Аксель Вартанян - Эдуард Стрельцов. Насильник или жертва?
Обо всем этом знали только рабочие автозавода и непосредственные свидетели торпедовских игр. Остальная страна продолжала оставаться в неведении. Бешеный интерес к Стрельцову был обратно пропорционален имеющейся (точнее, отсутствующей) информации.
Наконец, за четыре дня до старта 27-го союзного чемпионата еженедельник «Футбол» (№ 15 от 11 апреля 1965 года) на предпоследней, пятнадцатой, странице в рубрике «Отвечаем нашим читателям» чуть приподнял завесу. А все потому, что житель Москвы М. Емельянов (единственный в многомиллионной стране) вспомнил вдруг об игравшем когда-то в «Торпедо» футболисте по фамилии Стрельцов и вздумал поинтересоваться, где он и чем занимается. Написал письмо в редакцию и не прогадал. «Уважаемая редакция! Всем нам известно, что футболист Э. Стрельцов семь лет назад был осужден за тяжелый проступок. Известно также, что он отбыл наказание и находится в Москве. Но что он делает, где находится, играет ли в футбол – неизвестно, а разным слухам не хочется верить. Прошу ответить. М. Емельянов».
Любопытство жителя Москвы удовлетворил заместитель секретаря заводского комсомола П. Шеншин. Он подробно рассказал о трудовой деятельности Стрельцова, о том, как завод помог ему получить звание ударника коммунистического труда, окончить вечернюю школу и поступить во ВТУЗ при автозаводе, восстановить членство в ВЛКСМ. В заключение было сказано: «Сейчас можно твердо сказать, что того Стрельцова, который совершил тяжелый проступок, уже нет. Есть комсомолец, студент, работник автозавода Эдуард Стрельцов.
Но он не бросил футбол и все время играл за команду ОТК нашего завода. Был даже ее капитаном. Команда эта стала чемпионом Автозавода им. И. А. Лихачева».
Материал интересен еще и тем, что впервые фамилия Стрельцова появилась на страницах футбольного еженедельника (он стал издаваться с мая 1960 года), который спустя несколько лет сменит равнодушно-безразличное к нему отношение и дважды признает лучшим футболистом СССР. На главный вопрос, связанный с участием Стрельцова в стартующем чемпионате, ответа не последовало. Не вина «Футбола», что ни Емельянова и вообще никого в Союзе сей предмет не интересовал. Нет вопроса – нет ответа.
Полярная ночь
Только в середине апреля, когда, как писали в то время газеты, «на футбольных полях страны раздался задорный звон мячей», «Советский спорт» и «Футбол» ознакомили болельщиков с участниками чемпионата. В составе «Торпедо», в графе «нападающие» значилось: «Э. Стрельцов (1937)». Наиболее эрудированный и сообразительный любитель по опознавательным знакам (инициалу и году рождения) мог предположить, что это и есть тот самый Стрельцов.
В газетных отчетах Стрельцова старались не замечать. Реже, чем он того заслуживал, рассказывали о его участии в успешно завершенных комбинациях и вынужденно, тут уж никуда не денешься, отмечали забитые им мячи.
После завершения сезона в статье «Красивый чемпион», посвященной московскому «Торпедо» («Советский спорт» от 16 ноября 1965 года), известный журналист Александр Вит (Виттенберг) уделил Стрельцову, лучшему бомбардиру чемпионской команды, две строки: «Сейчас в лице Стрельцова он (В. Иванов. – А.В.) получил великолепного партнера. Трудно назвать вторую такую пару центральных нападающих, словно созданных друг для друга».
Тандем и в самом деле бесподобный. С появлением Стрельцова в «Торпедо» в середине 60-х образовалась идеальная парочка Стрельцов – Иванов. Мощь, стремительность, убойная сила Стрельцова, помноженные на изобретательность, тонкие, умные, хитрые ходы великого комбинатора Кузьмы – Валентина Иванова, создавали гремучую смесь, перед которой оказались бессильны все противопожарные службы вместе взятые.
Они понимали друг друга на внеземном, космическом уровне, с закрытыми глазами разыгрывали сложнейшие, красивейшие комбинации, подвластные разве что великим гроссмейстерам в сеансах одновременной игры вслепую. Так ладно подогнанной друг к другу пары в нашем футболе не припомнишь. Вновь обретя друг друга, Иванов со Стрельцовым заиграли так, словно и не было семи лет разлуки. В статье Вита об Иванове, изумительно исполнившем лебединую песнь (в 66-м Иванов не играл – доигрывал), написано много и лестно. Стрельцов подан в качестве приложения торпедовскому капитану, будто сам по себе ничего не значил.
