Виктория Абзалова - Фантазм
- Тебе помочь? - он все же не выдержал, наблюдая, как пересиливая слабость, Айсен бегло выводит ровные строчки.
Перо царапнуло по бумаге.
- Нет. Не беспокойся… я не упомяну ничего, что могло бы повредить в дурных руках.
- Я имел в виду не это, - Фейран поднялся и отошел.
Айсен промолчал, закончив и запечатав письмо. И долго еще сидел, глядя куда-то в сторону невидящими глазами.
Вернувшись к привычной роли ученого лекаря, а не помешавшегося от любви идиота, Фейран даже ощутил себя лучше. По крайней мере, он наконец успокоился, собрался с мыслями, взглянув на ситуацию и мир в целом - адекватно. Выражаясь языком медицинским, операция проведена удовлетворительно, течение странной болезни под названием «любовь» перешло в стадию устойчивой ремиссии.
Натянутость между ним и Айсеном никуда не исчезла, несмотря на то, что больше срывов юноша себе не позволял. Фейран тем более привык сдерживать неуместные и никому не нужные проявления чувств, и их беседы протекали вполне мирно, хотя по-прежнему эти бессодержательные отвлеченные разговоры с долгими паузами, когда ни один не решался сказать о чем, на самом деле думает, становились тяжелым испытанием. Но оба научились хорошо прятать сокровенное.
Чтобы не нервировать Айсена лишний раз, Фейран неуклонно исполнял задуманное и, по мере выздоровления юноши, уступал свое место «сиделки» только радовавшемуся тому Хамиду. Его заслуженный раб, как было видно, души не чаял в мальчике, да и Айсен, когда бывший невольником всю свою долгую жизнь, старик вдруг поприветствовал его как высшего, остановил того ломким жестом:
- Я свободен, но это все еще я…
«Достойно.
Но не удивительно. У тебя множество достоинств, любимый…»
Вот так и получилось, что юноша находился буквально за стеной, но все общение между ними свелось ко врачебным осмотрам и визитам вежливости радушного хозяина… Пусть каждодневно, если не ежеминутно, Фейрану приходилось завязывать себя в тугой узел. Подобное испытание было едва ли не мучительнее, чем бывшая робкая надежда на спасение любимого, ибо тогда не было сомнений в самой любви, а сейчас - остались лишь бесплодные сожаления.
Гнилое чувство. Лучше рыдать на могиле, чем видеть живого, но не с тобой?! Неблагодарная природа человека - нам кажется невыносимым то, о чем мечтали совсем недавно как о великой милости и откровении!
И никакими иллюзиями о собственном превосходстве уже не прикрыться…
Однако скоро Фейрану стало не до того. У любого больного наступает сложный период, когда понимание, что недуг отступил, сменяется эйфорией. Тянет пробовать возвращающиеся силы, стремление убедиться в них вызывает протест против строгих предписаний врача, а правота последнего - оборачивается капризным негодованием и досадой. Это неизбежность, признак выздоровления, - конечно при условии, что больной вполне владеет собой…
Вроде бы, о последнем в данном случае беспокоиться больше не приходилось! Но в один далеко не прекрасный день, Фейран оказался лицом к лицу с насущной проблемой: по общему физическому состоянию Айсена, без учета ран на ногах, - он уже разрешил бы юноше вставать. А вместо ожидаемого интереса и оживления, парень все больше замыкался в себе, почти ни на что не реагируя.
Большую часть времени молодой человек проводил свернувшись клубком в подсознательную позу защиты и, для верности, натянув на себя покрывало до самого носа, глядя в сторону пустыми отсутствующими глазами. Он спокойно и ровно отвечал Хамиду, самому Фейрану, ел, ничем не нарушил режим, не доставлял хлопот…
Быть может именно от того, от этого невыносимого непонимания и бессилия, - ощущение утраты становилось острее с каждым днем: как будто юноша все дальше уходил по дороге без возврата!
«Любимый… Отдал бы всю кровь по капле за него, а тут… слова сказать не смеешь!»
Мужчина замирал у порога, просто слушая тишину в комнате больного: он не сомневался уже, что намерение, о котором говорил Айсен, было серьезным, и мальчик тогда находился на грани самоубийства…
«Тварь, тварь, тварь… Бесчувственная слепая тварь!!»
Кто знает, не подходит ли Айсен и сейчас к жуткому решению?
«Господь милосердный, обратись ликом своим к тому, кто чист духом, как никто иной!
Господи великий и всеблагий! Вразуми… Чем еще могу помочь ему?!!»
Но даже самые горячие молитвы оставались тщетными.
