Брэнди Энглер - Мужчины на моей кушетке
Чарлз сообщал о медленном прогрессе в течение следующих нескольких сеансов, а потом привел с собой Келли. Я думала, что мы будем обсуждать, как разобраться с проблемами ревности, но у Келли был на уме иной план.
— Чарлз, — сказала она резко, когда мы все расселись, — я должна кое-что тебе сказать. Когда я на днях встречалась с моим другом Джастином, мы в конце концов переспали.
Келли смотрела на Чарлза стальным взглядом. В тоне ее не было ни малейшего раскаяния. Он был холодным и наказующим.
Чарлз стал похож на лань, выскочившую на дорогу в свет фар.
— Не могу поверить! — прошептал он и отвернулся от нас обеих, грудь его бурно вздымалась.
— Ты не обращал на меня внимания, Чарлз. Я думала, ты больше меня не любишь.
— Но я люблю! Я…
— С Джастином я снова почувствовала себя так, как когда-то с тобой. Мне необходимо было такое внимание.
— Келли, что-то я не слышу никаких угрызений совести, — перебила я.
— Вы правы. Я на него зла. — Она расплакалась.
— Вы стараетесь наказать его.
— Я хочу разрыва! — проговорила она с оглушительной окончательностью под всхлипывания Чарлза.
— Келли, — сказала я, чуть повысив тон, — я хочу, чтобы вы остановились. Я не хочу, чтобы вы еще что-то говорили, пока мы не возьмем чувства под контроль.
— Забудьте об этом, — бросила она мне. — Я была по горло сыта и этой дурацкой ролевой игрой, а теперь еще ты будешь меня игнорировать! — выкрикнула она Чарлзу в нарциссической ярости.
— Я так и знал, я знал, что это случится! — воскликнул Чарлз в полном отчаянии. — Я знал, что когда-нибудь она мне изменит!
Келли встала, вытерла глаза и вышла вон из кабинета.
Я утратила контроль над сеансом. Вот прекрасно, подумала я, после всей работы, которую мы проделали над этими фантазиями с изменой, теперь у Чарлза будет новая травма! Когда Келли выскочила за дверь, он окаменел в шоке от ее откровенности, точно так же как в день своей несостоявшейся свадьбы. Глаза его опустели, лицо осунулось, а тело стало ригидным, как у кататоника.
— Чарлз, оставайтесь со мной! — скомандовала я. — Оставайтесь в своем теле. Встаньте. Дышите. Топайте ногами. Чувствуйте. Чарлз, вы в безопасности.
Он сжал кулаки, и я увидела, что в его глазах снова затеплилась жизнь. Он испустил низкий рык, и я стояла рядом с ним, пока он проходил через серию конвульсивных эмоций, сменившихся под конец изнеможением.
Чарлз спровоцировал именно то, чего больше всего боялся. Он воссоздал изначальную травму. Он подбил Келли сыграть ту самую роль, которая была нужна ему, несмотря на все его отговорки.
Он сперва идеализировал ее, потом просил разыгрывать свою травму в спальне, а затем проецировал на нее свои страхи, притворяясь, что может быть донжуаном, пока наконец не вызвал в ней ярость, которая отражала его собственную.
Ярость томилась в глубоких казематах его существа, запертая эротической фантазией, как пробкой в бутылке. Чарлз так и не завершил свою реакцию на изначальный инцидент, его процесс был приостановлен. Он только ощущал скорбь, но так и не прошел через ее стадии: не было ни гнева, ни отрицания, ни принятия — он просто пытался преодолеть ее, сексуализируя свою беспомощность перед женскими капризами.
Я была разочарована тем, что цикл реакций между этими двумя людьми привел к неверности. Они ведь действительно любили друг друга. Все вышло из-под контроля именно из-за идеи предательства, и в конечном счете Келли его осуществила.
Я думала обо всех способах, которыми мы справляемся с этой сводящей с ума эмоцией — ревностью. Чарлз, Келли, Рами, я сама… Никто из нас не разбирался со страхом — мы только плясали вокруг него, как вокруг горячих углей.
Многие люди проживают свои отношения в некоем равновесии между потребностью в любви и страхом любви. Но давайте проясним этот вопрос: страха любви как такового не существует . Никто в действительности ее не боится. Любовь прекрасна. Если говорить точнее, речь идет о страхе потерять любовь . Поэтому мы возлагаем на других колоссальную ответственность за наше чувство безопасности. А реальность такова, что никто не может гарантировать безопасность, верность или прогнать нашу неуверенность прочь.
В конечном счете овладение властью над нашими страхами — это внутренняя работа.
