счетом армейцы редко кому проигрывали.
«Еще в первые месяцы чемпионата в игре команды наблюдался определенный парадокс: автозаводцы действовали интересно, остро, порой даже красиво, а их очковый багаж был весьма легок. В ряде матчей торпедовцы, имея множество голевых моментов, не могли их использовать.
Восемь шайб в ворота чемпиона в какой-то степени говорят о том, что команда способна избавиться от этой болезни. И в данном случае, думается, не следует делать скидку на вялую игру ЦСКА. Торпедовцы часто и, главное, точно обстреливали ворота с различных дистанций, их атаки развивались на высоких скоростях и выглядели законченными, они не прощали защитникам ЦСКА ошибок. Безусловно, уверенность нападающим придавала надежная игра обороны и Коноваленко».
«Футбол – хоккей», №3, 1972
На Олимпиаду, о которой я мечтал, меня не взяли. Именно тогда я принял решение уйти из хоккея. И ушел. Сыграла тут свою роль и позиция тогдашнего тренера «Торпедо» Прилепского. Он отрицательно отзывался о моей спортивной форме, а это было не так.
Александра Прилепского я знал очень давно, еще когда он выступал за «Крылышки». В 1957 году вместе с ним впервые ездили в составе сборной РСФСР на международные матчи в Англию. Потом он надел нашу торпедовскую форму и помог завоевать команде серебряные медали. Он был хорошим игроком, говорить нечего. Потом всего год поработал тренером в Омске и, вернувшись в Горький, стал торпедовским тренером. Два года потребовалось, чтобы для всех стало очевидным: тренера из него не вышло. Почему? Какие качества необходимы человеку, спортсмену, чтобы успешно работать тренером? Я вернусь к разговору о наставниках в главе, специально посвященной этой теме.
Вообще «Торпедо» после Богинова с тренерами не везло. Это тем более досадно, что в моей родной команде не было недостатка в интересных и ярких личностях. И в хоккейном плане, и в жизненном. О некоторых из них хочется рассказать. С кого же начать? Пожалуй, с Льва Халаичева.
Его я ставлю первым среди моих торпедовских товарищей. Мы работали бок о бок – в инструментально-штамповом корпусе автозавода. Он слесарничал, а я был токарем. Кстати, с легкой руки какого-то журналиста меня нередко тоже называли слесарем. Нет, токарь я по рабочей своей профессии. Я уже говорил об этом.
Лев был неуступчив. Да и у меня характер не слаще. Бывало, не сойдемся на чем-нибудь, тут же чуть не в драку. А через несколько минут – опять водой не разольешь. Но это в самом начале, в юношеские годы. Потом повзрослели, серьезней стали. Он был заводилой во всех наших начинаниях и на льду, и за пределами площадки. В той знаменитой тройке с Сахаровским и Чистовским Лев не последнюю роль играл. Две шайбы, заброшенные в ворота сборной Швеции в декабрьском матче 1961 года, когда тройка горьковских нападающих впервые надела форму сборной СССР, записаны на счет Халаичева. Дважды специалисты включали его в число 33 лучших хоккеистов страны.
Вообще ту горьковскую тройку до сих пор вспоминают как одно из лучших сочетаний в нашем хоккее. И, уверен, играй ребята не в периферийной команде, а в одном из московских клубов, место в главной команде страны им было бы гарантировано. Сегодня это очевидно. Ведь тот же Балдерис, чтобы попасть в сборную, на несколько лет сменил рижское «Динамо» на ЦСКА. Или Сергей Макаров. Не быть бы ему неоднократным чемпионом мира, если бы он остался в своем «Тракторе». То же могу сказать и о Дроздецком, и о Тыжных, и о Касатонове. Да больше чем о половине игроков сборной нынешнего, да и предыдущих созывов. Причем я говорю ведь только о клубах высшей лиги. Не вспоминаю, скажем, Сашу Мальцева, который перебрался в столичное «Динамо» из Кирово-Чепецка, или Сергея Капустина, приехавшего из Ухты. Тут все понятно – уровень хоккея в тех городах, конечно же, не соответствовал международным стандартам. Но ведь в высшей-то лиге соответствует!
Увы, во все времена, во все годы существования нашего хоккея господствовало негласное правило: будешь выступать за московский клуб – в общем-то за любой, но лучше за ЦСКА либо за «Спартак», – будешь в сборной.
