Ирина Потанина - Одесская кухня
«Балерина танцевала великолепно, чего нельзя сказать о декорациях».
Надежда Александровна Тэффи
«Артист чудесно исполнил «Элегию» Эрнста, и скрипка его рыдала, хотя он был в простом пиджаке».
«На пристань приехал пароход». «В понедельник вечером дочь коммерсанта Рая Липшиц сломала свою ногу под велосипедом»...
На глазах у Тэффи город все наполнялся. Новые беженцы прибывали сотнями. Все твердили, что власть большевиков вот-вот рухнет, что можно и не распаковывать чемоданы, но сами все же распаковывали, что было красноречивее любых слов.
Пропуски на въезд в Одессу легче всего выдавали артистам. Люди изощрялись, как могли: «Поистине талантлив русский
народ! Толпами двинулись на юг оперные и драматические труппы... Приехала опереточная труппа, состоящая исключительно из «благородных отцов». Приехала балетная труппа, набранная сплошь из институтских начальниц и старых нянюшек... Труппа из четырех актеров и одиннадцати суфлеров с трудом, но все же доказала пролетариям, что суфлер - главный человек в искусстве...»
А атмосфера все накалялась. Слухи о подходящей к городу войне полнили улицы. «Ауспиции тревожны!» - стало самой распространенной фразой города. С каждым днем становилось яснее, что нужно будет двигаться дальше. Но куда? Приехав в Одессу как артистка, привезенная импресарио и разрекламированная, к моменту отхода французских войск из порта Тэффи уже выполнила все обязательства по контракту и теперь совершенно не знала, как устраиваться дальше. Все знакомые бежали в Константинополь. Делали они это, правда, весьма импозантно:
«- Безобразие! Жду три часа. Все парикмахерские битком набиты... Вы уже завились?- налетает на меня одна дама буквально в момент общего бегства.
- Нет, - отвечаю растерянно.
- О чем же вы думаете? Ведь большевики наступают, надо бежать! Что же вы, так нечесаная и побежите? Зинаида Петровна вот молодец: «Я, говорит, еще вчера поняла, что положение тревожно, и сейчас же сделала маникюр и ондюлясион». Сегодня все парикмахерские битком набиты. Ну, я бегу...»
Последними в Одессе опустели кофейни.
Одесская кофейня, полная вкусами, характерами и судьбами, навсегда останется в памяти Тэффи символом поразительной беспечности и, вместе с тем, мистического разрешения большинства проблем Одессы тех времен.
- Отчего вы не сидите в кафе? Там же буквально все битые сливки общества! - упрекали Тэффи знакомые.
И правда - чтобы узнать последние новости, получить достоверную информацию (а чаще - множество противоречащих друг другу последних информации), чтобы заручиться чьим-то обещанием раздобыть пропуск на пароход, который «в случае чего отвезет всех в Константинополь», чтобы выяснить, почем прибывшие вчера в порт темнокожие матросы продают привезенные на торги безумной красоты ковры... -для всего этого достаточно было просто выпить пару ароматных чашечек кофе.
Одесская кофейня, полная вкусами, характерами и судьбами, навсегда останется в памяти Тэффи символом поразительной беспечности и, вместе с тем, мистического разрешения большинства проблем Одессы тех времен.
Остается лишь узнать, что за кофе пили в то время одесситы.
Вам понадобится (на 1 бокал):
1 чайная ложка натурального молотого кофе
сахар - по вкусу
3/4 бокала воды
корица - по вкусу
1 столовая ложка мороженого
1 столовая ложка взбитых сливок
грецкие орехи чищенные - по вкусу
шоколад тертый - по вкусу
Приготовление:
Измельчаем орехи так, чтобы они все еще оставались кусочками, но уже приобрели сыпучесть. В турке заливаем кофе, добавляем сахар и корицу. Ставим на слабый огонь и ждем, пока кофе не начнет подниматься. Снимаем турку, ждем, пока кофе опустится, и снова ставим все на огонь. Повторяем процедуру несколько раз. Когда кофе немного остынет, переливаем его в бокал, сверху кладем слой мороженого, затем - слой сливок. Присыпаем смесью тертого шоколада с измельченными орехами и подаем к столу.
Ы, наконец, подарок!
Одесситу шпионом быть нельзя - сразу вычислят. Нет, он легко сможет без акцента заговорить на любом языке мира, подобрать нужный костюм и перенять жесты аборигенов любой страны. Он станет, если очень сильно понадобится, с улыбкой есть лягушек, пить обезжиренное молоко и безалкогольное пиво, даже восхищаться формами японских женщин... Если настоящего одессита специально обучить, он постарается не торговаться на базаре, а после применения соответствующих угроз научится не спорить по пустякам.
