Мэри Роуч - Секс для науки. Наука для секса
Я прошу женщину описать эксперимент, и она отвечает, что была «очень испугана видом электрических аппаратов... и мыслью, что иголки будут втыкать в половые органы, и шариками, которые нужно засунуть во влагалище и там надуть». Что же касается самого теста, она просто сказала: «Мне было неприятно».
Религиозные запреты и законы вынуждают медиков-исследователей в мусульманских странах принимать экстремальные меры защиты.
— Все еще более сложно, — говорит Шафик, — если вы хотите изучить мертвеца.
У Шафика французский акцент, а ударение он ставит на предпоследний слог — мертвéца. В его устах слово звучит необычно и как-то стильно — словно название какой-нибудь крутой машины. Тойота Мертвеццц. Из-за исламских законов в мусульманских странах не существует традиции отдавать трупы на благо науки. Иногда Шафик прибирает к рукам невостребованные тела людей, не имеющих родственников, но чаще он просто дает на лапу могильщикам. Шафик словно бы между делом замечает, что, закончив анатомировать труп, он грузит его в свой фургончик и отвозит обратно на кладбище.
Беседа сходит на нет, и в этот миг меня осеняет! Я вдруг осознаю, что брюки доктора Шафика — отличные, шикарные брюки глубокого синего цвета павлиньих перьев — синтетические. Я ничего не могу с собой поделать: я наклоняюсь и щупаю ткань брючины пальцами.
— Полиэстер!
— Да-да, — признает Шафик. Я невежливо прыскаю. — Да, но я скажу вам... — Он поднимает указательный палец. — Я скажу вам! Под ними не полиэстер. Белье — никогда!
А я скажу вам: в любом исследовании Ахмеда Шафика больше работающих технических приспособлений, чем во всем Каире. Банкоматы выплевывают мою карточку, словно хрящик. Телефонные звонки из моего номера в отеле принимает дежурный клерк, который переписывает номера и потом соединяет меня с абонентами — так что я чувствую себя Клодом Рейнсом из «Касабланки», организующим ночную вылазку. Вот на переходе горит зеленый свет для пешеходов — этого беспрестанно мигающего зеленого человечка иногда можно видеть в просветах между летящими машинами...
Направляясь на встречу с доктором Шафиком на следующий день, я стараюсь вообразить, как оно все там, в обители проституток. Мне представляются мужчины, раскинувшиеся на подушках и покуривающие кальяны, и женщины с блестящими волосами в прозрачных шароварах, низко спущенных на бедра. В этой картине трудно найти место для доктора Шафика с катетером и надетым на него презервативом.
Мы встречаемся в кабинете доктора. Когда я прихожу, там царит странно подавленное настроение.
— Мэри, мне очень жаль, — говорит доктор Шафик таким голосом, каким обычно сообщают родственникам, что операция прошла не так, как планировалась. — Я уточнил в том доме, куда собираюсь... можно ли привести туда вас. Я звонил им вчера вечером. Они отказались! Даже проститутки в наши дни очень боятся. Я говорю вам: религиозные люди поднимают головы. Выше и выше! Секс — сейчас, в этой стране — происходит в большой тайне. Женщина и ее влагалище — нечто категорически недозволенное!
Нечто подобное я уловила еще вчера. Группа работников с каирского англоязычного телевидения пришла снять сюжет о докторе Шафике. Они взяли интервью и у меня, спросили, зачем я пришла, но предупредили, чтобы я не использовала в ответе слово «секс».
— Скажите «половые отношения», — посоветовал один журналист. — Пусть это звучит научно.
Вместо обители проституток мы отправляемся на нижний этаж больницы. Видимо, кто-то из сотрудников согласился стать субъектом для демонстрации. Доктор Шафик попросил меня подождать в коридоре за дверью палаты. В палате слышны раздраженные голоса, галдящие по-арабски. Дискуссия прекращается, и доктор Шафик открывает дверь. Женщина в голубом хирургическом халате стоит в углу, скрестив руки на груди.
Доктор Шафик оттаскивает меня в сторонку.
— Мне очень жаль, но наша волонтерка, на которой я хотел показать вагинальные рефлексы... Она отказалась!
Я чувствую одновременно смятение и облегчение. Никому не придется терпеть надувные катетеры из-за меня. На место женщины в голубом доктор Шафик рекрутировал молодого человека, тоже одетого в халат. Он сидит на краю больничной кровати и выглядит несколько обеспокоенным. Я окидываю мысленным взором кипу сексологических работ доктора Ахмеда Шафика, лежащую на столе в моем номере, и пытаюсь припомнить, какие из них имеют отношение к мужчинам.
