Вкус. Кулинарные мемуары - Туччи Стэнли

Разговор звучал примерно так:

РОМАНО: Allora, che mangiamo sta sera?

Ну, что сегодня будем есть?

МАРЧЕЛЛО: Non so. Forse… Posso avere un po di pasta fagioli?

Не знаю. Хотя… Может быть, пасту с фасолью?

РОМАНО: Ma, certo.

Как скажете.

Марчелло смотрит на нас: хотим ли мы то же самое? Джон улавливает слова pasta fagioli, так что остальное можно не переводить. Мы оба энергично киваем.

РОМАНО: Perfetto. Tre fagio — E poi?

Отлично, три пасты с фасолью. А что еще?

МАРЧЕЛЛО: Umm…

Ну-у-у…

Марчелло не знает, чего ему хочется. Он такой же человек, как мы.

РОМАНО: Forse un po d’agnello.

Может быть, баранину?

МАРЧЕЛЛО: Cotolette?

Отбивные на косточке?

РОМАНО: Si. Dolcissimi. Lo faccio semplice, olio, vino bianco, aglio, sale, rosemarino.

Да. Они очень нежные. Простой рецепт: масло, белое вино, чеснок, соль, розмарин.

РОМАНО: Perfetto.

Прекрасно.

Марчелло оборачивается к нам: мы не против? Джон ничего не понял. Я перевожу.

Я: Бараньи отбивные на косточке с оливковым маслом, белым вином, чесноком, солью и розмарином.

ДЖОН: Звучит неплохо.

Я оборачиваюсь к моему новому другу Марчелло.

Я: Perfetto. Grazie.

Отлично, спасибо.

МАРЧЕЛЛО: Allora.

Ну вот.

РОМАНО: Perfetto. Tre cotolette.

Прекрасно. Три отбивные.

Романо уходит.

Мы допили скотч, и на столе появился графин домашнего красного вина. Я нервно пил большими глотками, Джон неторопливо смаковал, а Марчелло, следуя совету врача, разбавлял вино водой. Нам принесли нежнейшую pasta fagioli — короткую пасту со смесью фасоли каннеллини и борлотти. Это очень умиротворяющее блюдо, и я сразу вспомнил бабушкину кухню.

Вскоре подали бараньи отбивные на косточке: как и говорил Романо, они были маленькие, нежные и идеально прожаренные. Нескольких простых ингредиентов оказалось достаточно, чтобы сделать их бесподобными. Наверное, нам подавали еще салат и какие-то овощи, но этого я не помню. Однако точно помню, что после ужина и вина мои переводческие навыки улучшились (по крайней мере, мне так казалось) и я наконец почувствовал себя увереннее, сидя за одним столом с человеком, которым так восхищался.

После ужина Марчелло заказал дижестив, который наполовину состоял из ликера амаро и наполовину из фернет-бранки. Мы с Джоном последовали его примеру. Позднее я поведал этот рецепт папе, и с тех пор мы регулярно делаем этот нехитрый напиток. Само собой, мы назвали его в честь моего самого старого и близкого друга: «Марчелло».

Наутро я рассказал друзьям о прекрасном вечере и об этом чудесном аутентичном итальянском ресторанчике. Через пару дней мы собрались за столиком в Romano’s и настроились на великолепный ужин. Но из блюд, которые нам принесли, ни одно даже близко не напоминало итальянскую кухню. Мне стоило бы насторожиться еще в тот момент, когда я спросил у официанта про пасту с фасолью, а тот посмотрел на меня как на идиота. Тогда я заказал стейк из лосося, понадеявшись, что он будет приготовлен так же просто и элегантно, как бараньи отбивные на косточке, которые я ел здесь с моим лучшим другом Марчелло Мастроянни. Вместо этого мне подали пересушенный кусок рыбы, плавающий в сливках и покрытый сырной коростой. Увидев, что принесли остальным, я понял, что это версии итальянских блюд, адаптированные под вкусы самых невзыскательных парижан. Вероятно, чтобы удержаться на плаву, Romano’s был вынужден ориентироваться на непритязательную публику, отказываясь от изысканной простоты итальянской кухни. Так бывает очень часто (и именно на этом строится сюжет «Большой ночи»), и понятно, что каждый ресторан должен приносить прибыль. Но все же грустно осознавать, что по всему миру талантливые шеф-повара предают родные кулинарные традиции ради того, чтобы угодить господствующей посредственности.

