Роман Трахтенберг - Лифчик для героя. Путь самца - 2.
— Минуточку! — возмущался я. — За девушек только что заплачено двести долларов. Если вы мне их компенсируете, то и забирайте, куда хотите.
— Нет. Не пойдет.
И тут опять канала моя отмазка.
— Ребята, вы знаете, кто я? — с интересом спрашивал у них.
— Знаем, конечно.
— Тогда скажите, хотите ли вы, чтобы и в утреннем, и в вечернем шоу на радио прозвучала история о ваших хитроумных планах по отъему денег у честного гуляющего населения?
— Нет. Не хотим.
И на этом мы мирно расставались. Иногда они даже извинялись.
Но, наверное, для того чтобы качать права, надо что-то собой представлять. А с другой стороны, кто знает? Все смутно и непредсказуемо в нашей прекрасной стране. Вот Ходорковский качал-качал и до сих пор сидит.
…А может, все же важно совсем не это. Может, важно все делать вовремя: когда строят капитализм — бежать на строительство. А если ты построил свою жизнь, получил хороший диплом и образование, то надо ли тебе строить карьеру торговки? Жизнь проще, скорее всего, Хельга сама ее себе усложнила.
Спокойствие, только спокойствие
По аромату моего мыла можно сразу сказать, какое у меня настроение: хозяйственное или туалетное.
У меня уже нет ни туфель на шпильках, ни длинных ногтей. От сидения дома я расплываюсь. Теперь на мой размер не подобрать красивой женской одежды, только что-то старушечье. Или все шить на заказ. Но о таком страшно даже думать. Вова, изредка появляясь, конечно, дает немного денег, хотя чаще просто привозит продукты. Я не могу сказать ему, сколько на самом деле мне нужно для поддержания «женской красоты». С каждым днем — все больше и больше. Кроме безденежья меня преследует призрак прошлого. Олег стоит надо мной, когда умываюсь, готовлю, ложусь спать…
* * *Сегодня в метро случайно встретила своего психиатра. Того самого, что был первым в списке врачебной комиссии, проверяющей мою адекватность. Он еще больше округлился, под глазами появились морщины. Я его даже не сразу узнала. Он первым окликнул меня.
— Эй, фрау-мадам!
Я резко обернулась. Голоса, бывшие когда-то очень значимыми, не забываешь. Господи, почему не накрасилась, отправляясь на поиски очередной работы?! Раньше ведь прихорашивалась, даже выходя выносить мусор.
— Ну, как жизнь? — бодро поинтересовался он.
— Великолепно, — ответила я плохо слушающимися губами.
По его глазам видно, что он не верит. А мог бы и скрыть. Значит, не хочет… Потом мы почему-то вышли, сели на лавочку возле метро, и я долго рыдала на его плече. Он, кажется, торопился и был расстроен тем, что вообще спросил меня о делах. Потом что-то долго говорил мне — я вникала лишь местами — мол, мои расстройства вполне понятны; что наша половая идентификация — самая важная составляющая психики человека, и что мозг тратит колоссальные ресурсы на поддержание в этом сегменте стабильности; а я, видимо, перестала нравиться себе как женщина; отчего и пропала уверенность в правильности поступка, ведь то лицо, которое ежедневно глядит из зеркала, — лицо опустившегося мужика…
То ли общество так забило меня постоянными вопросами «зачем», то ли я сама себя из-за отсутствия средств. Если бы я имела возможность поддерживать себя, все складывалось бы иначе. А так — проблема нелюбви к себе вылезла в психическое расстройство. Моя половая идентификация пребывает в полной растерянности. А вслед за ней может выйти из строя вся нервная система. Потом — мозг.
— И что же делать? — испугалась я.
— Успокоиться и принять себя такой, какая есть, — предложил он. — Или приходи к нам подлечиться.
Ну и присоветовал. Опять замкнутый круг: хорошим докторам нужно платить за прием, а бесплатно лечат только в «психушке»… А ее я хорошо помнила, вернее, не могла забыть. Толстые иглы, грубые медсестры. И та, что пыталась вернуть меня на «путь истинный», надеясь получить хорошего мужичка с приличным окладом, да так и не смогла. А еще те два психиатра советского образца, глядящих на меня с ненавистью партийного работника, обнаружившего в рядах коммунистов пидараса. Представляю, как они будут счастливы выместить на мне собственные несчастья. Если я туда опять попаду, то обратно уже никогда не выйду.
* * *Вечером телефонный звонок — сумасшедшая тетка, у которой я взяла на реализацию матрасы, оскорбляла меня, как только могла. Я привычно отключила слух, раздумывая, что будет смешно умереть от рук банды матрасников-убийц. Но все-таки такая смерть слишком попахивает фарсом. Я сразу представила кабаре и Трахтенберга: «Дамы и господа! Не проходите мимо! Смерть коммивояжера! Уличная драма, копеечная резня! "Трехматрасная опера"! Спешите видеть! Приготовьте мелочь для артистов!!!»
