Виктория Абзалова - Вопросы цены и стоимости
- Что-то произошло? - раздался от входа деревянно неживой голос: вовремя для одной, потому что никуда не девшаяся боль наконец нашла себе достойную мишень, и совсем не вовремя для другого.
Опираясь на подлокотники кресла, в которое ее усадили Фейран с его возлюбленным, Хедва медленно поднялась, испепеляя взглядом ничего не понимающего и постепенно бледнеющего в ожидании худших известий Ожье. Женщина наступала, массивный торговец же пятился от нее, не отрывая взгляд от ее горящих глаз.
- Вы! - наконец выплюнула она. Открывающаяся в другую сторону входная дверь остановила это странное движение, и палец еврейки ткнулся почти в лицо. - К сожалению, я не могу разобрать по камешку каждый дом, где издевались над этим ребенком… Но кое-что сделать могу! Если кто-то из вашей гнилой семейки, а тем более вы - еще раз приблизитесь к моему племяннику ближе, чем на сотню лье - я клянусь, что перегрызу вам глотку собственными зубами!
- Что, дьявол меня разбери, произошло и по какому праву… - рявкнул Грие, глядя поверх нее на не менее ошеломленных Айсена и Фейрана.
Точнее попытался рявкнуть.
- Тихо!! - низким тоном прошипела еврейка, не отрывая от него горящего взгляда. - В доме, кажется, больной! Что до прав - я имею их полный пакет с соответствующими печатями и подписями, а если вам требуются еще объяснения - их исчерпывающим образом дал сам Равиль! Или ваше имя недостаточно часто повторялось в его кошмарах, которые, кстати, ваше же появление и вызвало?!!
Это был выстрел без промаха. Глиняные ноги колосса подломились и на какой-то момент показалось, что Ожье в самом деле сейчас упадет… Но это было обманчивое впечатление, как и большинство всех впечатлений.
- Я прошу, - обратился мужчина все так же поверх головы не отличавшейся высоким ростом Хедвы к лекарю любимого и брату старого друга, - если что-то понадобится… или случится… сообщите мне!! Я буду ждать и никуда не уеду.
У женщины даже дыхание перехватило от злости, и она нанесла последний удар, по прежнему не повышая голоса, от чего он звучал совсем сдавленно:
- По какому праву ВЫ смеете это просить?! Вы Равилю - никто! Вон!!!
И как только за Грие захлопнулись двери, повалилась на пол, разрыдавшись на плече у подскочившего к ней Айсена.
***
Ожье ле Грие не нужно было задаваться вопросами, когда и почему его более чем успешная жизнь превратилась в бесконечные метания по неразрывному кругу чистилища.
Почему чистилища? Потому что в этой жизни в принципе, грешил он много и со вкусом, не утруждая себя покаянными молитвами, чтобы требовать себе иного воздаяния чем теперь. Однако Ад вроде как подразумевает беспрерывную огненную муку, так что как еще возможно назвать существование, в котором едва успев притерпеться и свыкнуться с болью, когда от сердца откалываются пласты толстого панциря, а следом начинает сходить лоскутами кожа, обнажая нечто, чего раньше в себе не подозревал, - как с резкой вспышкой искр привычная уже боль уходит, чтобы из их пепла фениксом родился новый палач, карающий душу неотвратимым ударом меча правосудия…
Ожье не доводилось прежде замечать за собой склонности к религиозному мистицизму и излишней впечатлительности, однако до определенного момента, он точно так же не мог представить даже сколько оттенков может иметь боль. Оказывается, она может быть едкой, как идущая горлом желчь, чтобы смениться тупой и ноющей, как неудачно сросшаяся кость на сырую погоду. Может стать всплеском пламени, чтобы выжечь все, до чего смогла дотянуться… Гноящейся воспаленной раной, исподволь разъедающей плоть и отравляющей кровь прокаженного, чтобы в какой-то момент обернуться тупым ножом безумного хирурга, кромсающего на живую. Боль неизлечимо больного, который ждет смерти как избавления, но малодушно цепляется за жизнь, не желая смиряться с тем, что ты ничем не отличаешься от прочих, а чудес давно не бывает…
За те дни распятия бессилием и собственной никчемностью, что протянулись от "Он жив!" Фейрана, до исступленного "Вон!" измученной Хедвы, Ожье понял по крайней мере одну банальнейшую истину: иногда жить гораздо труднее, чем умереть.