Конечно, я больше никогда не возвращался в Romano’s, и сегодня, как я понимаю, этого ресторана больше нет. К сожалению, Марчелло Мастроянни я тоже больше ни разу не встречал — но до сих пор помню тот волшебный вечер, а клочок бумаги, на котором Марчелло написал адрес ресторана, я завещал похоронить вместе со мной.

12

Для меня было большой честью и наслаждением поработать над фильмом Норы Эфрон «Джули и Джулия» и сыграть мужа Джулии Чайлд, роль которой исполнила Мерил Стрип. Как я уже говорил, я с ранних лет восхищался Джулией Чайлд, поэтому с радостью окунулся в тот мир, который с такой любовью воссоздала Нора. Перед съемками зачастую приходится проделывать большую подготовительную работу, и в этот раз она была особенно приятной. Я постарался прочесть как можно больше о Джулии и Поле, пообщался с внучатым племянником Пола — прекрасным писателем Алексом Прюдоммом, а еще, чтобы действительно прочувствовать вкус жизни Пола, приготовил несколько блюд по рецептам из книги Джулии Чайлд «Уроки французской кулинарии», которую много лет назад подарила мне мама. (Однажды мы с Мерил даже приготовили бланкет из телятины для Кейт и нашей подруги Рен Артур, и получилось на удивление вкусно, хотя из-за неорганизованности и плохого планирования мы подали ужин на два часа позже, чем собирались. Я считаю, что это все из-за Мерил.)

Пол Чайлд был необыкновенным человеком. Отличный дзюдоист, художник и фотограф (хотя из-за детской травмы видел только одним глазом), он прекрасно говорил по-французски и работал в Управлении стратегических служб (предтече ЦРУ) на Шри-Ланке, где и познакомился с Джулией. После Второй мировой он стал американским дипломатом и занимался культурными связями с Францией, Германией и Норвегией. Он любил не только хорошую еду, но и книги, а потому глубоко разбирался в самых разных темах. Во время пребывания за рубежом Пол поощрял интерес Джулии к кулинарии, а в начале 1960-х, когда они вернулись в США, посоветовал ей попробовать силы на телевидении. К тому моменту он уже вышел в отставку и поддерживал Джулию на новой работе: возил посуду из студии в студию, помогал с подготовкой, мыл кастрюли и сковородки, а также рисовал иллюстрации и делал фотографии для ее книг. В общем, он был весьма и весьма прогрессивным человеком для своей эпохи — и одним из самых интересных людей, которых мне довелось сыграть. Помимо всего прочего, благодаря Норе и Мерил на съемочной площадке царила невероятно теплая атмосфера — а это, как я уже, возможно, намекал, бывает нечасто.

Эта атмосфера сохранялась и через год после съемок, когда мы все вместе поехали в пресс-тур. Все началось с того, что Барак и Мишель Обама выбрали «Джули и Джулию» первым фильмом для показа в Белом доме после инаугурации, и мы были очень рады получить приглашение на этот показ. Президент и первая леди поприветствовали нас и вообще были очень любезны, в то время как мы старались не захлебнуться от восторга. Немного поболтав с нами, президент Обама ушел заниматься какими-то делами государственной важности, а миссис Обама повела нас в небольшой кинозал Белого дома. Стало ясно: куда бы ни завел нас пресс-тур, круче уже не будет. Однако в том пресс-туре все же произошло еще одно событие, оставившее неизгладимое впечатление — правда, по совсем другой причине.