Если настоящего одессита специально обучить, он постарается не торговаться на базаре, а после применения соответствующих угроз научится не спорить по пустякам. Но вот промолчать, когда при нем ктото скажет плохо об Одессе, одессит не сможет никогда.
Но вот промолчать, когда при нем кто-нибудь скажет плохо об Одессе, одессит не сможет никогда. Локальный, но очень мощный патриотизм прошит в одесских жителях на генетическом уровне. Что? Вы, кажется, где-то это уже слышали? Правильно! И было это в сборнике «Одесса» у Аркадия Тимофеевича Аверченко :
«Однажды я спросил петербуржца:
- Как вам нравится Петербург?
Он сморщил лицо в тысячу складок и обидчиво отвечал:
- Кому же и когда может нравиться гнилое, беспросветное болото, битком набитое болезнями и полутора миллионами чахлых идиотов? Накрахмаленная серая дрянь! Потом я спрашивал у харьковца:
- Хороший ваш город?
- Какой город?
- Да Харьков!
- Да разве же это город?»...
Но когда Аркадий Тимофеевич решил расспросить о городе одессита, вышло совсем по-другому. «- Скажите, - обратился я к нему, - вы не одессит?
- А что? Может быть, я по ошибке надел, вместо своей, вашу шляпу? Или нечаянно сунул себе в карман ваш портсигар?
- При чем здесь портсигар? Я просто так спрашиваю.
- Просто так? Ну, да. Я одессит.
- Хороший город - Одесса?
- А вы никогда в ней не были?
- Еду первый раз.
- Гм... На вид вам лет тридцать. Что же вы делали эти тридцать лет, что не видели Одессы? Ей-богу, вы даром потеряли тридцать лет вашей жизни!»
Аркадий Аверченко - человек удивительный. Не имея ни класса образования, он всему научился сам и в 15 лет уже работал младшим писцом в небольшой севастопольской конторе. Это уже само по себе можно было б назвать чудом, если бы не затмевающие всё последующие события: буквально за пять лет никому не известный бедный клерк из глубинки стал всероссийским писателем-кумиром и редактором наипопулярнейшего журнала «Сатирикон». Он умудрялся одновременно бывать в тысяче мест, проводить журналистские расследования, составлять психологический портрет аудиторий, слушать и слышать разговоры самых разных слоев общества.
Аркадий Тимофеевич Аверченко
Под множеством псевдонимов он вел грандиозное количество рубрик разных изданий и неизменно оставался любимцем читателей. Позже, уже в эмиграции, он и сам выражал удивление своему юношескому темпу жизни. «Понимать с первого взгляда все, про всех и везде невозможно, но у меня отчего-то получалось». Счесть это творческим преувеличением мешает хотя бы тот факт, что, побывав в Одессе лишь однажды и недолго, Аркадий Аверченко написал настолько меткие и очаровательные зарисовки, что одесситы по сей день включают его во все сборники вроде «Персоналии Одессы». По сути, Аверченко был первым, кто ввел Одессу в большую литературу и превратил город в блестящий, забавный и обожаемый всеми персонаж.
Именно он заметил, что улицы Одессы никогда не пустуют, а часов, когда все, спрятавшись по конторам, напряженно сидят над работой, в Одессе просто нет. «В одиннадцать все рассаживаются на террасах многочисленных кафе и погружаются в чтение газет. Свои дела совершенно никого не интересуют. Все поглощены Англией или Турцией, или просто бюджетом России за текущий год. Особенно заинтересованы бюджетом России те одесситы, собственный бюджет которых не позволяет потребовать второй стакан кофе». Именно зарисовки Аркадия Тимофеевича, который встретил на улице знакомого одессита и через два часа уже близко дружил с половиной Одессы, рассказали окружающим, что «нет более общительного, разбитного человека, чем одессит. Когда люди незнакомы между собой - это ему действует на нервы». И, наконец, именно Аверченко первым разгадал, отчего чувства одессита часто бывают похожи на стихийное бедствие: «Любовь одессита так же сложна, многообразна, полна страданиями, восторгами и разочарованиями, как и любовь северянина, но разница та, что пока северянин мямлит и топчется около одного своего чувства, одессит успеет перестрадать, перечувствовать около 15 романов».
