Роузи Кукла - Бест – лучшая
А как она точно подыскивала слова для человека? Бывало, посмотрит на человека и говорит.
— Эта, б… — по — другому она не называла ни одну даму. — Эта б… точно еб…вая. Видишь, как, (по цензурным соображениям, назовем тот предмет — звездою) свою (п) звезду выставляет и не стыдится.
Ну, а когда мамка с ней здоровалась, что уже для многих было подвигом, то она все нас нахваливала.
— Эко вас господь разукрасил. Ни дать и ни взять, а модель всего женского рода!
И всегда так громко, чтобы все бабы слышали.
— Смотрите, сучки, какими должны быть настоящие бл…ди!
А потом, ласково, провожала такими словами.
— Господь вам в помощь. Еб…сь! — И мамка этим очень гордилась.
Так получилось, что я у нее часто засиживалась, и она меня всегда чем — то вкусненьким подкармливала и поила. И на этот раз я к ней пришла за советом и помощью.
Она меня приветливо встретила и пока я суетилась в раздевалке она громко так, чтобы слышали.
— А, вот вам бабы и дьяволица, в обличии ангела. Вы только на ее посмотрите? Копия мамки своей, красавицы. Ох, и слез же ты бабских наслушаешься и упреков. Но помни, что с мамкой вы самые настоящие бл…ди.
Я любила ходить к ней в баню. В — первых, от того, что можно было столько, сколько душа пожелает в горячей воде набарахтаться и наплескаться. Во — вторых, тепло необычайное, вечно с запахами какими — то хвойными. Баба Валя старалась. Потом, я такая же была, душой поскудной и мне очень нравилось проплывать мимо голых баб в тумане пара и показывать им совершенство своего красивого и ладного тела. Я любила ловить их оценивающие взгляды и чувствовать спиной их зависть.
Это мужики думают, что они женские фигуры оценивают. Как бы ни так! Бабы так друг дружку рассматривают и оценивают, что, пожалуй, сам создатель бы так критично не оценил бы. Это я говорю о тех, кто одет. А представляете, как мы смотрим, когда мы оцениваем голые тела. Мне кажется так, что всю кожу, до кости, глазами сдираем, от завести.
Как бы то ни было я уже сижу в чистой комнатке у бабы Вали и потихонечку ей о своей заморочке рассказываю. Она настолько мудрая, что мне кажется, что ее ничем в жизни не удивишь. О чем бы я с ней ни говорила, она обо всем имеет свое собственное суждение и всегда оно взвешенное, мудрое и верное. Поэтому она, после того как я ей о своих приключениях с фотографиями рассказала она долго молчит и мне даже кажется, что дремлет. Я уже хочу ее толкнуть, как тут она вся оживает и мне начинает говорить о случаи, что однажды приключился с ней в лагере. Случай тот интересный, но я о нем не буду сейчас, главное, что она мне подсказывает, что если ее раздеть и самой с ней встретиться в бане, то сразу можно будет увидеть что у нее на уме. Человек ведь на самом деле, говорит баба Валя, в голове своей вместе с телом раздевается и обнажается в бане. Так, что зови ее и встречайся у меня. Ничего тебе лучшего не присоветую. А я ее тоже рентгеном своим просвечу. И она смеется таким добрым и заразительным смехом, что я успокаиваюсь и соглашаюсь.
В назначенный день и время я прихожу, и тут же меня в свою комнату тянет баба Валя. Говорит, что сидит фря, уже час сидит. Не моется, все разглядывает и наблюдает. Видно я ей дорога и не просто так. Не всякая б….. придет в баню на свидание и не пожалеет. Видно, что все по — настоящему. Иди, говорит, посверкай (п) звездой перед ней и не стесняйся себя показать, покупатель приехал специально для этого. И не уходит, ждет!
Может быть, в первый раз в своей жизни я застеснялась по — настоящему. Но подошла, поздоровалась и присела рядом. А она ничего. Отмечаю и разглядываю. Вижу, что и она меня всю с ног до головы оценивающе осматривает, а потом говорит, чтобы я несла шайки, мыться будем. Я ухожу в туман, и встречаюсь с белой фигурой бабы Вали, которая спрашивает и, получив мой ответ, что мы мыться будем, она облегченно произносит.
— Ну, бл….шка, подставляй (п) звездушку. Считай, что (п) звездой своей пробилась в модели!
И уже скрываясь за облаками пара, я слышу ее.
— А я и не сомневалась. Дьявол и дьяволица, всегда только между собой и еб…..
И как только я принесла шайки и мы стали мыться, баба Валя подпустила стольку пара, что в двух мерах ничего не было видно. Знала старая банщица, что если бы кто увидел, как мы с ней прикасаемся тел друг друга, то сразу бы понял, чем это мы здесь занимаемся. Единственный раз, нас вроде бы случайно застукали, когда мы с ней обе мылись в душе. Внезапно перед моими глазами, полу прикрытыми от счастья и томления вынырнуло лицо незнакомки, из тумана пара. И только ее быстрое, «Ой! Простите»! выдало мне, что она мельком оценила наши, прилипшие в страсти тела и правильно или не правильно это видение истолковала.
