Александр Сосновский - Лики любви. Очерки истории половой морали
Мусульманки также искренне сострадают европейским женщинам, которые вынуждены в одиночку ублажать капризы мужей. «Огромное большинство восточных женщин выражают почти восторженное отношение к своим гаремам и высказываются в пользу полигинии — явления, наблюдаемого почти везде в тех странах, где существует многоженство как обычай». С другой стороны, имеются примеры ожесточенного соперничества женщин в гаремах. Так, супруга одного миссионера видела на островах Фиджи несчастных женщин, у которых по этой причине были откушены или отрезаны носы.
Поразительное явление, с нашей точки зрения, обнаруживается в обрядах дефлорации первобытных народов. Невинность девушки отнюдь не считается достоинством, более того, ее рассматривают как доказательство того, что девушка не способна привлечь к себе внимание. Если дефлорации не удается достичь естественным путем, девушка-подросток обращается за помощью к матери или специально промышляющей этим старой женщине, которые и производят операцию. Наличие любовных связей до брака поощряется, причем преимущественным правом на лишение девственности обладают вожди и жрецы. У отдельных африканских племен невеста перед браком вообще рассматривается как всеобщее достояние, которым пользуются родственники мужа или даже все свадебные гости.
Пренебрежение целомудрием заходило весьма далеко: отцы посылали дочерей наживать себе приданое торговлей телом, а мужья отдавали жен внаем, заставляли проституировать за материальное вознаграждение. Геродот рассказывал, что у лидийцев девушки занимаются проституцией до тех пор, пока не соберут всего необходимого для вступления в брак. То же самое наблюдалось у древних мексиканцев. Даже благонравные японцы (правда, принадлежавшие к низшему сословию) отдавали дочерей в иошивара — «веселый дом», что отнюдь не оставляло пятна на добром имени девушки. Эккар утверждает, что африканцы м'понго всегда готовы предоставить своих жен первому встречному и даже сами выступают с такого рода предложениями. Женщины предлагаются за самое ничтожное вознаграждение, а Дети, родившиеся от этих связей, признаются наравне с собственными. По Лихтенштейну, жена бушмена отдается каждому, если муж дает свое согласие. Компьень отмечает, что габонцы в тех случаях, когда их жены не хотят отдаться заплатившему клиенту, выколачивают повиновение бичами из гиппопотамовой кожи.
К этому нужно добавить, что у стоящих на уровне первобытности народов отмечены пороки, традиционно приписываемые более высоким ступеням цивилизации: гомосексуализм, лесбиянство, половой фетишизм и др. О жителях Таити миссионер Эллис сообщает, что «несмотря на очевидную мягкость их характера и любезную приятность обращения ни одно племя человеческой расы не опускалось так низко, не достигало такой животной распущенности и такого нравственного падения, как этот изолированный народец». Половые сношения совершались на острове публично. «Среди стоявших вокруг были женщины с положением, и они не только с удовольствием смотрели на происходящее, но даже давали девушке (ей было одиннадцать- двенадцать лет) указания, что ей надо делать; впрочем, несмотря на свою юность, последняя, по-видимому, нисколько не нуждалась в этих добрых советах». Дюмон-Дюрвиль рассказывает, что молодые полинезийки в большом количестве посещали его корабль, танцевали, шутили и веселились, а также без малейшего колебания отдавались матросам. По его словам, туземки расточали свою благосклонность с превеликим усердием, а их танцы были откровенно направлены на возбуждение страсти.
Разительно отличается от нашего отношение дикарей к наготе. Практически у всех первобытных народов мужчины и женщины ходят голые, не испытывая при этом ни малейшего смущения. Фон ден Штейн рассказывает о бакаири: «Наши туземцы не знают сокровенных частей тела, они шутят по поводу них словом и жестом с таким наивным простодушием, что было бы нелепо обвинять их за это в неприличии. Мужчина, который хочет сообщить чужому человеку, что он отец другого, женщина, которая хочет представиться как мать своей дочери, совершенно серьезно и с полным достоинством свидетельствуют о себе как о родителях, указывая самым естественным и непроизвольным жестом на органы, дающие жизнь». Однако «через четверть часа вы уже перестаете замечать эту наготу и если намеренно вспомните о ней и зададите себе вопрос, следует ли осуждать или презирать за бесстыдство этих голых людей, отцов, матерей и детей, которые так простодушно стоят и ходят вокруг вас, то в ответ вы можете только рассмеяться над этой мыслью, как величайшей нелепостью или устыдиться ее, как жалкой пошлости. С эстетической точки зрения отсутствие одежд, как и всякая истина, имеет кое-что за и против себя: юность и сила производят часто чарующее впечатление в своих ничем не стесняемых движениях; старость и болезнь в своем упадке вызывают нередко содрогание. Наши платья поражают этих добрых людей не меньше, чем нас их нагота... Моя рубаха получила у них пышное название «дом для спины», у меня оказался также особый «дом для головы» и «дом для ног».
