Павел Пепперштейн - Диета старика
- Что же вы, уважаемый? Вас заждались!
А Айболит отворачивается, даже не смотрит на них.
Неистовства любви
В ресторане "Пекин", что в центре Москвы, жил человек, у которого правая рука страстно любила левую. Чуть что - она к ней, обнимает, мнет, словно бы слиться хочет с ней совсем. И до таких безумств дело доходило!
Как-то раз правая заприметила, что Хозяин любит почесывать левой рукой кадык. Ну тут, как говорится, от любовной ревности помутились все двадцать шесть нижних небес. Правая дождалась, когда Хозяин уснет, подобралась к горлу - и давай душить. Чуть было не убила, безмозглая, Хозяина и себя заодно. Хорошо, что Хозяин в последний момент проснулся - видит, жизнь на волоске висит. Стал оттаскивать правую левой рукой, но правая-то сильнее, мускулистей. Навалился на нее всем телом, она вырывается, нет сил удержать.
Зовет на помощь. Прибежали друзья, люди горячие, стали топтать руку ногами. Хозяин кричит от боли, все-таки его рука. С тех пор пришлось носить на этой руке тяжелые кандалы. Правая рука висит, закованная, и шевельнуться не может. Левая иногда к ней из жалости подбирается украдкой, погладит чуть-чуть, чтобы утешить. Только любовь может довести до такого неистовства.
Слухи про старика
Про одного старика распустили слухи, что он вроде как приказал долго жить. А на самом деле он просто засиделся в одном ресторанчике, сошелся с тамошними - то и дело ему подносят что-нибудь вкусненькое, развлекают, рассказывают про всякое. Такое отличное место не сразу и найдешь!
Другой старик тем временем отправился в дальнюю страну.
Его встречает на аэродроме прекрасная дама, а он ей:
- Знаете, я уж много лет как испражняюсь абсолютно белым калом.
Ну, дама, естественно, от смеха не знает куда деваться. Повела его на чердак, где собирались особенные люди.
Приезжий им: "Слыхали про старика-то? Помер вроде бы".
Те - в хохот. Чуть не попадали, слезами коленки поливают. Наконец один чуть успокоился, встает и отвечает:
- Да что вы, достопочтенный! Старик так пригрелся, такое местечко себе отыскал, что всех нас переживет.
Купол
Ляжешь, бывало, сверху на купол из толстого прозрачного стекла, лежишь себе, распластавшись, и смотришь вниз. Под куполом, далеко внизу, чего только нет - разные страны, моря, процессии, пляжи, леса с вертолетами, всякие яства на блюдах разложены, девушки танцуют в обнимку с животными, ездят стеклянные поезда и прочее. Любуешься на все это великолепие, а сбоку доносятся голоса рабочих. Значит, снова затеялись какие-то изменения, не все еще готово.
Проговорился
Жил один средних лет. К нему приходят, рассаживаются, он их угощает чаем - все как положено. Наконец один из гостей говорит:
- Отчего бы и вам не навестить нас? А тот в ответ:
- Я в гости не хожу.
- Почему? - Все заинтересовались. А тот вдруг:
- Потому что я в этом мире не гость, а хозяин.
И сам же - хохотать. Стыдно, конечно, что проговорился, а все же потеха.
Любезный язык
Один язык, живя во рту у человека, все не мог толком разглядеть внешний мир. То ли человек был немногословен и не зевака, но язык все никак не удовлетворит свое любопытство. Чуть откроется его пещера - какая-нибудь еда, пирожок там или горсть риса, а то и дымящаяся картофелина застит вид.
Вдруг открывается рот, а в него кто-то строго заглядывает, да еще светит фонариком.
- Проверка! - испугался язык.
На самом-то деле это был зубной врач. Сразу вслед за светом и взглядом влезает что-то жужжащее, железное, потом и другие агрегаты: явно проводят технические работы и что-то собираются менять. И точно - один зуб из наиболее неказистых увезли куда-то, а на его месте установили новый - золотой, сверкающий.
Когда закончилась работа, язык, надеясь на то, что появился новый собеседник, кланяется золотому: "Добро пожаловать к нам, очень вашему прибытию рады".
А золотой ему с достоинством отвечает: "Спасибо, вы очень любезны".
Холод и вещи
Животные и люди, насекомые и птицы - все страдают от холода. А вещи - непонятно. Холод к ним и так и эдак, а те только скрипнут иногда, а вообще-то кажется, что им почти все равно.
