Андрей Старостин - Флагман футбола
– Но ведь вот проиграли же!.. – раздосадованным тоном возражаю я.
Этот разговор происходил в доме приемов Министерства иностранных дел СССР на Спиридоновке. Яншин был в числе приглашенных. Вид у нас, игравших за сборную СССР, естественно, понурый. Не выручало даже моральное утешение: во встрече с той же сборной Турции двумя неделями раньше мы же, выступая под флагом сборной Москвы, победили со счетом 7:2. А здесь проиграли 1:2. Турецкие футболисты праздновали свой триумф. Нам нечего было на это возразить. На сердце кошки скребли. Вот Яншин и помогал мне преодолевать угрызения совести.
Замечательный летний день, великолепие мраморных залов бывшего Морозовского особняка, приподнятая атмосфера, сопутствующая приемам такого ранга, но мое восприятие окружающего мира в тот вечер все окрашивало в мрачные тона. Более полувека прошло, а душевная ущемленность, испытанная мною в тот день, неизменно посещает меня, когда случается проходить мимо высоких кованых ворот особняка на Спиридоновке, ныне улице Алексея Толстого, можно сказать, этот особняк стал мне «чужой». А ведь бок о бок с ним на той же Спиридоновке, в доме № 15 я прожил много лет самой счастливой своей поры.
Вот такой глубины рану я получил в 1933 году.
Так или иначе, но встречи с турецкими сборными стали для нашего футбола объективным критерием уровня мастерства, динамики развития…
В 1934 году сборная Турции вновь была гостьей советских спортсменов. Нашу команду представляли: Антон Идзковский, Александр Старостин, Константин Фомин, Станислав Леута, Андрей Старостин, Валентин Федоров, Николай Старостин, Петр Дементьев, Михаил Бутусов, Константин Щегодский и Сергей Ильин. Матч мы выиграли со счетом 2:1.
Через год нас ждала ответная поездка в Турцию. В те времена футболисты нередко выезжали в составе комплексных спортивных делегаций. Нашими попутчиками в тот раз оказались борцы, теннисисты и фехтовальщики. Нам предстояло сыграть шесть матчей – по два в Стамбуле, в Анкаре, в Измире. К последнему, в Измире, мы одержали три победы, а в двух судьи зафиксировали ничьи. Писатель Лев Абрамович Кассиль, знавший и любивший спорт, опубликовал очерк о последнем матче. Он сидел на трибуне в Измире рядом со мной и Александром. Ему, как очевидцу, я и предоставляю слово:
«…Не легко и в Москве, на своем стадионе «болеть» за победу своих спортсменов. Каково же было там, на стадионах Турции – на «Кадыкее», в «Фенер-Бахче», на «Таксим». Мы знали, что нас окружают друзья, гостеприимные хозяева, радушные и любезные спортсмены дружественной страны. Но проигрывать нигде и никому не хочется. Нет, ни за что нельзя проигрывать!
Но и тысячи зрителей, сидящих на трибунах, жаждут победы своей команде. С первой же минуты матча они громогласно подбадривают криками своих игроков. Они вскакивают, они кричат хором. Они машут руками. В изнеможении опускаются на место и снова вскакивают.
Никогда нам не забыть последнего матча в Измире. Когда на большой доске стадиона, на которой вывешиваются цифры забитых мячей, вслед за свистком судьи взлетела тройка и выставили счет 3:1 в пользу турок, а огромные рекламные часы фирмы «Омега» показали, что до конца матча остается всего лишь 8 минут, – для всех стало ясно, что на этот раз наши проиграли.
3:1 в пользу противника… 8 минут до конца… Как ни играй – дело ясное: наша поездка под конец должна кончиться поражением.
Отыграться уже немыслимо.
Осталось всего восемь минут. Восемь последних минут матча. Восемь последних минут нашего официального пребывания в Турции: этим матчем закончилась наша программа поездки.
С этой роковой минуты публика уже не садилась на свои места. Все стояли. Все кричали. Вверх летели шляпы, береты, платки. Люди кричали до хрипоты, до слез. Рядом с нами на трибуне лобызали друг друга два толстых почтенных турка, девушки от восторга щипали своих соседок. Мальчишки ходили колесом по всем проходам. Надежды на отыгрыш уже не стало. Оставалось семь минут. Проигрывать до смерти не хотелось.
И тут произошло невозможное. Советская команда, уставшая после пяти матчей, обреченная на проигрыш, ринулась в атаку. Этот напор был столь сокрушителен, наши наседали на турецкие ворота так дружно и неудержимо, что публика на трибунах стала медленно оседать. Один за другим следовали удары по турецким воротам. Ловкий Надждед брал один за другим трудные мячи… Но вот неожиданно ударил советский хавбек Леута… и до этого мяча Надждед не дотронулся. В гробовой тишине на щите советской команды появилась цифра «2». Но все равно проигрыш был неизбежен. 3:2.
