Владимир Гречухин - Мышкин. Малый город в большом туризме. Состояние, проблемы, продвижение, перспективы
Но еще большей угрозой, опасностью, подошедшей уже вплотную, оказывается грядущее укрупнение муниципальных территориально-административных образований. В нашей книге мы не раз приближались к этой крайне болезненной и горестной теме, к исчезновению Деревни, к слабому сохранению лишь отдельных ее очагов и, как следствие, – к обезлюдению и ненужности сегодняшних малых муниципальных районов.
Конечно, идеалисты могут много и ярко говорить о необходимости (и якобы возможности!) успешно и быстро заселить гигантские опустевшие территории, но кто же может всерьез относиться к такой «митинговой» риторике? Хотим мы этого или не хотим, но урбанизационные процессы и ликвидация Деревни в ее прошлом и сегодняшнем состоянии – это явления необратимые, имеющие мировой масштаб, а в России еще обостренные и ускоренные целым комплексом как материальных так и политико-идеологических действий.
Сегодня на недавних лугах и пашнях шумят молодые леса, а остатки еще обрабатываемых земель испуганно прижались к последним живым селениям и большим дорогам. Сегодня некогда земледельчески передовой Мышкинский край имеет крошечные показатели в обработке земли, зерноводстве и животноводстве и имеет всего-навсего десять тысяч человек населения. (И это в то время, когда отдельные сельские поселения центральных районов области имеют по тринадцать тысяч человек).
Укрупнение, объединение районов неизбежно, но как грозны и неумолимы несомые им опасности! При таких объединениях по всей России «погаснут», утратят активную жизнь, а потом и вовсе тихо умрут сотни маленьких «столиц», в числе которых окажется немало достойных старых городов с большим историческим прошлым, с богатым культурным наследием, с бессчетными самоотверженными трудами граждан для их сохранения и развития.
И Мышкин – один из самых первых кандидатов на такой горестный жребий. Уже сейчас мы хватаемся за каждую малую возможность его сохранения, выдвигаем свое понимание либо укрупнения его очень малого района – либо сохранения его как успешной инновационной площадки в туризме, рекреации, просветительстве и работы в сфере культуры. Наши надежды на успех невелики, несмотря на то, что ВСЕ признают наш город одной из несомненных точек роста в Ярославии. Против нас неодолимо действует сила непонимания наших особых скромных ценностей и сила простейшего математического принципа – присоединять меньшее к большому. (Увы, в таких случаях нередко прекрасное меньшее губят ради безликого большего, а «трепетную лань» припрягают к ломовой лошади)
Мы не пойдем добровольно ни в один из более крупных районов, ясно понимая, что их крупности в размерах отнюдь не отвечает и такая же крупность в инновационной деятельности и в активном продвижении. Но нас могут просто не спросить, если российские законодатели создадут Закон, безапелляционно исходящий лишь из принципа численности населения.
Мы не можем до конца провидеть, поймут ли нас во всей глубине и тонкости рассмотрения вопроса. Мы не можем сейчас окончательно сказать, сможем ли отыскать для своего города спасительный выход. Сегодня мы можем лишь с возможной краткостью и ясностью четко перечислить, что же нам в Мышкине удалось сделать и чем он сегодня является для Верхневолжья и для России. И этому посвящена последняя глава нашей книги.
«Мы – были…»
В завершающей главе нашей книги о городе Мышкине и его современном развитии мы отнюдь не собирались перечислять ни выросшие здесь новые многоэтажные дома и улицы, ни серии изданных книг, ни циклы проведенных мероприятий, но непременно хотели перечислить те гражданские и социальные явления, которые мы считаем главным результатами своих малых трудов.
Самое первое, чему помогли наши долгие старания – это активизация общественной жизни. На всем почти пятидесятилетнем пути мы старались будить интерес населения к своему городу и друг к другу. Наверно, мы были правы в своих попытках, ведь еще в XVIII веке X. Шлёцер отмечал, что подданный становится гражданином лишь при взаимодействии с другими людьми. Отнюдь не во все периоды родной истории и истории малых городов России желание привлекать людей к делам общественным оказывалось в благоприятных условиях. Периоды резкой индивидуализации общества обычно крайне нехороши для таких начинаний. Ведь еще Токвиль подчеркивал, что личное – злейший враг гражданского. Но мы оказались счастливыми «путниками» на своем отрезке русского исторического пути, нам действительно повезло, мы пришли к главному началу своих дел в «потеплевшие» и полные надежд шестидесятые годы.
