Гаджимурад Гасанов - Зайнаб
— Нет, нет, чертенок, на этот раз ты просто так от меня не отделаешься… Да и поговорим начистоту… — он из большой эмалированной кружки в стакан процедил что-то зеленое, резко пахнущее травами, ягодами, и дрожащей рукой протянул Тагиру. — Хитер ты, брат, хитер… Как молокососа, поймал меня на месте преступления, крестоносец… На, выпей этот божественный безобидный напиток… Хорош, черт, душу согревает, как соседская баба… Содержимое: черная смородина, красная смородина, малина, ежевика и кое-что из трав, пропущенное через «трубку Алладина». А травы — мой секрет, который никому… никому из людей не открою…
У Тагира от удивления чуть глаза не выскочили из орбит: «А этот откуда знает про мою жену?!» — с ним чуть не случился приступ, он собирался на кинуться на этого грязного пьяницу, повалить на землю и пинать ногами, пока душу не утолит.
А тот, ничего не видя, ничего не чувствуя, продолжал по-пьнному:
— Только тебе откроюсь, сукин сын, я давно хожу к вдовушке Маркизат, что живет у нас в соседстве. О, такая гладкая баба, не то, что твоя, тонкая, изящная, как цветок… К такой и прикасаться боязно, не то, что обнять…
У Тагира отлегло на сердце. Хрястнул стакан с содержимым и двумя глотками опустошил содержимое, повторил еще и еще раз, чувствуя, как крепкий напиток огненным пламенем опускается сверху вниз, на самую донную часть желудка и там разлилось по всем углам и ухабам. Все трудности вдруг мигом покинули его, ему стало легко и свободно, как будто камень спал с его грешной души. Крепкая штука, это «дете Алладина»… Откуда он научился?.. Хрен с ним, лишь бы было хорошо и не муторно на душе, а остальное все ерунда.
Когда закончилось содержимое кружки, дядя Мурад на коленях прошагал к своему сундуку, к которому никогда никому не позволял прикасаться, приоткрыл крышку и оттуда достал трехлитровый баллон спиртного. И, обняв его как невесту, делая восьмерки, чуть не упал вместе с ним и не разбился. Тагир вовремя успел перехватить баллон и удержать дядю Мурада от падения.
— Тагир, ха-ха-ха, клянусь бгом, собачий сын, я тебя люблю, как своего ссыннааа… Пока я рядом с тобой, никого и ничего не бойся! Будем пить, гулять, кайфовать… Пусть будет пусто нашему ген… генеральномууу дир… диррректоррууу. Ту, черт, сама должность не нашенская… В этом медвежьем уголке, где даже волки умирают от тоски, кроме этого напитка, большей услады для души нет! — опустил голову, захлюпал носом и заплакал.
Тагир неожиданным движением рук вырвал у дядя Мурада банку с содержимым, чуточку отлил, остальное спрятал его за свою раскладушку.
— Таггир-рр! Тагиррр! Ура! — стал дебоширить главный чабан. — Разлей налувку по стаканам, сукин сын!.. Нет… Нет… Стоп… Цсс, — предестерегающе приложил палец губам. — Ты не сможешь, сперва надо его разбавлять… Хватит трех глотков неразбавленного напитка, чтобы и верблюда свалить с ног, — но когда заметил недоверительную усмешку на губах Тагира, быстрым движение рук себе налил чуточку напитка, глотнул. Тагир не успел ахнуть, а главный чабан, отключенный, лежал уже перед ним. Он очнулся только через трое суток.
Теперь Тагир до мелочей знал, как выманить жену и ее любовника из села в горы, как с ними поступить…
Вечером, как обычно, к заходу солнца пригнали отару на стойбище. Овец загнали в стойла, ягнят пустили к овцематкам, потом перераспределили их по своим местам. Предупредив, Ахмеда, что он едет в город, и его ближайшие три-четыре дня не будет, закинув несколько головок овечьего сыра, банку сметаны по хурджинам, на коне пустился в путь. Ночью поднялся туман, в метре от себя ничего не было видно, поэтому он был вынужден переночевать в одной из пещер, обычно где они останавливаются, когда весной и осенью перегоняют овец. С утренней зарей он уже был дома. Жена только-только с ведром выходила из дома доить коров.
Он весел поздоровался с женой, поцеловал ее в щеку.
— А я прискакал за тобой, дорогая. Ты же просила меня отвезти тебя за конским щавелем в горы, — быстрыми движениями рук ловко развязал тесемки на хурджинах, выложил на стол под навесом овечий сыр, сметану. — Готовься отправляться в горы, иначе завтра будет поздно. Завтра мы передвигаем свою стоянку на то место, где растет конский щавель, боюсь, овцы все потравят… — и боковым движением глаз следя за реакцией жены. — Моему другу Аслану тоже решил сделать хороший подарок… Он же охотник, любит с ружьишкой побаловать. Так вот, я заприметил березовую рощу, где гнездятся десятки семей тетеревов. Видя, как жена, переменившись в лице отворачивается, чтобы муж не заметил неладное. — Если ты не хочешь, Аслана я могу позвать к себе в горы в другой раз.