* * *Чарлз остался со мной. Он осознал, что готов положить конец этому циклу. «Это я ее так настроил. Я причина всему этому. Я должен работать над этими проблемами», — сказал он.
И он работал — хорошо, старательно. На сей раз он проговорил и прочувствовал свой путь до конца и смог освободиться от сексуализации своей травмы. Мне понятно, почему это было так тяжело для него. Ревность, страх и ярость — скверная троица, и я понимаю, почему он выбрал сексуальный обходной маршрут .
Ревность всегда связана со стабильностью «я». Поскольку самоценность прибывает и убывает в гармонии с отношениями, мы стремимся к равновесию, чтобы поддержать самих себя. Келли изменила Чарлзу, чтобы восстановить свое чувство «я» — желанную, важную часть своей индивидуальности. Тот факт, что она заодно хотела наказать его, был вторичным вознаграждением для ее нарциссической травмы.
Что касается меня, то работа с Чарлзом помогла мне взглянуть в лицо тем же проблемам. Я увидела медленное разрушение своей самоценности и то, что я из-за него делала. Как и Келли, я чувствовала себя сброшенной с пьедестала. Однако, вместо того чтобы и дальше швыряться ведрами с ледяной водой или становиться отшельницей, я решила держаться за свое чувство ценности — несмотря ни на что.
Да, пускай ответственность за поведение Рами лежит на нем самом, но то, как я относилась к себе, было целиком и полностью моим делом. В конце концов, я ведь сама сказала в начале наших отношений, что хочу раскрыть свое сердце и быть более уязвимой.
Что касается ситуации «с другими женщинами», мне необходимо было осознать, что несправедливо заниматься сравнениями. Вместо того чтобы накручивать себя, гадая, каков мой рейтинг в глазах Рами, я решила просто расслабиться и одобрять достоинства других. И от решения перешла к делу. Если я выходила куда-то с Рами и какая-нибудь русская красавица или хорошенькая молодая австралийка подходили, чтобы поздороваться со своим «дорогим другом», я мысленно накидывала на свой норов узду, медленно дышала и уговаривала себя просто пережить это.
Это была осознанная поворотная точка в моем разбирательстве с накопившейся неуверенностью. Я не хотела чувствовать себя приниженной, я хотела принимать собственную красоту, наслаждаться каждой ее минутой и гордиться каждым своим шагом, и неважно, обращает ли Рами на меня внимание.
А что же морщинки? Да ничего! Причина этого кризиса была не в морщинах. И не в Марселле, Люси или Марии. Дело было в исцелении вреда, который я причинила сама себе. Никакие морщинки не могли украсть у меня искру. Я должна была смотреть в зеркало на себя , а не на морщины на моем лице. Я должна была смотреть на эту женщину целиком и помнить, кто я такая. Я должна была поддерживать собственное чувство одобрения себя в присутствии других людей, которыми восхищалась.
Вот что дает силу иметь дело с «ахиллесовыми пятами» любви.
Мужская группа: эйфория
Мне пришло письмо от человека, от которого я уже не чаяла когда-либо получить весточку. Стив — довольно привлекательный мужчина, успешный девелопер недвижимости, владелец красивой яхты. За несколько лет до нашего знакомства с Рами у меня со Стивом была мимолетная интрижка.
Письмо Стива было деловым: он надеется, что я его помню, ему нужно задать мне важный вопрос, и он просит меня не беспокоиться, если я вышла замуж или связана с кем-то отношениями. Его намерения совершенно платонические. «Я теперь живу в Сан-Франциско, но буду рад приехать туда, где живешь ты, потому что мне нужен личный разговор».
И все. Ни любезностей, ни новостей о его жизни, ни вопросов о моей. Я сомневалась, что эта встреча станет для меня чем-то бо́льшим, чем просто развлечение во время обеда, и, честно говоря, с тех пор как мы последний раз виделись со Стивом, я ни разу о нем не вспомнила.
Во времена нашего романа мы побывали на нескольких свиданиях, а потом он привез меня к себе домой — в пентхаус на берегу океана. Хотя и со вкусом обставленная, внешне квартира скорее напоминала выставочный павильон, чем жилое помещение. Я не увидела ни картин, ни почты, ни личных сувениров — ничего. Стив вполне мог быть минималистом в быту или просто сверхчистюлей, но интуиция говорила мне обратное.
Мы некоторое время повалялись на кровати, целуясь, но, когда он извинился и отлучился в ванную, я вскочила и распахнула платяной шкаф. Совершенно пустой! Не было даже грязного носка. О боже мой! До меня дошло, что он здесь не живет.
