Нина Нефедова - Дневник матери
Гневом, презрением загораются глаза окружающих, слышатся возгласы: «И этого не сумел сделать!», «Собака!», «Предатель!»
Ночью к нему подсаживается старик партизан: «Сынок! Ты мне-то хоть скажи правду…»
Телеграфист в последнем усилии приподнимается, пристально вглядывается в лицо спрашивающего, точно колеблясь, «сказать или не сказать?» И обессиленный, упав на спину, слабеющими губами шепчет: «Нет, не передал… Не успел…»
Наступает хмурый рассвет. Люди сидят понурясь, ожидая казни. В сторону телеграфиста никто и не смотрит. И вдруг вдали слышится стрельба. Вот она все ближе, ближе! Затем слышно, как снаружи с дверей сбивают замок. Дверь распахивается, и в пакгауз врываются «наши»…
Командир в толпе обступивших его людей отыскивает кого-то глазами. «А где тот товарищ, что передал сообщение?» – спрашивает он. Все недоумевающе переглядываются и, вспомнив о телеграфисте, бросаются к нему. Но тот уже мёртв. «Кто знает, как его фамилия?» – спрашивает командир. Молчание… Никто не знает фамилии. На этом полустанке он работал всего один день…
Я потому так подробно останавливаюсь на содержании картины, что она произвела на ребят огромное впечатление. И мне было интересно, поняли ли они основную, главную мысль её? А именно, что настоящий герой всегда скромен и что, совершая подвиг, он не думает о подвиге.
Ребята восторгались стойкостью и мужеством телеграфиста, негодовали по поводу того, что все отвернулись от него в страшную минуту. И только, пожалуй, Лида более точно передала их восприятие картины:
– Мама! Как всё-таки это ужасно: умирать за людей, которые осыпают тебя проклятиями, и не иметь права сказать им правды…
– Да, ребята. И для этого, вероятно, требуется большее мужество, чем для пытки физической болью…
Лида согласилась со мною, но, поёживаясь, сказала:
– Всё-таки я не представляю, мама, как можно вытерпеть боль от иголок, загоняемых под ногти?! Тут нечаянно уколешься, и то…
– Мама! А помнишь, Люба Шевцова ведь тоже должна была скрывать от своих, что она работает у немцев разведчицей… И её проклинали… – говорит Валя.
Разговор переключается на героев любимых книг о Великой Отечественной войне. Ребята припоминают, кто из участников её оказывался в положении подобном тому, в каком был телеграфист из картины «Случай на полустанке»?
* * *Юра и Валя пришли из школы взволнованные. Оказывается, в школе сегодня состоялась встреча учеников с родителями Саши Филиппова, двенадцатилетнего герояразведчика, погибшего в Сталинграде.
Памятник Саше Филиппову открыт недавно в одном из скверов города, и когда бы ни проходил мимо него, всегда у подножия обелиска лежат живые цветы.
Встреча с родителями героя, их воспоминания о сыне глубоко тронули ребят. Валя ходил за мной по пятам, передавая рассказ отца о детстве Саши, о его подвиге и смерти. Юра же удивлялся тому, как буднично выглядели родители героя:
– Ты представляешь, мама, самые обыкновенные люди. Если бы я встретил их на улице, я ни за что не подумал бы, что это отец и мать Саши Филиппова…
Не знаю, каким, по мнению Юры, должен был выглядеть отец героя, но Юру поразило, что в школу он пришёл сразу после работы, не успев даже переодеться, и пиджак его был в извести…
Валю занимает другое… Он говорит:
– Мама! А когда мать Саши попросили рассказать, каким он был маленьким, она заплакала…
Приходит домой Оля, и рассказ о Саше Филиппове повторяется со всеми деталями. Потом я вижу, как Валя с озабоченным видом выворачивает свои карманы и, о чём-то посоветовавшись с сестрой, подходит ко мне и спрашивает:
– Мама! У тебя не найдётся немножко денег? У нас с Лелькой не хватает на цветы Саше Филиппову…
Очень хорошо, что школа организовала эту встречу с родителями героя, затронувшую в детях их лучшие чувства. Побольше бы таких встреч!
Но ведь и сама действительность на каждом шагу даёт огромный материал для пробуждения в детях гражданских и патриотических чувств. Я снова думаю о том, что в этом отношении мы, родители-сталинградцы, находимся в особенно благоприятных условиях. Город-герой! Здесь все, кажется, способствует тому, чтобы вызвать в детях высокий накал чувств. Здесь даже улицы имеют символические названия: улица Мира, улица Ленина, Коммунистическая…
В местной газете «Сталинградская правда» появилось стихотворение, которому автор предпослал диалог двух прохожих:
«– Скажите, как пройти на Коммунистическую улицу?