В то время как многие австралийские аборигены ходят совершенно нагими, уроженцы долины реки Святого Иосифа скрывают свои половые органы в особого рода кошельках, сплетенных в виде густой сети. На восточном побережье существует обычай, требующий, чтобы взрослые мужчины подвязывали свои половые органы тонкой веревкой, пропущенной между ногами и прикрепленной с обеих сторон к поясу. Эта странная деталь туалета только приподнимает половые органы, но не закрывает их, и тем не менее без нее считается неприличным показываться перед женщинами. Малолетние мальчики ходят совершенно голыми. Женщины и девушки, начиная с восьмидесятилетнего возраста, носят рубашки из волокон травы или кокосового ореха, немного не доходящие им до колен.
Запреты на обнажение тех или иных частей тела поражают своей избирательностью. Мусульманкам запрещается открывать лицо, готтентоткам — голову и никакими силами нельзя убедить их снять с волос повязку. На Самоа верхом неприличия считается обнажение пупка, у китаянок — обнажение ступней, причем считается неприличным даже говорить на эту тему. В Уганде жестоко наказывается всякий, кто приоткроет в присутствии короля свою ногу, между тем прислуживающие женщины ходят совершенно голыми. У ряда племен Центральной Африки женщины носят подвязанную к поясу ветку, которая прикрывает их лишь сзади: величайшим конфузом является потерять ее в присутствии посторонних. Индеец-воин, оставаясь обнаженным, никогда не покажется на людях, не покрыв себя татуировкой. Примеры такого рода можно множить до бесконечности.
Нагота была изначальным состоянием человека. Чувство стыда перед обнаженностью возникло гораздо позже и именно по той причине, что в процессе созидательной деятельности общественные отношения все более усложнялись и дифференцировались. Новое сознание требовало новых форм выражения. Люди укрывались шкурами от холода, обвешивались орудиями труда, атрибутами культовой символики, примитивными украшениями и т. д. Все это делало недоступным для обозрения отдельные части тела, формировало табу на их обнажение. Отсюда становится понятным, что, как ни парадоксально, отнюдь не чувство стыда явилось причиной сокрытия, а, наоборот, сокрытие тела привело к возникновению стыда. По мере социализации человек все более попадал в зависимость от моральных установок, регулировавших его поведение. Современные первобытные народы и сегодня считают одежду неприличной: когда миссионеры пытаются заставить их одеться, они испытывают такой же стыд, какой пришлось бы пережить цивилизованному человеку, оказавшемуся в обществе голым. Возникшие в глубокой древности запреты обладают необыкновенной силой и устойчивостью. Японские синтоисты искренне возмущаются обтягивающими туалетами европейских женщин, а правоверные мусульмане изумляются долготерпению Аллаха, до сих пор не излившего огонь и серу на бесстыдный христианский мир.
Вероятнее всего, союз мужчины и женщины в первобытную эпоху был лишен тонких душевных переживаний. Он возникал и поддерживался не эмоциональными привязанностями, а суровой необходимостью. Постоянная борьба за выживание, забота о потомстве и ведении хозяйства диктовали особый алгоритм взаимоотношений, почти не оставлявший места для выражения симпатий. Косвенные подтверждения тому мы находим в наблюдениях за жизнью современных дикарей. Морган рассказывает об индианке Этабе, которая три года была замужем за индейцем другого племени и за все это время не перемолвилась с ним ни одной фразой. «Так как ни один из них не старался изучить язык другого, то они общались между собой только при помощи знаков... Индейцы относятся к своим женам как к чужим; иные говорят совершенно открыто: моя жена — не друг мне, т. е. она не родственна мне и мне нет до нее никакого дела». В Австралии, по словам Эйра, молодые туземцы «оценивают достоинство жены в зависимости от качества тех услуг, которые она может оказывать, как рабыня. Если вы спросите их, почему они так жадно высматривают себе жен, то они отвечают обыкновенно, что жены им нужны для того, чтобы таскать воду и дрова и для переноски всего их имущества». Обращение с женами отличается грубостью: «По самому ничтожному поводу им приходится испытывать далеко не мягкое прикосновение копья рассерженного мужа». Эйр утверждает,«что редко можно встретить женщину, тело которой не носило бы следов побоев.
