Аркадий Спичка - Кухня холостяка
Экономист Н. Шмелев писал: алкоголь надо делать как можно дешевле и доступнее — это один из факторов укрощения пьянства, феномен, известный всему миру. Во Франции много-много лет вино доступнее и дешевле минеральной воды, но что-то не доносится до нас сведений о деградации французского народа и крушении французского общества.
Кто лично ответит за то, что в нашей несчастной стране только в 1987 году было употреблено внутрь 900 тысяч литров жидкости для мытья стекол, 20 миллионов баллончиков дихлофоса, на многие миллионы рублей всякой дешевой спиртсодержащей парфюмерии, 44 тысячи человек отравились, каждый четвертый из них погиб.
Я горжусь тем, что в свое время первым в Ленинграде выступил в газете «Смена» против этого бесчеловечного указа. Помню, как потрясли меня некоторые письма, пришедшие в ответ на статью. «Да пусть алкаши передохнут все, — писали их авторы, очевидно, люди безупречные и высокоморальные, — а еще лучше взять да поставить их к стенке!» Бесчеловечный указ закономерно родился в стране, где десятилетиями бесчеловечность возводилась в норму.
Хватит, хватит уже бороться со своими! Давайте лучше друг другу помогать. Пьющих у нас от 130 до 150 миллионов (эту цифру приводит Л. Мирошниченко, старший научный сотрудник Всесоюзного научного центра наркологии). Если их всех побороть, то с кем, граждане, останемся, чтобы строить светлое будущее?
К черту ханжество и ханжей! Пусть хоть в отдельно взятом Ленинграде городская дума вместо введения тысячу раз скомпрометировавших себя талонов, ограничений и поднятия цен откроет сотни мелких забегаловок. В той же Франции одно такое заведение приходится на 250 человек. Да что там Париж, тридцать лет назад в Питере всех чайных, пивных и закусочных было не меньше, чем в Париже. Человек не у мусорного контейнера, опасаючись милиционера с «демократизатором», а в приличной, человеческой обстановке мог выпить стопку водки без зверской наценки, спокойно закусить ее сарделькой и отправиться домой. И посмотрите статистику — во сколько раз мы выпивали тогда меньше, чем сегодня!
Наказание пьющих скотскими условиями выпивки не сработало. Напротив, берясь с «культурой пития», мы напрочь растеряли элементарную культуру поведения человека в общественном месте, которая вырабатывается в свободном, непринужденном общении людей между собой. Указ и последовавшая за ним кампания разобщили громадные массы простых людей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Мирошниченко пишет: «И пока мы не нашли замены, пока не уговорили людей обходиться соком, пусть люди общаются хоть в этих трижды проклятых пивных, чтобы выпить вместе за разговором и не спеша, в условиях простейших удобств (фанерный стол, фанерный стул, стеклянная кружка, дешевая закуска), хотя бы те же самые 5,8 миллиарда литров пива, что продаются сейчас населению а год.
И, отбросив подозрительное ханжество, по-видимому, придется построить (идя, действительно, „навстречу пожеланиям трудящихся“) тысячи этих простеньких „шалманчиков“, которые можно возвести, как и снести, буквально за одну ночь. И пусть структура выпиваемого алкоголя сместится в сторону 50—60-процентной доли пива, как в благополучной Дании или Англии, вместо теперешней 60-процентной доли водки…»
Рост преступности в стране все привычнее сваливают на пьянство и не замечают, что при жутком росте числа преступлений и при еще большем росте продажи водки число правонарушений, совершенных людьми в нетрезвом состоянии, даже снизилось. Общество больно, больно хамством, бессердечием, жестокостью, тупой нетерпимостью — здесь первоисточник преступности.
Мы называем «помощью» преследование пьяниц и больных алкоголизмом, которые действительно нуждаются в помощи. Если мы, т. е. вольные или невольные радетели трезвости, повернемся к ним не трубкой Раппопорта для определения паров алкоголя, а сердцем, большинство их ответит тем же. И увидим, наконец, что одному нужен врач, другому — священник, а третьему — просто добросердечное отношение, и все это мы способны обеспечить.
Привычно считается, что борьба, с пьянством может одолеть экономический кризис. При этом забывают, что экономику из кризиса уже сейчас должны вытаскивать те 150 миллионов пьющих, а не штатные аппаратчики, борющиеся за трезвость. Грузины говорят, что их обычаи не запрещают пить, но запрещают позорить свой род. Поэтому пусть каждый решает сам, сколько он может позволить себе выпить и может ли он вообще пить, не нарушая этот закон предков, который превыше любого уголовного кодекса.
Наверное, здесь и лежит самый достойный путь к избавлению от теперешних алкогольных бед. Уходя от лжи и административного насилия, преодолев чуму бездушия, мы все обязательно придем к осознанию того, что для человека нет ничего дороже уважения со стороны людей. Оно дороже мыла, колбасы, видеоигрушек и любого количества французского коньяка. И что потеря этой ценности гораздо дороже потери печени.