Бленда уезжала. Так ее звали в среде Мельпомены, и так она просила ее называть.
Я пока оставалась. Сказать, что я убивалась, нет. Я не убивалась. Но то, что я от нее заразилась безудержной страстью и опять распалилась, так это точно. Ее уже не было рядом, а у меня все еще полыхало, в развороченном, ее безжалостным язычком, лоно. Как я могла, после всего этого, по — прежнему жить и работать? Как? Подскажите!
И я, несмотря на все крики и строгие советы, беру отпуск и еду к ней. Иначе мне не жить!
Потом три дня, и три ночи дьявольского безумия. Безумия дьявола и дьяволицы. Кто из нас кто я не разделяла. Я то, ангел в образе дьявола, то дьяволица в образе ангела. Все растерлось, все завертелось в безумных минутах и часах страсти. Еще не затихли ощущения пальцев и нежного язычка во всех мыслимых и не мыслимых изгибах и ямках тела, как суровая правда жизни вытолкала меня из страстных объятий подруги и любовницы.
Все! По воле судьбы я осталась одна. Совсем одна. Не пугайтесь, ничего плохого не произошло и не случилось. Просто Бленда уехала, у нее контракт, а я осталась в ее квартире. Мама с Кузьмичем, цветут и пахнут. Живут, душа в душу. И как говорила, моя баба Валя.
— Господь, вам в помощь! Еб….сь!
Я начала понимать, что моя мечта так и может остаться мечтою. Мне пора засучивать рукава и начинать действовать. Ведь, что такое любовь женщины? Сущий пустяк! Инфлюенция разума.
А жить то мне предстояло по — новому. Сразу куча вопросов. Где? На какие деньги? Где их заработать?
Поэтому, когда зазвонил телефон, и мне в трубку, пропел чей — то красивый и спокойный, женский голос, я сразу же переключилась и сказала.
— Пожалуйста, приезжайте! Я все для вас сделаю. Простите, как вы сказали, зовут Вас?
— Хорошо, Антонина Ивановна, я жду Вас!
Я пою ее чаем. «Нет спасибо, но кофе не пьем, это вредно влияет на кожу лица» Поясняет мне Антонина. Она с первых минут, просит так называть ее. Мы сидим с ней, оживленно болтаем и я вся выжимаю из себя цитаты и знания, только недавно прочитанных книг по искусству и культуре. Разговор собеседнице нравится, чувствуется, что это ее конек. «Ах!» Искренне, но немного жеманно произношу я. «Вы хотите сказать, что вы увлекаетесь историей этикета? Нет. Простите! Вы ему обучаете?» У меня холодеет спина. Вот же черт! Как мне ответить? «Вы, знаете, Антонина Ивановна, простите, Антонина, я не современна, я простой обыватель и может быть излишне искренна. Но я мечтала, всю жизнь, овладеть этим тонким и необходимым искусством». У меня аж струится пот по спине, с таким трудом мне удается ей отвечать, осторожно подбирая слова. Я уже целые полчаса удерживаю ее в этой светской беседе. А почему? Потому, что я чувствую, чувствую своей задницей, всеми ниточками нервов, что — то щемящее и несущее мне избавление сосредоточено именно в этой женщине. От моих, без исходных вопросов, о своей дальнейшей судьбе и жизни. Антонина в беседе все внимательнее сосредотачивается на моей фигуре, лице. Особенно долго она рассматривает косу. Даже просит ее потрогать. И впадает в ступор от моего ответа. А потом я, как бы подвергаюсь ее натиску вопросов и отвечаю примерно следующее.
«— Да, это моя.
— Естественно.
— Все в моем роду женщины носят их до самой глубокой старости.
— Да, и мама, тоже.
— Нет, я не собираюсь, наоборот, коса это моя визитная карточка.
— Да. Приехала по приглашению, на кастинг.
— Спасибо. Думаю так же, что пройду. Уверена. Потому что я говорю и поступаю искренне, от души.
— Спасибо».
Я чувствую, что я ей нравлюсь, но не так как всегда, а как дочка, матери. На вид ей примерно столько же лет, как и моей мамке. Хотя ее лоск и очень молодое лицо, прекрасно скрывают ее возраст. Полнота, чуть излишняя, выдают его. Проболтав еще полчаса, я получаю от нее, приглашение еще встретится. Я опять не много, словно ей отвечаю, примерно так.
«— Завтра? Устраивает. Буду.
— А как мне одеться. По — спортивному?
— Нет. Вот так?
— Ну, что вы.
— Спасибо».
Потом мы отправляемся в мастерскую. Она хочет видеть свой фотопортрет, заказанный ранее. Ищем. Я, как бы ненароком, ей подставляю свой портрет и еще несколько своих фотографий большого формата, сделанных Блендой еще там, в общежитии, на заводе.