Вова не приехал и не позвонил, а я не стала его разыскивать. Просто легла спать.
Утро. Теперь уже дверной звонок разрывается на части. С трудом разлепила глаза, раздумывая, неужели тетка все-таки явилась? Может, сразу вызвать милицию?… Еще и Вова где-то шляется. Я накрылась подушкой и уткнулась лицом в кровать. Но прятать голову в песок — подставлять задницу. Я не увидела и не услышала, как Паша встал и пошел открывать дверь. А потом до моего слуха долетел гневный женский вопль. До боли знакомый голос моей первой жены Ленки. Она орала на Павла, спотыкалась о ящики вытряхивала из туфель землю, отплевывалась от гипса и одновременно стаскивала с меня одеяло.
— Мне плевать, тьфу-тьфу, бабой ты решил стать, или верблюдом, или осьминогом, но что ты делаешь с ребенком?! Еб твою мать (это она чуть не упала и ударилась локтем о шкаф)! Ты безответственная сволочь!
Как будто я предлагала ему прогуливать?!
В общем, сегодня Ленке позвонили из института, спросили, что с мальчиком, почему не ходит, а она ни сном ни духом. И сейчас у нее, ясное дело, шок.
— Мерзавец! Гнида! Пидарас! Мутант! Дрянь! — Она вопила, подпрыгивая от ярости, обращаясь то ко мне, то к нему. — Ты хоть знаешь, сколько потрачено денег на репетиторов?!
И она разрыдалась, что было хуже всего. Мне стало жаль ее, да я и сама готова убить Пашу.
— Ты переезжаешь домой! Собирайся! — заявила Ленка ему. — А ты… Пошли выйдем! — практически прошипела она мне.
По дороге на кухню она едва не упала, налетев на «шампиньонский чемодан». Я так и не успела все выбросить, да и надеялась, может, грибы еще вырастут. Последний ящик, на который моя «бывшая» налетела, вызвал у нее особенную злость. Она пнула его в сердцах, тут же сжала губы от боли в ноге и, наконец, заметила некоторую странность ландшафта моей квартиры.
— А что вы здесь делаете? Для чего земля?!
— Рассада помидоров! Подрастут, будем в огород пересаживать! — строго сказала я.
Ленка, к счастью, не знала о том, что дача давным-давно продана, а тот факт, что сейчас осень и до рассады еще далеко, не мог в данный момент уместиться в ее голове, занятой тяжелыми мыслями. На кухне, закрыв дверь, она уселась напротив. Глаза ледяные и злые. Невозможно представить, что озлобленная немолодая женщина когда-то признавалась мне в любви; что мы лежали вместе на узкой кровати в холодном дачном домике в ноябре, и нам было тепло; что ради меня она ссорилась с родителями, мешавшими нашему раннему браку; ради меня готова была пожертвовать многим.
— Ты ничего не путаешь? Может, ради меня? — Олег сидел здесь рядом на табурете между нами.
Жаль, что Ленка его не видит, интересно, что бы сказала?… Мне сейчас кажется, она только говорила, что любила, а единственное, что ей на самом деле требовалось тогда, — выскочить замуж не позже своих подружек, создать семью и «жить, как все». Если бы чувства были настоящие, то простила бы и поняла. Но по ее понятиям, суженый должен соответствовать представлениям об идеальном партнере, но Я никому ничего не должна! А раз не выходит «правильно» — она предпочла бы видеть меня мертвой. Нет тут никаких чувств, брак для женщин — просто ритуал. Не знаю почему, но меня это ужасно огорчило.
— Ты что, пьян?! — Ленка уставилась на меня, нахально обращаясь ко мне в мужском роде. — Я сейчас с кем разговариваю? Ты вообще слушаешь?! — И она зашипела: — Наш сын… голубой! И все из-за тебя!
Я задохнулась от неожиданности заявления. Паша — гей? Не может быть! Но даже если это правда, то причем здесь я? В свое время я провела немало часов в гей-клубах, общалась со многими и знаю, что геи часто вырастают в благополучных семьях. Да еще у всех бабушки и дедушки, также прожившие всю жизнь в счастливом браке!
— Это гены виноваты! Ты что, не понимаешь?! Я еще тогда говорила! — Ленке нужен только козел отпущения.
Но я не собираюсь им быть!
— Какие гены?! Что ты несешь?!
Я принялась приводить ей разные доводы о наивности веры в генетику: например, у нее в семье, как у матери, так и у отца, по четыре-пять братьев и сестер. У нас были друзья, родившие по два-три ребенка. Но у каждого из человечков своя судьба, свой характер и темперамент. Родные братья даже учиться с первого класса начинают по-разному! Одни на пятерки, другие сразу на двойки. В одной семье — и бомжи, и профессора!