Окрыленные успехом, наши нападали. За две минуты до конца вся турецкая команда оказалась прижатой к своим воротам. Она уже забыла о нападении и думала лишь о том, как бы удержать победный счет, сохранить перевес хоть на один мяч.
За две минуты до конца прорвался Павлов. Он шел с мячом на ворота. Недалеко от них на Павлова прыгнул турецкий защитник. Он сел на Павлова верхом да еще руками прихватил шею. Наш судья Щелчков решительно засвистел, и свисток этот по всем футбольным правилам означал пенальти в ворота Турции.
Тут началось нечто кромешное. Все повскакали с мест. Турки категорически отказались открыть ворота для удара. После бурных пререканий на всех языках турецкая команда покинула поле. Навстречу им выбежали на беговую дорожку губернатор, председатель народной партии и другие чины и власти. После длительных увещевании команду уговорили, и игроки вернулись на поле.
Теперь никто из наших не захотел бить. Все волновались.
Смазать такой удар, не забить – этого тебе не простят потом всю жизнь!
Вперед вышел Леута. Он пробил мяч.
Цифры на доске сровнялись – 3:3.
Публика не унималась. Подогретая несмолкаемыми возгласами, турецкая команда снова попыталась нападать.
Одному из нападающих удалось прорваться вперед. Он ударил по нашим воротам. Советский вратарь Шорец сделал бросок и с мячом в руках скользнул по земле.
На него тотчас набежали и ногами стали выбивать из-под него мяч. Шорец защищал мяч всем телом.
Яростные бутсы нападающих танцевали вокруг него. Щелчков пронзительно засвистел. Наши остановили игру.
Наконец судья поставил мяч для свободного удара.
Наши пробили мяч, и в ту же минуту Щелчков просвистел конец игры. Измирцы очень тепло проводили нас, махали шляпами, подмигивали дружески и кричали: «Фискол-юра!» – что должно означать «Физкульт-ура»…
Читая по утрам газеты, многие ищут на последней странице телеграммы о спортивных состязаниях, отчеты о матчах, интересуются новыми достижениями спортсменов. Сообщения приходят из разных стран, со всех континентов. В каких только уголках нашей планеты не проводятся спортивные соревнования! Спеша на эти встречи, пловцы, боксеры, стрелки, метатели, бегуны и другие пересекают огромные пространства, преодолевая трудности акклиматизации, смены часовых поясов, давления, климата. И мало кто из читающих газеты задумывается над тем, что порой эти путешествия связаны с риском, даже опасностью для жизни. В критические моменты на помощь приходят лучшие качества спортсменов, – выдержка, хладнокровие, смелость. Об одной из таких дорог, которых в моей долгой жизни не сосчитать, я хочу рассказать, о нашем возвращении из Турции в 1932 году.
Наша спортивная делегация закончила выступления в Турции в конце октября. Всем нам хотелось Октябрьские праздники провести дома, и поэтому все единодушно высказались за безотлагательный отъезд, хотя капитан «Чичерина», Борисенко, опытный моряк, предупреждал нас, что «покачает здорово». Команда парохода уговаривала переждать непогоду. Однако мы настаивали. Уже 30 октября, куда же откладывать, опоздаем на праздники домой.
Настроение у всех было прекрасное. Ни одного матча не проиграли. Борцы, фехтовальщики, теннисисты выступали с успехом. Перед отъездом на «Чичерине» в кают-компании был устроен банкет, после которого, распрощавшись с провожающими, разместились по каютам, отплыли от Турции. Все были спокойны. Не в первый раз мы пересекали на «Чичерине» Черное море.
За ужином нас качнуло в первый раз. Не обратили внимания. Веселые шутки не прекращались. Обсуждаем схватку Арона Гонжи, нашего чемпиона по классической борьбе, с прославленным турецким тяжеловесом Чабаном, Гонжа проиграл ему и наивно оправдывался:
– Вы понимаете, сутулый он, горбатый какой-то, никак его не ухватишь!
А Виктор Соколов, блестяще выступивший в Турции, в тон Гонже вставляет:
– Конечно, что и говорить, горбатого на обе лопатки положить трудно.
Громче всех смеется сам Арон. Однако скоро веселье угасло. Многие заскучали. Бледный, поднялся из-за стола и отправился к себе в каюту Борис Михайлович Чесноков. Выносливый, волевой человек, а совершенно не терпит качки. Он не хотел ехать в Турцию, боялся парохода. Его уговорили: «Как в автобусе, поплывете и не заметите». И в самом деле, туда мы плыли в чудесную солнечную безветренную погоду. Борис Михайлович был в восторге. Сейчас не то… Чесноков проклинал море. Вскоре за Чесноковым последовали другие. Через полчаса за столом кают-компании остались только пять-шесть человек. Море разбушевалось не на шутку. Небольшой кораблик швырял по огромным морским волнам шторм.