Человек наслаждения
Существовал человек, которому все - ну совершенно все - доставляло дикое безудержное наслаждение. Уже самое зачатие ему пришлось по душе. И формирование в материнской утробе развлекало неимоверно. И родился он с криком наслаждения. И все ощущения - даже те, от которых прочие морщатся, - он любил, как родных. Что бы ни происходило - этот извивается от удовольствия. Стоит ли говорить, что и собственная смерть ему необычайно понравилась. А уж после смерти - столько наслаждений, что даже жизнь позабыл. Правда, воспоминания ему тоже нравились. Вечность ему показалась сладкой как варенье и отнюдь не скучной, отсутствие времени - не менее забавным, чем время. В общем, так он и пребывает каким-то образом, не подозревая о неприятностях.
Эпилог
Прошло семь лет. Мария Никитишна теперь живет в большом, солнечном доме Дмитрия Иваныча. Они вот уже три года как живут вместе. Их свадьба состоялась в церкви святого Василия, светило солнце, пахло мимозами и медом. Старенький священник отец Иннокентий помахивал ароматным кадилом. Каждое утро Марья Никитишна выходит из своего дома, берет легкую плетеную корзинку, не торопясь идет по направлению к лесу. Она проходит мимо цветущей живой изгороди, за которой простирается знакомый нам сад Сухарева. Этот сад преобразился. Где сорная трава, бурьян, лопухи, разросшаяся крапива? Где все это? Сад теперь в образцовом порядке. Над грядками склоняется сухая, загорелая спина старика Емельяныча.
- Доброе утро, Емельяныч! - кричит Марья Никитишна.
Емельяныч медленно выпрямляется, кряхтит, оттирает вспотевшее лицо платком: "Пошли Бог здоровьичка, Марья Никитишна!" - отвечает он.
Да, с прошлым Емельяныча покончено. Он давно уже устроился работать у Сухаревых садовником, ухаживает за огородом, к обеду и ужину он поставляет Сухаревым свежие овощи, первосортную морковь, капусту и даже цветы. Цветы нужны Сухареву, чтобы дарить их Екатерине Львовне Бобровской. Он приезжает к Екатерине Львовне каждый день, он собирается посвататься к ней, но все не решается. Все это так и тянется, хотя всем знакомым известно, что Екатерина Львовна, конечно, согласилась бы на это предложение. "Это была бы прекрасная пара!" - говорят все знакомые и друзья, представляя себе Сухарева и Екатерину Львовну.
Марья Никитишна идет дальше, дорожка становится все тенистей, сыроватость проступает на земле, кое-где показываются лужи, над которыми кружатся прозрачные стайки комаров. Заросли одуванчиков, заросли больших старообразных листьев лопуха покрывают окружающее поле. Вот уж и лес показался.
Марья Никитишна входит в сень высоких, поскрипывающих стволов, ее внимательный взгляд скользит по земле, отбрасывая все ненужное - мелкую пожухшую хвою, качающиеся папоротники, пробежавшую лесную палевую мышку, камешки, случайные соринки. Все это не интересует Марью Никитишну, но ее меткий пристальный взор замечает - там, там, у овражка! - притаившуюся, поблескивающую, чуть маслянистую шляпку гриба. Она наклоняется, аккуратным ножичком срезает гриб, сперва расчистив кончиками пальцев его от разных свалившихся щепочек, сучочков, обветшавших листиков. Она отрезает этот гриб, бросает его в корзинку, на подстеленную газету. А вот и еще, и еще грибы!
Она срезает их друг за другом - большие, плотные, свежие, нетронутые червем. Плоды чащ, таинственные плоды. Марья Никитишна не думает о том, сколько загадочного таят они в себе. Она не думает о том, откуда они появились, такие странные, странные существа - полуживотные, полурастения, полугномы, полукамни, полумох, полулишайник. Они на протяжении веков ставили в тупик человеческую мысль, они овевали ее туманом загадочности. Но Марья Никитишна не думает об этом, она думает о том, что она сделает Дмитрию Иванычу ароматный грибной суп, с кусочками разваренной картошечки, с перловой крупой. Он любит грибной суп. В солнечной столовой она подаст ему дымящуюся тарелку. Он повяжет хрустящую, белую салфетку. На белоснежной скатерти поставлена легкая, плетеная корзиночка с мягчайшим белым хлебом; серебряные приборы отражают яркие полуденные лучи, пробивающиеся сквозь зеленые заросли сада, пробивающиеся в высокие окна с редким переплетом.
- Какой супец сегодня! - восклицает Дмитрий Иваныч. - Машенька, супчик какой! Голубушка ты моя! - Он радостно потирает руки. Вынимает подарок для своей жены, маленькую квадратную коричневую коробочку, изнутри выложенную бархатом, вынимает оттуда золотое колечко с изумрудом.