– Шагайте прямо по улице Ленина…»
Юрка прибежал ко мне восторженный с газетой в руках:
– Мама! Ты только послушай, как все здорово получилось! Ведь и в самом деле к коммунизму мы идём дорогой Ленина…
Юра до тех пор не успокоился, пока стихотворение не было прочитано отцом, Валей и сёстрами.
Мы говорим «семья – ячейка общества». В ней как в капле воды отражается всё, что происходит в нашем большом, сложном, справедливом, замечательном мире. И если эти большой и малый мир созвучны, если между ними полная гармония, то и детей воспитывать легко, они вырастают цельными натурами без всякого намёка на «раздвоение» личности.
Я знаю одну семью. Он – бухгалтер, она – инженер. Оба хорошие, честные люди, работающие не за страх, а за совесть. Но усталость ли от напряжённой работы, бытовые ли неурядицы (трудные, вздорные соседи по квартире), болезненное ли состояние того и другого (у него желчнокаменная болезнь, у неё – гипертония), но они стали людьми нервными, раздражительными. Иногда, в минуты душевной депрессии, они позволяли себе в присутствии сына, мальчика лет пятнадцати, критически отзываться о том или ином общественном явлении, событии.
Открывается, предположим, в городе областная сельскохозяйственная выставка. Весь город в течение нескольких дней живёт этой выставкой. О ней пишут в газетах, сообщают по радио, говорят на улице, в трамвае, в учреждениях. Для города выставка – праздник. В день открытия выставки улицы запружены толпами народа, всюду флаги, цветы.
Радостно возбуждённый, счастливый, мальчик прибегает домой и с восторгом рассказывает родителям о том, что творится на улице, что ему в числе первых удалось проникнуть на территорию выставки и как много замечательного он там видел. Отец скучающе слушает и, деланно зевнув, говорит:
– Шальные деньги, отчего же не выбросить…
Сын вспыхивает, глаза его загораются гневом, он с мальчишеской страстностью налетает на отца, атакует его, доказывает ему, что выставка необходима, что она – смотр больших достижений, возможность для обмена опытом и прочее.
Отец чуточку смущён этим натиском, ему немножко стыдно, что его, взрослого человека, «агитирует» мальчишка, к тому же его собственный сын, да ещё в присутствии посторонней женщины. И он говорит, оправдываясь:
– Да я что? Я ничего. Я только говорю, что встанет в копеечку государству эта выставка.
Мне от этой сцены делается не по себе. На моих глазах мнут, коверкают, уродуют прекрасную юную душу. Когда мальчишка со слезами ещё не остывшей ярости выскакивает из комнаты, я на правах хорошей знакомой говорю:
– Плохие вы родители! А вот сын у вас хороший. Его счастье, что в школе сумели заронить ему в душу добрые семена…
Для ребёнка ведь очень важно, каково гражданское лицо его родителей. Как они работают, участвуют в жизни коллектива, выполняют свои общественные обязанности.
Ребёнок может только догадываться об этом, потому что в большинстве случаев получается так, что весь пыл своей души родители оставляют на работе, а домой приносят только усталость, раздражение, недовольство. И отравляют детей откровениями вроде: «Своя рубашка ближе к телу», «Не подмажешь – не поедешь», «Моя хата с краю». И произносятся-то эти слова в осуждение кого-либо из сослуживцев, а ребёнок думает, что это жизненное кредо его отца и матери.
* * *В школе объявили месячник по сбору бумажной макулатуры. Валя и Оля включились в него. И как всегда – с особенным энтузиазмом Валя. Он не любит ничего делать наполовину. И сейчас ходит по квартире, как заворожённый, с вожделением поглядывая на кипы газет, сложенных в стенном шкафу, и даже на книги.
Из опасения, как бы он в пылу соревнования не «уволок» чего-нибудь дельного, пришлось нам с Иваном Николаевичем пересмотреть свои архивы и отобрать всё, что годами лежало и пылилось на полках стеллажей.
Валя набивает бумагами полный мешок, довольнёхонький взваливает его себе на спину и уходит в школу. Чтобы не обделить Олю, я не без некоторого колебания разрешаю ей взять старые подшивки газет и школьные тетради Лиды и Тани. А Иван Николаевич добавляет к этому несколько учебников, устаревших и давно заменённых новыми.
В прошлом учебном году, когда был объявлен месячник по сбору металлолома, нам пришлось расстаться с бабушкиным самоваром и медной ступкой. Валя тогда все ходил по комнатам и мысленно взвешивал, что ни попадалось на глаза. Застав его однажды за тем, как он покачивал на ладони письменный прибор отца, я поняла, что он не далёк от того, чтобы и этот чугунный прибор Каслинского литья стащить в металлолом.