Шестидесятники, наверно, все были романтиками, это качество оказалось присуще и нам. А если еще помнить о горячей любви к родному месту, то наша «озаренность» была для Мышкина едва не апостольской. Однако оставим и эту доброжелательную иронию и вспомним Зигмунда Баумана, прекрасно сказавшего, что любовь предполагает подписание пустого чека. Мы и подписали этот «пустой чек» и с ним пошли вперед.
Мы стали очередными солдатами нашей городской Идеи. И если бы мы тогда знали суждение политолога Елены Румянцевой, что любая идея становится жизнеспособной лишь в том случае, если в ее основе человек как активный субъект общественных интересов, то уже в те дни почувствовали бы себя уверенней! Но… Но всему свое время, и тогда мы были охвачены прекрасной «воинственной грустью» молодости, и как хорошо сказала о таком качестве русской души ярославский культуролог Т.С. Злотникова, «тоской одиноких душ, разбросанных по этим проклятым и поэтическим просторам». И действовали мы больше по сердечной интуиции, нежели по строгому разуму.
К счастью, эта интуиция не ошибалась и вела нас не в высокое интеллигентское отчуждение, не в «башни из слоновой кости», а к людям, в горячий мир встреч, споров, борений и поисков. Мы как-то чувствовали, что наш главный враг даже не затянувшаяся «репрессированность» города, не великое забвение о нем, а… прекращение движения в его жизни. Не знали мы тогда еще одного верного замечания Т.С. Злотниковой о том, что самое страшное, если «старый» город «попадает в замедление или остановку темпа жизни». И мы как могли старательно толкали и раскачивали давно заржавевший «механизм» гражданской жизни Мышкина.
Тогда мы уже читали Т.Н. Грановского, и нас буквально потрясло его печальное заключение о россиянах времен Крымской войны (или всех времен?). Он писал, что наши матросы и солдаты славно умирают в Крыму, но жить в России никто не умеет! Боже мой, как это горестно… Но русским, особенно в их молодые годы, свойственен наивный и смелый максимализм и мы, горюя, не прекращали своих неумелых и со стороны смешных трудов. И каков результат? Найджел Рааб видит зримые приметы формирования гражданской идентичности, в частности, в проявлении добровольных обществ и иных структур, материально независимых от местной власти. И с этим замечанием мы согласны, и сегодня в Мышкине есть целая группа учреждений и организаций, работающих в сфере культуры, туризме и просветительстве, не будучи финансово зависимой от властей. Здесь-то и бьется сердце начал гражданской жизни Мышкина.
Лутц Хефнер особо указывал на самоорганизацию местных сообществ, как на главный принцип гражданской жизни. И нам радостно отмечать, что Мышкин сегодня способен к самоорганизации и много раз подтверждал это, активно действуя и в трудных условиях, требующих быстрого реагирования, и в делах нашего дальнейшего продвижения, требующих старательной последовательности. Нужно ли видеть здесь сплошное мирное согласие жителей и их легкую готовность к полному взаимопониманию? Конечно, нет… Конфликты были и будут, и их оказывается немало. Но… Но Джозеф Брэдли мудро подмечал, что конфликты – это явные симптомы развития, симптомы движения жизни, а не застоя. И как же нам это хорошо понятно! И коль они вспыхивают (эти конфликты), а порой и вскипают, стало быть, дыхание гражданской жизни у нас ощутимо. И, на наш взгляд, эта жизнь, может быть и очень существенное приобретение Мышкина.
… Прежде чем назвать наше второе общемышкинское достижение, мы хотим напомнить, что единственная основа престижности малого небогатого города – это столетия его истории. Это его «базис», и это его неуловимая ассоциативная сфера преданий, литературных легенд, давних замечательных персонажей, это эхо трудовых, боевых и любовных подвигов. Это странная, но неоспоримая аура, способная воздействовать на новых и новых горожан. (Уж не так ли действовали на людей обезлюдевший после блокады Ленинград и сожженная в 1812 году Москва или совсем разрушенный в 1918 году Ярославль?)
И эту истину мы тоже не столько сознавали, сколько обнаженно чувствовали. И эта обнажённость, обостренность была тем сильней, чем больше проникала в Провинцию эра Модернити. Ведь она была и есть не что иное, как время тотального разрушения Образа и разрушения местной самоценности. А если вновь обратиться к З. Бауману, так это время «непрекращающихся попыток избавления от вчерашней истории!»