Мне хочется надеяться, что доктор Шафик не собирается демонстрировать двигательный рефлекс полового члена. Когда кончик пениса стимулируется — скажем, при прикосновении к шейке матки или при введении во влагалище (или в любое другое отверстие, если уж на то пошло), — несколько мышц рефлекторно сокращаются. Среди них — анальный и уретральный сфинктеры. Сближение этой парочки... впрочем, пусть скажет доктор Шафик: «...препятствуют истечению мочи или кала во время секса». Огромное тебе спасибо, двигательный рефлекс! В процессе опытов доктор Шафик использовал «стальной стержень... покрытый губкой», чтобы стимулировать головку полового члена испытуемого. В данный момент доктор держит серебристую телескопическую указку. Хотя созерцание подобных вещей вызывает тошноту, это все-таки не настолько омерзительно, как демонстрация любого из двух связанных с эякуляцией рефлексов, о которых Шафик опубликовал статьи.
Шафик внес весомый вклад в изучение процесса эякуляции. В 1998 году он поставил необычный эксперимент, дабы определить, что же все-таки ее инициирует. Одна теория гласила, что эякуляция происходит, когда в простатическом отделе уретры скапливается достаточно семенной жидкости, чтобы создать давление определенной силы на ее стенки. Предшествующее оргазму образование семенной жидкости и выделение большого ее количества из семенников, семенных везикул и простаты называлось поллюцией; та самая поллюция, которая создает ощущение неуклонной «неизбежности эякуляции». Исследование Шафика поставило под сомнение теорию давления. Он ввел маленький, способный увеличиваться шарик в уретру субъекта и обнаружил, что расширение уретры, сравнимое с тем, которое обычно бывает во время поллюции, не вызвало пресловутого сокращения мышц, неизбежного при эякуляции. Рой Левин полагает, что начало эякуляции — момент, когда «сумма всех позитивных возбуждающих стимулов становится больше, нежели сумма негативных, угнетающих стимулов».
К счастью, Шафик имеет в виду нечто, не имеющее отношения к эякуляции, — нечто под названием кремастерный рефлекс. Он объясняет, как кремастерная мышца автоматически поднимает и опускает яички, чтобы охладить или согреть их, в зависимости от температуры (оптимум для образования спермы — 35,0 градусов по Цельсию)[112]. Не Шафик открыл этот рефлекс. Он хорошо известен, и это не та вещь, ради которой человек помчится в Каир. Я думаю, он демонстрирует мне его, просто чтобы показать хоть что-нибудь.
Шафик что-то говорит мужчине на кровати, тот встает и спускает штаны. Потом задирает рубашку, и держит ее так, что руки оказываются прижатыми к торсу. Голова мужчины повернута вбок, и он стоически смотрит в пространство. Невзирая на обстоятельства, в его позе есть что-то благородное, почти наполеоновское. Демонстрация заканчивается через минуту, и молодой человек уходит. Позже, в кафе в вестибюле, он пройдет мимо моего столика, и мы притворимся, что не узнали друг друга.
В плане секса Египет сегодня таков же, какими были США в 1940-е и 1950-е. После демонстрации я провела некоторое время, разговаривая с Саффой эль-Холи — египетской журналисткой, которая приехала взять у Шафика интервью. В прошлом году, рассказала мне эль-Холи, она сделала четыре передачи о сексе. Там зрителям предлагалось писать и задавать вопросы. Хотя было ясно сказано, что все авторы останутся анонимными, зрители часто заводили себе почту на hotmail только для того, чтобы задать вопрос. Эль-Холи общалась с женщинами, у которых «было два оргазма за восемь лет, и они не совсем понимают, о чем это». И с мужчинами, которые обвиняли в своей импотенции собственных жен. Или — хуже того — пытались сделать так, чтобы жены вовсе не испытывали оргазма — тогда, если они (мужчины) когда-нибудь станут импотентами, женам будет все равно. Как сказала эль-Холи: «Если вы никогда не ели киви, то никогда и не захотите киви».
Хотя статьи Шафика написаны для научных журналов, он спокойно изъясняется в разговорных терминах и часто делает это на телевидении. Я спросила доктора, не случается ли так, что люди, слышавшие, чем он занимается, сторонятся его, считают странным или аморальным?
— Да, да, конечно, — был ответ. — Но это меня не пугает. Это вызов.
Равно как Шафика мало трогает его низкий рейтинг в мировом сообществе исследователей секса. Некоторые ученые, с которыми я общалась, не слыхали о нем вовсе. Отчасти потому, что Шафик не посещает конференции по сексологии. И еще потому, что он лишь изредка отвечает на письма. «Он не командный игрок», — говорит Рой Левин, который давным-давно пытался переписываться с доктором. Обмен идеями и конструктивная критика, которые лежат в основе западной науки, раздражают Шафика. Он удовлетворяет собственное любопытство в каком-то вопросе, а затем движется дальше. Как говорит он сам: «Я всегда никогда не хочу идти назад».
