Дмитрий Лесной - Русский преферанс
Из этого фрагмента отчасти ясно, почему именно преферанс стал в XX в. национальной игрой россиян «советского» времени.
Ходасевич Владислав Фелицианович (1886–1939)Один из наиболее выдающихся поэтов России XX в., специалист по творчеству Пушкина и автор книги о Державине, — как и они, профессиональный игрок; ещё при его жизни эмигрантский писатель М. А. Осоргин опубликовал рассказ «Игрок», представляющий собой довольно точный портрет Ходасевича. Мемуарист-эмигрант В. С. Яновский в книге «Поля Елисейские» перечисляет русских парижан-писателей (в том числе и себя) — «Адамович, Ходасевич, Вильде, Ставров, Варшавский, Яновский играли во всё — хоть в три листика». Он же пишет: «Ходасевич за картами обычно нервничал, кривился, ёрзал, когда его партнёр ремизился». В мемуарной книге Нины Берберовой «Курсив мой» приводится «хронология жизни», своеобразная автобиография Ходасевича, где он сам вписал на 1906-й, 1907-й — на каждый год вплоть до 1911-го — отдельно: «Карты». О его игре можно подробно узнать в мемуарном очерке «Московский литературно-художественный кружок»; играл он и в любительский преферанс в доме В. Я. Брюсова;[51] в эти годы карты — и в их «коммерческой» разновидности игр, и в «азартной» служили для Ходасевича порой единственным источником средств к существованию.
В 1922 г. Ходасевич уехал из России, в 1925 г. перешёл на положение эмигранта и до конца жизни жил в Париже. За границей Ходасевич игру в карты не оставлял, однако вместо московской железки, преферанса и окончательно отмиравшего винта играл в покер и бридж; постоянными партнёрами его были критик А. В. Бахрах и обрусевший индус (точнее, пакистанец) Хассан Шахид Сураварди. В эмигрантские годы карты стали для него чем-то вроде «искусства для искусства».
Тем не менее в годы жизни в России преферанс и винт из числа коммерческих игр стояли у Ходасевича на первом месте, что видно по множеству его собственных и чужих мемуаров. Среди великих русских писателей XX в. Ходасевич, видимо, был величайшим картёжником.
Осоргин Михаил Андреевич (настоящая фамилия Ильин)Русский писатель, высланный в 1922 г. из России вместе с примерно 200 деятелями русской культуры (о чём, как пишет Солженицын, ЧК позже пожалело: пропал «хороший расстрельный материал»). Друг В. Ф. Ходасевича ещё по «Московскому литературно-художественному кружку»; в «Камерфурьерском журнале» Ходасевича (дневнике с записями ежедневных событий, см.: НЛО. 1993. № 2. С. 177) есть записи 1923 г.: «5 октября. Вечер у Осоргина, карты (Осоргин, Бахрах, Вишняк)», такая же запись с тем же составом игроков сделана 14 октября; поскольку после отъезда из России Ходасевич играл почти исключительно в бридж и в покер, а игры, довольно подробно анализируемые Осоргиным в его прозе, нигде не носят характер коммерческих, всего вероятней, что игра шла в покер.
Безусловно Ходасевича описывает рассказ Осоргина «Игрок» (Париж, пн. 1927, 5 июня), есть даже текстуальные совпадения с воспоминаниями Ходасевича: «И знаете, однажды я побил двадцать три карты подряд. Вы понимаете — двадцать три подряд! Это было изумительное переживание». Хотя герой рассказа и заявляет, что у него двое детей (которых у Ходасевича никогда не было, кроме приёмного сына во втором браке), облик Ходасевича-игрока в этом рассказе набросан впервые — на редкость достоверно, хотя и с намеренным «отводом глаз» читателя (Осоргин и Ходасевич в 1927 г. жили в Париже). Повествование ведётся от первого лица, «автор» играет в железку, бьёт семь карт подряд, ставит восьмую, всё проигрывает — за что «игрок» (Ходасевич) его весьма одобряет; в том же рассказе упомянута игра баккара, идущая за соседним столом.
«С его лица не сходила усталая полуулыбка человека, видавшего виды.
Я вспомнил, что улыбка эта была мне знакома ещё по Москве, где мы также не раз встречались за круглым столом.
— Неисправимы? — засмеялся я.
— Да зачем же исправляться? В сущности, в этом вся жизнь. Во всяком случае, лучшее в жизни.
— В азарте?
— Да, именно в азарте. Азарт — святое дело. Высокое дело. Выше азарта ничего нет. Побить восьмую карту ничем не хуже прекрасной поэмы или главы романа».
