Дмитрий Лесной - Русский преферанс
В заключение хотел бы указать на одну опасность, таящуюся в чрезмерно почтительном отношении к литературной норме. В языке каждой профессиональной группы есть слова и выражения, являющиеся профессионализмами. Например, бильярдист никогда не скажет сыграть шар, а скажет сыграть шара, хотя по правилам русского языка это неправильно. Тут дело в одушевлении бильярдистом этого самого шара. Форма винительного падежа для существительных мужского рода одушевлённых совпадает с формой родительного падежа, а для неодушевлённых — с именительным: стерегу дом, но вижу вора.
То же — со словом туз. Все говорят: надеюсь купить в прикупе туза, хотя литературная норма требует: купить туз. Про короля и валета (кстати, оба слова только что употреблены в винительном падеже) я уже не говорю — они как бы существа одушевлённые, на этих картах даже нарисованы люди. Но туз? Картёжники одушевили его тоже и очень давно. Я думаю, что в строчке «Он, правда, в туз из пистолета В пяти саженях попадал» имеется в виду не карта (эка невидаль попасть в карту с восьми метров!), а очко, значок масти на карте. Потому что тот же автор написал: «Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза» (Пушкин. Пиковая дама).
Если вы в книжке про бильярд напишете сыграть шар, это будет признаком непрофессионализма. Говоря про карты, мы обязаны учитывать языковую практику игроков, если, конечно, хотим, чтобы они с уважением относились к нашему печатному слову.
Галерея портретов[27]
(30 очерков о выдающихся преферансистах)
Первый российский певец преферанса, игрок высокого класса, друг В. Г. Белинского и постоянный его партнёр по игре, а также прозаик, театральный критик и поэт-переводчик. И. И. Панаев пишет в своих неоконченных воспоминаниях:
«Кульчицкий, очень добрый малый (умерший за два года до смерти Белинского в чахотке), известен был кое-какими журнальными статейками и шуточным трактатом о преферансе. Он был искренно привязан к Белинскому и всеми силами старался угождать ему. Он приготовлял обыкновенно карточный стол за полчаса до нашего прихода, сам тщательно вычищал зелёное сукно, так что на нём не было ни пылинки, клал на него четыре превосходно завострённых мелка и колоду карт.
Когда мы с Белинским входили, Кульчицкий торжественно обращался к Белинскому, подводил его к столу и восклицал:
— Как вы находите это зелёное поле?.. Не правда ли, это радует сердце?
Белинский приятно улыбался — и мы, по требованию его, немедля приступали к делу…»
Упомянутый здесь «шуточный трактат о преферансе» — это изданная под псевдонимом П. Ремизов[28] книга «Некоторые великие и полезные истины об игре в преферанс» (СПб., 1843), которую мы целиком перепечатываем в нашем издании по экземпляру Музея Книги Российской государственной библиотеки. Как пишет об этой книге современный нам исследователь Л. А. Ходанен, «в «Философии преферанса» (ч. I) иронически обыграна шеллингианская терминология; «Историю преферанса» (ч. II) составляют забавные анекдоты об игре «в пульку» римских цезарей и других знаменитостей». Кульчицкий был не только близким другом Белинского, но также и свидетелем со стороны невесты на венчании Белинского, и, надо полагать, заслуживая положительную оценку «неистового Виссариона», брошюра о преферансе была в значительной мере написана для удовольствия и развлечения собственно Белинского. После анонимного учебника 1841 г. (воспроизводимого в нашей книге по экземпляру из собрания покойного А. С. Перельмана) книга Кульчицкого была первым русским художественным произведением, целиком посвящённым преферансу, и едва ли не первым таковым в мировой литературе, ибо в Австрии (точнее, в Вене), откуда, как я полагаю, пришёл в Россию преферанс (венск. «преферль»), пока ничего подобного найти не удалось.
Если бы не дружба с Белинским, имя Кульчицкого могло оказаться в XX в. начисто забытым. Благодаря необходимости сносок к сочинениям Белинского и воспоминаниям о нём имя Кульчицкого сбереглось в литературе на «маргинальном положении», однако даже для фундаментального справочника «Русские писатели 1800–1917» (М., 1994. Т. 3) портрет Кульчицкого разыскать не удалось. Мемуаристы, не воспринимая Кульчицкого всерьёз как писателя, единодушно отзывались о нём как об исключительно искусном игроке в преферанс, и только в преферанс.