Фейран встревожился уже не на шутку: помимо душевного состояния юноши, такая глубокая апатия не могла не сказаться и на его телесном здоровье. Айсен даже почти не спал, просто сидел или лежал, слепо уставившись взглядом в никуда, потихоньку все больше уходя от реальности в себя. Было похоже, что и явление сонма ангелов Господних не способно его пробудить. Мужчина отчаялся и изверился, теряясь в догадках, чем вызвана эта страшная угнетенность, какая боль не отпускает его, и боялся думать о том, кто может быть ее причиной.
Он снова не отходил от юноши, уговаривал его немного поесть, соблазняя плодами неистощимой фантазии повара, успокаивал, выстраивая какие-то безумные планы на будущее, тормошил, напоминая о семье и друзьях, которые его любят… Он пытался не дать мальчику полностью соскользнуть сумрачное ничто, раствориться в бездонном омуте безразличия.
- Посмотри, узнаешь? - бережно держа в своей, Фейран подставил тонкую кисть под прозрачные струи фонтанчика.
Айсену нужно было солнце, воздух, немного простора, и - хоть какие-то положительные ассоциации. В несколько дней фонтан был окружен уютной и красивой беседкой, вокруг которой был разбит цветник - дорогая прихоть, а эти месяцы Фейран отказывал почти всем посетителям, чтобы не оставлять юношу. Но прежнему Айсену это понравилось бы.
Казалось, сюрприз удался: юноша немного оживился, и даже не отнял руки.
- Помнишь? - Фейран улыбнулся, с грустью глядя на их переплетенные пальцы - Ты любил тут сидеть. Постоянно тебя здесь видел.
У Айсена по губам скользнула тень слабой ответной улыбки, и сердце мужчины скакнуло куда-то к горлу, растерялось, заметалось в груди.
- У меня есть еще подарок для тебя, - кое-как справившись с собой, Фейран опустился перед ним, и на колени, прикрытые покрывалом, вдруг лег старый потертый саз. - Я хотел подарить тебе другой, но… просто возвращаю твой…
Айсен долго смотрел на инструмент, а потом медленно поднял глаза и впервые за бесконечно долгое время взглянул на мужчину прямо.
Этот взгляд пробивал насквозь, пригвоздил птицу-сердце острой стрелой, заставляя беспомощно трепыхаться на ней. Даже во рту стало солоно, как от крови.
А может, это был вкус всех безвинно пролитых мальчиком слез…
Фейран не смог бы сказать как долго он смотрел в глаза любимого, и самому себе было страшно признаться, что он увидел в них: не верит, ничему уже не верит… И никакой подарок это уже не исправит!
Мужчина опустил голову и заговорил тихо, но с силой. Объяснение было необходимо, вопрос стоял между ними предельно остро, и любая истерика Айсена сейчас была бы лучше, чем подобное присутствующее отсутствие.
- Айсен, послушай меня, пожалуйста… - Фейран хотел дотронуться до юноши, но не посмел, иначе у него сейчас не хватило бы сил, чтобы сказать то, что он собирался. - Я ни о чем не прошу тебя и ни на чем не настаиваю. Мне… просто важно, чтобы ты был жив, чтобы тебе ничего не угрожало, а главное, - чтобы ты был счастлив! Я люблю тебя… и жалею, что поздно это понял. Между нами многое было… И еще больше не было, я понимаю, что такое предательство не прощают! Знаю, что не заслуживаю даже твоей улыбки. И…я пойму, если ты вовсе не захочешь знать меня. Ни к чему тебя не обязываю. Я… найду тебе другого лекаря, чтобы ты смог поправиться и… избавлю от своего присутствия…
Молодой человек молчал долго, низко склонив голову и поглаживая облупившийся лак саза кончиками пальцев.
- Значит, ты освобождаешь меня? - прошептал он наконец.
- Айсен, ты давно свободен! - мужчина встревожено нахмурился: неужели рассудок юноши все-таки путается временами, а он мог этого не заметить?! - И - да, в своем выборе тоже…
Ну, вот он это и сказал.
Все… теперь уже точно все! - повисшая тишина казалась бесконечной. Фейран тоже безотрывно смотрел на необъяснимо хранимый им саз, как на последнюю соединяющую его с юношей ниточку.
Внезапно Айсен протянул руку и отвел упавшую на лоб мужчины тяжелую прядь:
- У тебя волосы седые…
- Правда? - криво усмехнулся Фейран.
Айсен прерывисто вздохнул, и пальцы нервно стиснули покрывало.
- От тебя я не буду свободен никогда.
Синие глаза взглянули прямо в душу. Мужчина дернулся, но усилием воли сдержал порыв, обнимая юношу так бережно и нежно, словно боялся, что от малейшего движения любимый разобьется на хрустальные осколки.