Рассказ представляет собой чуть ли не единственные скрытые воспоминания о Ходасевиче, опубликованные ещё при жизни последнего, хотя, по свидетельству В. Яновского, в Париже Осоргин с Ходасевичем пребывали в ссоре. В наиболее известном произведении Осоргина, романе «Сивцев Вражек» (1928, Париж; в 1930 г. получил американскую премию «Книга месяца» — чрезвычайная редкость для русского писателя) в главе «Пятая карта» подробно описывается игра в железку, идущая между офицерами в блиндаже в первую мировую войну прямо под вражеским обстрелом.
В «Повести о сестре» (1928–1930) у Осоргина встречается редкое для русской литературы описание игры в шестьдесят шесть, в которую герой играет с родной сестрой:
«Оба мы были азартны до самозабвения, типичные и беспардонные игроки. Мы играли в скучнейшую из игр — шестьдесят шесть, мы играли так, как нормальные люди не играют. Сдавая карты, беря взятки, мы произносили бессмысленные слова на каком-то собственном сумбурном жаргоне, угрожали друг другу, давали клятвы, лихорадочно ждали полосы счастья. Играли всегда на деньги, которых у меня не было и которые сестре не были нужны; и всё же радовались, выиграв рубль. Играли мы настолько ровно и так часто, что почти не приходилось расплачиваться, да это нас и не занимало. Мы записывали результат, чтобы продолжать игру на другой день».
Описания азартной игры принадлежат к лучшим страницам творчества Осоргина и в других произведениях.
Булгаков Михаил Афанасьевич (1891–1940)Драматург, прозаик, биллиардист и винтёр. Е. Земская, сестра Булгакова, вспоминает о том, как ещё в детстве в доме Булгаковых сменялись увлечения: «Ракетки и мячи покупали мы, старшие дети, на заработанные нами деньги. Стали постарше, не бросая крокета и тенниса, увлеклись игрой в винт». Сохранились отрывки длинного пародийного стихотворения Булгакова (от лета 1915 г.), где имелась характерная парафраза Никитина:
«Помоляся Богу,
Улеглася мать.
Дети понемногу
Сели в винт играть».
Земская приводит цитату из письма матери Булгакова к ней от 11 ноября 1914 г. о жизни Булгакова с его первой женой, Татьяной (урождённой Лаппа): «Нравится она с Мишкой тебе? Они живут настоящим семейным домом. Устраивают субботы; винтят (т. е. играют в карты в винт)». Л. Е. Белозерская вспоминает детали, важные для сценического включения картин игры в булгаковские пьесы: «Что касается тараканьих бегов, то они, с необыкновенным булгаковским блеском и фантазией, родились из рассказа Аркадия Аверченко «Константинопольский зверинец», где автор делится своими константинопольскими впечатлениями тех лет. На самом деле, конечно, никаких тараканьих бегов не существовало» (заметим в скобках: возможно, что они всё же существовали, свидетельство тому — их нынешнее возрождение в России, однако сейчас для бегов используются крупные южноамериканские тараканы).
Ниже Белозерская пишет: «Сцена в Париже у Корзухина написана под влиянием моего рассказа о том, как я села играть в «девятку» с Владимиром Пименовичем и его компанией (в первый раз в жизни!) и всех обыграла». Ей же принадлежит рассказ о книге А. В. Чаянова «Венедиктов, или Достопамятное событие жизни моей», посвящённой приключениям персонажа по фамилии Булгаков, его борьбе с неким посетившем Москву Сатаной по фамилии Венедиктов, у которого Булгаков выигрывает в карты… собственную душу; заметим, идея вполне гоголевская, а Гоголь был любимым писателем Булгакова (М. А., а не чаяновского героя, чьё появление относится к 1921 г., публикация же датирована «V год республики», т. е. 1922 г.).
С. А. Ермолинский, близкий к Булгакову в последние годы жизни писателя, также вставляет фразу в свои «поздние» воспоминания: «Прочный мир детства. Так казалось. Может быть, поэтому он и ходил на обветшалую «Аиду», нацепив бантик, или когда играл в винт (как папа)». В воспоминаниях Белозерской и Ермолинского много места уделено игре Булгакова на бильярде, притом с литературным врагом — с Маяковским, игравшим, по многим данным, очень хорошо.
Сцена игры в винт в «Белой гвардии», при всей сценичности подобной картины, в пьесу «Дни Турбиных» не попала, зато попала в «Бег» сцена игры в «девятку», собственно говоря, в железку, — азартная игра для сцены всегда выигрышней медленной коммерческой.
Едва ли игра в карты занимала в жизни Булгакова много места, но была постоянным атрибутом его быта и его творчества, притом — именно игра коммерческая. В его случае (так же, как и у Леонида Андреева) это по семейной традиции был винт, с 1870-х годов существовавший в русской жизни параллельно с преферансом, но в советское время тихо угасший — возможно, потому, что преферанс разделился на четыре различных типа игры, а винт эволюционировал в бридж — игру уже почти престижную.
