Брэнди Энглер - Мужчины на моей кушетке
Я. Дурацкие? Но я использую вашу же логику. И почему это вас так сердит?
Майкл. Вы говорите, что я должен кого-то покупать! Вы говорите, что я не могу сам добыть себе женщину. (Смотрит в сторону.)
Я. Нет, ничего такого я не говорю. Это вы говорите.
Майкл (молчит, улыбается): Обратная психология, да?
Я. Ага.
Майкл. Терпеть вас не могу!
Я. Да ладно! Вас вполне можно любить. Я знаю, что вы можете добыть себе женщину. А вы это знаете?
* * *Желания и фантазии Майкла выявили не только его тревожность по отношению к женщинам, но и желание обойти эту тревожность. Доведя эту фантазию до логического конца, Майкл видит, что она несостоятельна. Он обнаруживает, что под всем своим бахвальством он прячет настоящее желание отношений.
Препятствие тут одно: Майкл действительно социально неприспособлен к общению с женщинами, он их боится. Он выбирает платный секс для того, чтобы его эго никогда не подвергалось проверке. А когда он пытается оправдать это перед самим собой, все звучит очень разумно. Да, может быть, мужчины и хотят «просто трахаться», как он говорит, но это явно не единственная его мотивация.
Многие мои пациенты не знают, что хотят, поскольку не уделяют должного внимания тому, по чему они действительно изголодались. У них часто присутствует масса недифференцированных стремлений «к чему-то этакому», внезапная жажда определенного чувства, и они просто действуют не задумываясь. Моя цель — научить их делать паузу, когда у них появляются сексуальные импульсы, и поразмышлять над вопросом: «Что я хочу на самом деле?»
Мужская группа: гнев
— Бабы — суки, — заявил Уилл, новый член группы.
Из его уст это прозвучало как факт, а не какая-нибудь там гипотеза или сиюминутная реакция. Для Уилла это была суровая реальность.
Я обвела взглядом кабинет, чтобы видеть, отзовется ли кто-нибудь на провокационное заявление Уилла. Никто не произнес ни слова. Я задумалась: многие ли из моих пациентов в какой-то степени готовы подписаться под этими словами. И, честно говоря, их молчание меня обеспокоило. Такое убеждение нельзя принимать легко: оно является мотивом многих отношений и сексуальных дисфункций.
Я надеялась, что это молчание было просто результатом групповой социальной динамики. Уилл обладал агрессивной «альфа-самцовой» личностью, и другие мужчины не задирали его так, как задирали друг друга. В конце концов на утверждение Уилла пришлось ответить мне самой.
— Ваше утверждение о женщинах очень одномерно, Уилл. Я знаю, насколько вы умны. Вы прекрасно понимаете: люди — существа сложные. Так почему же сегодня у вас все женщины оказались негодяйками?
— Вся власть в руках у женщин, и они это знают, — ответил он, уставившись в одну точку на стене, словно в трансе. — Все они манипулируют, контролируют и соблазняют.
— И что вы чувствуете, когда женщина пытается вас соблазнить?
— Та женщина, она начала рассказывать мне какую-то печальную историю из своей жизни. Она вела себя так, будто ей нужен был совет, но я уже не раз проходил сценарий «благородная девица в беде» и больше на него не куплюсь!
— Это то, что вы о ней подумали. А что вы чувствовали , пока она говорила?
— Уязвимость. Я не хочу, чтобы она обладала такой властью.
В разговор вступил Антуан:
— Чего ты боишься, приятель?
— Влюбиться, — ответил Уилл, словно гордясь тем, что все это вычислил.
На индивидуальных сеансах с Уиллом я узнала, что любовь ассоциируется у него с унижением и отвержением, основанными на прошлых опытах. Он получал компенсацию, сексуально унижая женщин и контролируя их, в попытке управлять этими трудными эмоциями.
У меня имелась серьезная проблема с Уиллом на индивидуальных сеансах: мне было с ним скучно ! Это случалось и с другими пациентами. Пройдя через обязательное «танго» знакомства, новизну истории, выяснив сексуальные секреты и «возбудители» мужчины, узнав о противоречиях в его отношениях, я, бывает, утрачиваю к нему интерес. Поначалу с головой ухожу в работу — и вдруг где-то в середине тяжелого пути, от сеанса к сеансу, по кирпичику выстраивая самооценку пациента, чувствую себя так, будто уже выжала все вкусные соки, и остается лишь осадок раздражения от его неловких усилий.