Белинский Виссарион Григорьевич (1811–1848)«Могучий критик-поэт» (выражение В. А. Панаева); «он знал мало, и в этом нет ничего удивительного» (слова И. С. Тургенева); «этот симпатичный неуч» (характеристика, данная Белинскому В. В. Набоковым в романе «Дар» и не пропущенная в печать в довоенном парижском журнале «Современные записки» одним из редакторов, М. В. Вишняком). Если современного читателя трудно представить всерьёз заинтересованным публицистикой Белинского, то каждый преферансист должен помнить его имя: Белинский не может быть забыт как едва ли не первый в России писатель, отдавший преферансу всё свободное время. Даже Ю. Оксман в своей «Летописи жизни и творчества В. Г. Белинского» (М., 1958) нехотя пишет: «1842; ноябрь — декабрь. Белинский, изнывая от непосильной работы и одиночества, пытается в свободное время забыться игрой в преферанс». И. С. Тургенев, один из партнёров Белинского по игре, вспоминает: «Играл он плохо, но с тою же искренностью впечатлений, с тою же страстностью, которые ему были присущи, что бы он ни делал!» Весной 1842 г. Белинский окончательно переехал в Петербург, 15 октября того же года поселился в одном доме с Панаевыми. А. Я. Панаева вспоминает:
«Белинский никуда не ходил в гости… Вечером, часов в 10, приходил к нам играть в преферанс, к которому сильно пристрастился, очень горячась за картами. Он всё приставал ко мне, чтобы я также выучилась играть в преферанс.
— Гораздо лучше играть с нами в преферанс, чем всё читать вашу Жорж-Занд, — твердил он…
— Мы и так с вами бранимся, а за картами просто подерёмся, — отвечала я. — К тому же вам вредно играть в преферанс, вы слишком волнуетесь, тогда как вам нужен отдых.
— Мои волнения за картами — пустяки».
Самое подробное описание игры Белинского оставил К. Д. Кавелин (написано в 1874 г., впервые опубликовано в 1899 г.) — также один из постоянных участников кружка преферансистов в доме И. И. Панаева:
«Игроком он никогда не был… Белинский становился свободным и приходил почти каждый день к нам, иногда к обеду, но чаще всего после обеда — играть в карты. Кроме нас, он хаживал вечерами на пульку к Вержбицкому,[29] кажется, военному и женатому, о котором мы не имели понятия. П. В. Анненков говорил мне, что там Белинского обыгрывали наверное. Источники этого рассказа мне совершенно неизвестны… Так как друзья Белинского знали, что он почти каждый вечер проводит у нас, то приходили к нам, и таким образом квартира наша мало-помалу обратилась в клуб… Каждый вечер кто-нибудь из друзей забегал хоть на минуту повидаться с Белинским, сообщить новость, переговорить о деле. Как только приходил Белинский после обеда — тотчас же начиналась игра в карты, копеечная, но которая занимала и волновала его до смешного. Заигрывались мы зачастую до бела дня. Тютчев[30] играл спокойно и с переменным счастьем; я вечно проигрывал; Кульчицкому счастье валило всегда чертовское, и он играл отлично. Белинский плёл лапти, горячился, ремизился страшно и редко кончал вечер без проигрыша.
На этих-то карточных вечерах, увековеченных для кружка брошюркой Кульчицкого «Некоторые великие и полезные истины об игре в преферанс», изданной под псевдонимом кандидата Ремизова, происходили те сцены великого комизма, которые часто приводили в негодование Тютчева, забавляли друзей, а меня приводили в глубокое умиление и ещё больше привязывали к Белинскому.
Поверит ли читатель, что в нашу игру, невиннейшую из невинных, которая в худшем случае оканчивалась рублём-двумя, Белинский вносил все перипетии страсти, отчаяния и радости, точно участвовал в великих исторических событиях? Садился он играть с большим увлечением, и если ему везло, он был доволен и весел. Раз зацепившись и поставя ремиз, он старался отыграться, с азартом объявлял отчаянные игры и ставил ремиз за ремизом. Кульчицкому, как нарочно, в это время валили отборнейшие карты. Поставя несколько ремизов, Белинский становился мрачным, пыхтел, жаловался на судьбу, которая его во всём преследует, и наконец с отчаянием бросал карты и уходил в тёмную комнату. Мы продолжали игру как будто ни в чём не бывало. Кульчицкий нарочно ремизился отчаянно, и мы шумно выражали свою радость, что наконец-то и «гадюка» попалась. После двух-трёх таких умышленных ремизов дверь тихонько приотворялась и Белинский выглядывал оттуда на игру с сияющим лицом. Ещё два-три ремиза — и он выходил из тёмной комнаты, с азартом садился за игру, и она продолжалась вчетвером по-прежнему».