— Нет, почему же? — пыталась унять свою неловкость, — зови, твой же друг, а не мой.
«Какая бесцеремонность, какое бесстыдство, — заругался про себя Тагир. Какого аспида я у себя на груди грел!» — его глаза налились кровью, в них заиграли недобрые огоньки. И пряча свою злобу, отвернулся, направился к воротам, налету бросая жене, что идет будить Аслана.
Конечно же Аслан обрадовался такому приглашению своего друга. Он мигом оседлал коня, забрал ружье, патронташ и вышел на улицу. Они отправились в горы на двух конях, он впереди, поддерживая коня, за уздечку с наездницей-женой, Аслан на свом коне.
Когда они добрались до того места, где Тагир собирался устроиться лагерем, время было обеденное. Палило солнце, от жары у Зухры кипели мозги, от жажды спеклись губы. Устроились на прекрасной поляне с родником, березовыми деревьями, раскиданными по ней кучками. Мужчины сняли со спин коней все необходимое, от дерева до дерева натянули тент. А в это время Зухра у родника утоляла свою жажду, приводила себя в элементарный порядок, на нее все-таки смотрят мужчины.
Чуть передохнув, налегке перекусив, Тагир показал жене места, где можно собрать конский щавель. А сами с ружьями углубились в глубь березовой рощи. Только предупредил Аслана, в самок не стрелять. Первые же выстрел дуплетом Тагира оказался удачными: он с веток березы сбил двух, увлекшихся в состязании самцов. Он дал знаки Аслану, что он пойдет, почистит, выпотрошит, разажгет костер и приготовит обед, пока тот поохотится.
Через час с дальнего конца березовой рощи дуплетом раздались выстрелы, через некоторое время еще и еще. А еще через полчаса с тремя петухами наперевес из березовой рощи, довольный, сияющий, вашел Аслан. Через несколько минут с полным мешком конского щавеля на спине подоспела и Зухра. К этому времени на белой скатерти, застланной на траве, лежали в маленьких кострюлях, глубоких эмалированных чашках жаркое, холодные закуски, великолепно пахнущая наливка из ягод, как он отметил, стаканы, рядом, на костре, настаивался душистый чай, жарились шашлыки из фазана, молодой телятины, печень, ханские шашлыки, люля-кебаб… Это все так вкусно пахло, что Аслан пустился в пляску перед семейной парой. «Только напарницы не хватает! — злобно подумал Тагир, — не торопись, друг, будет тебе и напарница!». Громко и с поддельной улыбкой:
— Аслан, друг мой, — протягивая к нему стакан с содержимым, — выпьем за эту прелесть, природу, что радует нас. Будь здоров! — чокнулись стаканами и выпили. Не сели, с миски взяли по куску жареного мяса, закусили. К этому времени подоспела и первая партия шашлыков. Тагир ловкими движениями рук с жаровни снял шомпола, поставил вторую партию, находу разливая спиртное по стаканам. — Эти стаканы поднимем за удачную охоту на фазана, — чокнулись, выпили. Подошла жена к суфре, чисто вымывшись у родника, высокая, стройная, красивая, счастливая. У мужчин затуманились глаза при виде такой красавицы. Она даже успела слегка надушиться. «Постаралась для любовника», — про себя зло усмехнулся Тагир, пряча свои глаза под густым навесом ресниц.
Тагир встал перед женой, взял ее за руку, усадил рядом с собой на падушке, которую он заранее припасал в хурджинах. Ловким движением рук разлил напиток по стаканам, а жене натуральный гранатовый сок, и мягко выговорил:
— Чтобы удовлетворить капризы любимой жены, дорогой Аслан, мы, мужчины, готовы пойти на любые глупости. Пока сам не оказался жертвой чар своей любимой, я не верил байкам мужчин. Верь, Аслан, моим словам. Она потребовала, забрать ее в горы за конским щавелем, куда денешься, вот она здесь, мод могучим Джуф-дагом! Если она потребует поднять ее на руках на вершину Джуф-дага, подниму, если потребует, еще выше! Если она прикажет, чтобы я с вершины горы сбросился в пропасть, глазом не моргну, сброшусь! — усевшись, обняв жену за плечи, поцеловал ее в щечку.
— Смотрите на него, бесстыжего! — обиженно сбросила с плеч руку мужа. — Даже не сморит, есть рядом посторонние, нет, красиво это или нет! Уйди, нахал, оставь меня в покое!
Но не тут-то было. Тагир все еще подливал масло в огонь. Резким движением, как пушинку, приподнял жену на руки, смачно поцеловав ее в губы, усадил ее, возмущенную, не чуть ли плачущую, рядом с собой.