Еще более сдержан к нему был С. Кружков, представивший в «Московском автозаводце» (от 18 ноября 1965 года) нового чемпиона: «Сегодня о каждом футболисте хочется написать очерк, потому что каждый внес свою лепту в победу коллектива. Но, пожалуй, больше всех – Валерий Воронин и Валентин Иванов». Затем прозвучали ласкающие слух дифирамбы в адрес тренеров и футболистов. О Стрельцове – вот это: «В нападении „Торпедо“ в нынешнем сезоне рядом с Ивановым вновь играет Стрельцов. Сегодня на его боевом счету двенадцать забитых мячей». Сухая, будничная информация, давно уже читавшим эти строки известная.
Здесь не место искать причины все еще продолжавшейся холодной войны в отношении Стрельцова. Рискну предположить, что вооруженные перьями участвовали в ней не добровольно, а по призыву. Добрый, отходчивый, Стрельцов зла ни на кого не держал. Он добротно делал, что умел, что предназначено ему было матушкой-природой.
Не имею права не рассказать, вернее, имею огромное желание рассказать о Стрельцове-футболисте и забитых им мячах.
С голами Стрельцова, как и в многострадальной его жизни, без проблем не обошлось. Сомнения долгие годы вызывал один только забитый им мяч – первый.
Сократ мне друг…
4 апреля 1954 года «Торпедо» открывало сезон в Харькове с местным «Локомотивом». Гости выиграли – 4:1. В тот день состоялся дебют шестнадцатилетнего Эдуарда Стрельцова в большом футболе. Он появился на поле минут за двадцать до конца и гола забить не успел. В этом я был абсолютно уверен. Согласно «Советскому спорту» (от 6 апреля 1954 года) четвертый гол забил Вацкевич, в харьковских и киевских газетах единства на сей счет не было – кто-то указывал на Вацкевича, а «Радзяньский спорт» – на Гулевского. Стрельцова они не заметили.
В июле 87-го мою уверенность поколебала запись в протоколе этого матча, сделанная рижским арбитром Эдгарсом Клавсом. По его мнению, четвертый гол забил Стрельцов. Протокол – святое, так мне тогда казалось. (Со временем, получив солидный опыт работы с протоколами, оценил изречение Иосифа Сталина: «Надо доверять, но проверять»). Тут же отнимаю гол у Вацкевича и приписываю Стрельцову.
Чуть позже сам Стрельцов вновь зародил сомнения. В книге «Вижу поле» он вспоминает первые матчи за «Торпедо». Дебюту в Харькове посвящено два слова – вышел на замену. О голе – ни звука. В следующем матче с ленинградскими «Трудовыми резервами», по словам форварда, он принес какую-то пользу: так энергично напирал на защитника, что тот с перепугу пробил по своим. И попал. Наконец, в третьей игре, в Тбилиси, впервые вышел на поле в стартовом составе и забил первый гол. Кому верить – Клавсу или автору? Футболисты в большинстве своем первый гол помнят в деталях.
Сомнения окончательно развеяла автозаводская многотиражка от 6 апреля 1954 года (в первой половине 50-х издавалась под названием «Сталинец»). Редакция газеты редко отправляла своих людей на выездные матчи «Торпедо», а тут, возможно, в связи с открытием сезона раскошелилась не на шутку: и корреспондента откомандировала, и фотокора – словно знала, какую услугу оказывает будущим историографам Стрельцова.
Журналист о спорном четвертом голе рассказал («во второй половине состязания четвертый мяч в сетку „Локомотива“ влетел от ноги Виталия Вацкевича»), фотокор – показал. Снимок (в нашем случае – вещественное доказательство) запечатлен тут же под отчетом: Вацкевич уже произвел удар, и мяч от его ноги летит в ворота. Рядом с ним – Гулевский. Стрельцова в кадре нет. Возможно, еще не вышел на поле: четвертый гол и появление Стрельцова состоялись на одной и той же 70-й минуте.
Не исключаю, что Клавс, держа в уме фамилию вышедшего на замену молодого, еще никому не известного футболиста, по ошибке вписал ее в графу «забитые мячи». Возможно, но не факт. О чем думал судья, делая запись в протоколе, никто не знает. Но это не столь важно. Сомнений не осталось: Стрельцов в Харькове не забивал, память его не подвела.
Знал ли об этом Есенин? По всей видимости, знал. Он и отчеты о матче читал, и с книгой Стрельцова, несомненно, был знаком, да и с футболистом тоже. Мог уточнить. Не пожелал. Не исключаю конфликта на этой почве у Есенина-статистика с Есениным-лириком. Если и была борьба, недолгая: романтическо-поэтическая натура Есенина одержала убедительную победу. Понять Есенина можно, как и других статистиков и историков, продолжающих на основании записи в протоколе отстаивать магическую цифру «100». Ох, как нелегко ее расколдовывать. Для цифроманов это не просто круглая цифра – роскошный, сказочный дворец, шедевр архитектурного творчества. Достань один кирпичик – и никакого великолепия – рухнет, вмиг обратится в хибару, пусть и огромных размеров.