Однажды после сеанса с Уиллом я пришла домой и позвонила маме.
— Психотерапия — такая скука! — заявила я. — Эти мужики невыносимо скучны! Серьезно, обслуживать столики и то было веселее! Может быть, мне стоит заняться чем-нибудь другим?
— Брэнди! — попыталась она взять строгий материнский тон, но не выдержала и рассмеялась.
Я должна сделать паузу, чтобы объясниться. Моя мама — красивая женщина, внешне похожая на Элизабет Тейлор, с блестящими черными волосами, большими синими глазами, белой кожей и с замечательной способностью, свойственной волшебным существам, — излучать любовь. Она человек высокодуховный и неизменно дарит свою любовь всем на свете: сумасшедшим, беднякам, мне, когда я того не заслуживаю… В ней есть тот свет, который часто замечаешь в людях, посвятивших свою жизнь духовным практикам, это своего рода энергетическое силовое поле сияющей доброты.
Приведу только один пример. Как-то в округе, где она живет, объявился преступник, который стучал в двери, а потом насиловал женщин, которые ему открывали. Когда он постучался к моей матери, она понятия не имела, кто он такой. Она пригласила его в дом, и кончилось их общение тем, что он долго с ней разговаривал, молился и рыдал, а потом она отвела его в церковь. Я только посмеиваюсь при мысли о том, что он и представить себе не мог, на кого нарвется.
Так что неудивительно, что мамуля тут же вступилась за моих пациентов.
— Тебе нужно относиться к ним с состраданием, — заявила она. — Не отчаивайся. Будь светом во тьме.
— Ага. Я в курсе, что мне положено проявлять сострадание, — сказала я, утешаясь звуками ее голоса. — Но мне кажется, со мной что-то не так. Неужели я обязана сострадать постоянно ?
Мне это казалось недостижимым духовным идеалом. Такое просто не может быть нормой. Да есть ли на свете такие люди, которые все время сострадают всем и каждому? Я знаю, что терапия получается у меня лучше всего, когда я ощущаю сострадание к пациентам, но дело в том, что я ощущаю его не постоянно .
Однако я научилась выполнять все необходимые «телодвижения». Я знаю, что нужно говорить и как себя вести, но, поверьте мне, пациенты способны чувствовать разницу. Это как механический секс: два человека могут выполнять все положенные движения, но при этом ничего не чувствовать. Различие познается интуитивно.
Вот она, фундаментальная проблема человеческой привязанности, думала я. Если уж пациент не может наладить контакт со мной, с человеком, которому он платит, чтобы тот говорил ему правду, тогда с кем же он сможет ощутить контакт? Какого рода сексом он занимается, если не обладает реальной способностью почувствовать единение с женщиной?
Я безуспешно пыталась ощутить сострадание к Уиллу, но это удалось мне только тогда, когда он бросил эту реплику в группе, выражая свой иррациональный гнев по отношению к женщинам.
Это был один из ключевых моментов: до сих пор Уилл не давал мне ничего, за что я могла бы зацепиться, на чем строить контакт. Но когда он честно ответил на вопрос Антуана, я смогла ощутить настоящее страдание за его бравадой. И сумела ему посочувствовать.
Временами на сеансах с мужчинами мне казалось, будто я общаюсь с бесчувственными деревяшками, отбросами человеческого рода, киношными дроидами. Их лица хранили застывшую неподвижность, словно вышедшие из мастерской таксидермиста. После таких сеансов я брела домой из офиса, ощущая усталость и чувство поражения, думая: и чего ради я так усердствую? Но теперь я осознала, что именно этой группе пациентов я была нужна больше всего. Это была моя работа — вызывать их на откровенность, помогать им отыскивать свои чувства и разговаривать со мной о них, чтобы я могла сочувствовать им.
Какие бы чувства ни витали в кабинете, этим мужчинам приходилось идти на риск и позволять мне увидеть то, что скрыто под поверхностью. Должно быть, то же самое происходит и в сексуальной сфере. Чтобы в сексе была страсть, в нем должно присутствовать «я» человека.
Если то, с чем я сталкивалась в своем кабинете, было индикатором неспособности моих пациентов формировать настоящие привязанности во всех областях жизни, значит, мне нужно было улучшить их способность контактировать со мной и остальными членами группы. Для этого требовалось, чтобы они понимали: наши терапевтические отношения — это не просто услуга, но отношения значимые; они важны для меня, а я важна для них; и другие люди в их жизни важны, и важен секс.