Если бы он мог себе позволить предать еще и других людей, которые тоже определенным образом от него зависели, ту самую семью, за которую тоже бесшабашно взвалил на себя ответственность, наплевать на собственных детей, только ради появления которых и женился, и которые уж точно не причем во всей этой истории, мог бы позволить себе струсить окончательно и сдаться, решив для себя, что лучше погост, чем ноша вины без права на помилование… Задавился бы однажды утром на каком-нибудь шпагате, вернувшись в контору из скромного домика в предместьях, ставшего вместилищем скорбей. Но увы, к его великому сожалению, такой роскоши как самоубийство, мужчина себе позволить не мог, хотя бы просто потому, что не заслужил поблажек! Их и так было достаточно.
А заслужил он это тоскливое изматывающее ожидание, не смея уже даже возмутиться, и настоять на том, чтобы видеть того, для кого все пресловутое "добро" обернулось таким злом, что не пожелаешь и врагу, если хочешь спать спокойно, и вовек не расплатишься!
Грие ничуть не удивился, когда на пороге его кабинета, пробуждая нелепое чувство "дежавю" возник Айсен, осуждающе передернув плечами при виде удобно стоявшей на столе прямо под рукой початой бутылки.
"А вот и нет, мой карающий серафим! - с горечью усмехнулся про себя мужчина, встречая взглядом торжествующе сияющую ангельски чистую синеву его глаз. - Ты тоже можешь ошибаться!"
Он не был пьян. Вообще не понимал, зачем открыл этот коньяк, потому что подобный способ забыться уже давно не приносил облегчения, и тратить понапрасну благородный напиток было глупо. Ожье молча ждал вердикта, потому что Айсен после всего происшедшего не пришел бы просто так, поболтать о старых деньках.
"Ну же, вестник-архангел, скажи мне! Какая я тварь и дрянь, потому что все остальное уже было сказано до тебя тем, кто сейчас солгать и притвориться не может…
Об одном прошу: не щади!"
Айсен не спешил начинать разговор, как никогда внимательно и глубоко всматриваясь в давнего знакомого, и Ожье не выдержал первым, спрашивая о единственно главном:
- Как он?
- Лучше, - серьезно отозвался молодой человек, успокоив немного его тревоги своей искренней тихой улыбкой. - Правда, лучше! Равиль в сознании и вполне ясном, даже начал нам отвечать. Новых приступов не было, хотя… Фейран опасается, что пусть и не такие сильные, но… они будут преследовать его еще долго.
Если не всю жизнь, и это не пустые домыслы, - закончил про себя Айсен, умолчав до поры о еще одной немаловажной детали.
- Я понял, - глухо прервал его мужчина, сделав нетерпеливый жест рукой, отчего бутылка упала на пол, но поднять ее никто не поторопился, и густо-янтарная жидкость постепенно окрашивала половицы. - Я больше не приду и его не потревожу!
- Я уверен, что это временно, - помолчав, неожиданно мягко заговорил молодой человек. - Ему нужно набраться сил и немного придти в себя. К тому же, Фейран говорил, что у Равиля ослаблено сердце, и его действительно нельзя ничем волновать…
Ожье только скрипнул зубами, отчетливо расслышав, что именно стояло за сдержанной осторожностью Айсена: за его беспечальное существование рыжий лисенок заплатил тем, что вовсе не имеет никакой цены, а счет все рос! Равиль никогда уже не будет прежним, и это касается не только его душевных ран, но и обычного телесного здоровья.
- Если ты тоже пришел просить меня больше не появляться рядом с ним, то я уже сказал: в этом нет нужды, - тяжело проговаривая каждое слово, безжизненным тоном сказал мужчина. - Я ничем больше его не побеспокою!
Айсен задумчиво покачал головой:
- Вы ошибаетесь! И до целей моего визита, и во всем остальном. Какое право я имел бы что-то требовать от вас и лезть с советами…
«Право? Да самое простое - ты свою любовь сберег, мальчик, никому пальцем тронуть не дал! Да и лекарь твой… не знатен, не богач, по большому счету ничего, кроме скальпеля да пробирок за душой нет, а протяни кто к его любимому руки - отгрыз бы и не церемонился! Есть чему поучиться, да поздно. Задним-то умом все умны…»
Между тем молодой человек все так же мягко продолжал:
- Вы ведь любите его! Это бросается в глаза. И неужели после того, что произошло, что мы все слышали в той или иной степени, - нужны еще какие-либо подтверждения, что Равиль любит вас! Или, - это было нелегко допустить, - вы еще продолжаете его за что-то винить? Но любой человек может совершить ошибку, тем более решив, что в его жизни надежды уже быть не может!
Ожье вздрогнул от его укоризненного вопроса и вскочил, заметавшись по кабинету.
- Боже упаси!!! - мужчина остановился, навалившись на подоконник, и глухо уронил, - Но как видишь, одной великой любви не всегда бывает довольно… А чудеса только подтверждают, что избранных не так уж много!