Ну а теперь, поумерив полемический пыл, давайте попробуем спокойно разобраться в главном — в генезисе алкогольной болезни, апеллируя, естественно, к авторитетам. Я отвожу себе роль почти бесстрастного комментатора некоторых небезынтересных, на мой взгляд, суждений о предмете разговора.
Всем, естественно, понятно, что главный вирус алкогольной болезни — это сам алкоголь. Заметим при этом, что далеко не каждый, употребляющий спиртное, становится алкоголиком. Даже многолетнее систематическое пьянство вовсе не вызывает алкоголизма и сопутствующей ему деградации, распада личности. Умеренно пьющий человек сохраняет интеллект, чувство ответственности перед обществом, семьей, способность к творчеству и профессиональной деятельности. Такие люди не теряют самоконтроля, не становятся рабами спиртного, всегда могут отказаться от выпивки, они не испытывают мучительной потребности опохмелиться (один из главных признаков болезни).
По этому поводу — маленький сюжет из воспоминаний Константина Симонова. В послевоенные уже годы его должны были включить в делегацию для поездки в США, но в списках фамилии писателя не оказалось. Позже выяснилось, что Сталину кто-то из доброхотов «стукнул», что Симонов любит выпить, — это и стало формальным поводом исключения его из членов делегации. Узнав об этом, оскорбленный Симонов воскликнул: «Ну и что же, что я пью? Ума-то я не пропиваю!»
Алкогольная болезнь — это результат сложного взаимодействия многих факторов — социальных, бытовых, психологических, физиологических. И кстати, менее всего исследована именно физиологическая, или, если угодно, биохимическая сторона алкоголизма. Если для академика Углова каждый пьющий — это алкоголик, то для серьезных ученых вопрос о том, где проходит граница между бытовым пьянством и хроническим алкоголизмом, т. е. болезненным злоупотреблением спиртными напитками, остается открытым. Еще не разработаны точные биохимические и психиатрические критерии, которые бы позволили определить, переступил человек эту едва различимую грань или нет.
И все же кое-что о химии возникновения алкоголизма уже известно. Поскольку читать об этом мне было интересно, то, надеюсь, и вы не перевернете эту страницу непрочитанной.
Итак, лет тридцать назад американский ученый Р. Вильямс сформулировал гипотезу, согласно которой восприимчивость некоторых людей к спиртному может зависеть от особенностей обмена веществ. Причем, конечно, не имеется в виду знаменитый случай с неким японцем, которому делали операцию аппендицита и случайно занесли в брюшную полость дрожжевые грибки. С беднягой произошла удивительная вещь — съест он всего лишь кусок хлеба, и через некоторое время пьян вдрызг. И в этом несчастливом качестве он пребывал довольно долго, его увольняли с любой работы. Хорошо, что в Японии хватает нормальных ученых и врачей, — в конце концов с ним разобрались и помогли ему. Странные люди эти японцы… Воображаю, сколько наших соотечественников охотно поменялись бы с этим человеком местами…
Но вернемся к Вильямсу. По его мнению, у некоторых людей происходит извращение обмена — организм не в состоянии использовать те или иные питательные вещества. Возникает недостаток некоторых аминокислот, дефицит витаминов, а это прямым образом сказывается на деятельности гипоталамуса, контролирующего питание. На этом фоне может возникнуть повышенная потребность организма в алкоголе — веществе, в котором при нормальном обмене организм не нуждается.
Гипотеза Вильямса нашла подтверждение в опытах на животных. Снижение вдвое калорийности питания, недостаток витаминов группы В и некоторых гормонов, отравление четыреххлористым углеродом или введение инсулина вызывали у мышей и крыс заметную тягу к алкоголю, которая закреплялась генетически и даже усиливалась у потомства.
Крупный исследователь биохимических предпосылок алкоголизма Д. Лестер придавал большое значение одной из стадий превращения алкоголя в организме — его окислению в уксусную кислоту. Известно, что на ранних этапах эволюции живого, в первичных организмах алкоголь играл весьма важную роль — фермент алкогольдегидрогеназа окислял его, превращая в важный для обмена веществ активный ацетил. И вот «пережитком» тех далеких времен, возможно, и является сама алкогольдегидрогеназа, которая в организме человека и животных содержится в необъяснимо больших количествах. Доктор биологических наук И. Сытинский справедливо замечает по этому поводу: «Маловероятно, чтобы в эволюционном развитии обмена веществ было предусмотрено изобретение человечеством алкогольный напитков…» Нервная система первичных организмов была очень примитивна, и поэтому на ней не сказывалось побочное действие алкоголя, связанное с отравлением нервных клеток.