Эдуард Лимонов - Великая американская мечта (Обыкновенные инциденты)
- Я? Я собираюсь занять у вас пять долларов, Леонид.
- Опять все деньги на девок растратил, пиздюк? Тебе ж Барни только на той неделе чек дал.
- Леня, вы что ожидаете, что я вечно на сто шестьдесят долларов буду жить? За телефон заплатил, за электричество. За квартиру опять нужно платить.
- А на хуя ты живешь как барин один в трехкомнатной квартире? Снял бы себе студию, вот и не нужно было бы надрываться.
- Так получилось. И в трехкомнатной у меня настроение всегда прекрасное. В трущобу же забираться опять, ну его на хуй! Я три года в дерьмовых отелях прожил!
- М-да, философия у тебя... - Косогор отбросил лом, которым он, пыхтя, пытался перевернуть станину тяжелого рентгеновского ложа. - Вот, еби их мать, делали аппаратуру в пятидесятые годы. С места не сдвинешь! Крепкая, правда, износу ей нет!
Из серого квадрата открытых в природу ворот появился толстый Борис, весьма озабоченный.
- Леонид! И ты, Эдвард, зайдите в офис, пожалуйста!
Леонид вытер руки тряпкой, снял бейсбольную шапочку, убрал маскировочный хвост волос со лба на лысину. Опять надел шапочку. Пересекая барак, мы последовали за Борисом.
- Садитесь! - сказал нам толстяк, уже занявший свое место за столом.
Мы сели. Я сел нормально. Косогор сел шумно и нагло, проелозил, садясь, стулом по полу. Сел так, как, по его мнению, должен садиться пролетарий, эпатируя грязным рабочим комбинезоном и руками в машинном масле презренных бюрократов завкома, профсоюза и дирекцию завода.
- Леонид, по твоей же просьбе мы договорились, что будем платить тебе раз в месяц, ты сказал, что так тебе удобнее. Вчера ты представил нам фактуру, по которой мы должны выплатить тебе мани за четыреста рабочих часов! Эдвард, переведи пожалуйста!
Я перевел. Косогор самодовольно улыбнулся.
- И они мне их выплатят, бляди, до копеечки, я с них не слезу, пока не выплатят... Но ты этого не переводи. Сейчас они начнут меня уговаривать...
- Мы подсчитали, и получается, что, судя по твоей фактуре, ты работал в среднем 96 часов в неделю! Это слишком много, Леонид, ведь в неделе всего 168 часов. - Борис глядел на Леонида очень серьезно.
Барни, сидящий в кресле у окна, напротив, улыбался.
- Леонид, - сказал он, - девяносто шесть часов в неделю - это семь дней по тринадцать часов в день! Даже в девятнадцатом веке никто не работал по тринадцать часов в день. Даже рабы на плантациях!
- Я записал все как было, - твердо сказал Леонид. - Переведи. И за каждый час отчитался, между прочим. Там везде стоит, какую работу я выполнял и сколько на нее затратил времени.
- Записал, - согласился Борис. - Но давай разберемся, Леонид... - Борис заглянул в бумаги. - У тебя, к примеру, записано: "Три часа на дорогу от Централ Айслип до Гарлемского госпиталя!" Но это абсурд. От нас до Гарлемского госпиталя на Ленокс-авеню возможно добраться за тридцать минут!"
- Я не могу мчаться сломя голову, как вы. Мне моя жизнь дорога. Я езжу со скоростью, с которой безопасно ездить. Плюс, я должен был заехать за ним! - Косогор указал пальцем на меня, как мать-родина на потенциального добровольца.
- Но мы не можем платить вам за время, которое уходит у вас на дорогу, по двадцать долларов час, ребята! Договаривайтесь встретиться на пол-пути. Двадцать долларов в час - это очень большие деньги, Леонид!
- У него нет кара. Дайте ему кар*! - Косогор возмущенно фыркнул, выразив свое презрение к фирме, не могущей снабдить своего рабочего автомобилем.
- Леонид! - Барни встал и прошелся по офису. - Мы не отказываемся платить тебе двадцать долларов за квалифицированную работу - за обследование, за монтаж и демонтаж медицинской аппаратуры, но оплачивать твои дорожные приключения по двадцать долларов в час мы не можем. Ты нам слишком дорого обходишься.
- Хорошо, - сказал Леонид весело. - Я никуда не буду ездить. Буду работать только здесь - в фирме. Вы сами занимайтесь покупкой аппаратуры, решайте без меня - подходит она вам или нет? Идет?
Сделалось темно. Буйно, крупными кляксами застучал вдруг по крыше барака дождь. Вошла старушка-секретарша, мать Бориса, и, тихо перемещаясь по офису, подняла полости шторы на окне и включила две лампы.
- Леня, - сказал я, - они правы. Берите с них меньше за дорожное время.
- Пошел ты на хуй! - сказал Косогор. - Коллаборационист! Я часами путаюсь на их ебаных хайвэях. Пускай тогда Барни возит меня. Если он будет шоферить, я не стану брать с них денег на дорогу.
- Леонид, у меня есть свои обязанности в фирме, - сказал Барни. - Если я стану твоим персональным шофером, ты будешь обходиться нам втрое дороже.
По лицу Бориса стекал пот. Он выдернул клинекс из коробки на столе и стал промокать физиономию. Барни, сунув руки в карманы, расхаживал за нашими спинами. Мне представилось, что сейчас он остановится и даст Косогору кулаком по голове.
Зазвонил телефон. Борис, как мне показалось, радостно схватил трубку.
- Йес!
- Ну, в общем так, - сказал Косогор вставая. - Я поехал домой. Пока не получу чек, я работать не буду. Они мне должны мани за четыреста рабочих часов. Гуд бай, Барни! - И неторопливой походкой кадрового рабочего, которому вкалывать всю жизнь, торопиться некуда, Косогор отправился к двери офиса.
- Shit!* - воскликнул Барни. - Эдвард, объясни мне, почему он такой трудный? Ты же не такой.
- Я другого поколения. Думаю, Барни, что власть и хозяин для Леонида одно и то же. Хозяин - враг. С хозяином нужно обращаться сурово.
- Но он же просидел десять лет в ГУЛаге, Эдвард!
- Что это меняет, Барни?
- Эдвард, поговори с ним, а? Он не так уже неуязвим, как ему кажется. Конечно, у него редкая профессия, но в несколько месяцев я смог бы найти ему замену. Дело в том только, что у нас не всегда есть работа, мы еще не развернулись полностью. Леонида это устраивает, а американский парень захочет быть полностью занятым...
- Эй, пиздюк! - крикнул появившийся в двери опять Косогор. - Ты поедешь со мной или пешком пойдешь в Манхэттан?
- Иду! - сказал я.
Барни подморгнул мне, а Борис поглядел на меня с надеждой.
В "Ромашке" - русском кафе-шопе на углу 1-й авеню и 7-й улицы, - сидя против меня, Косогор ел пельмени, время от времени обнажая единственный золотой зуб. Очки съехали на кончик носа.
- Бляди, не буду с ними работать! Открою свое дело. Мне Роман Давидыч, - Косогор кивком головы указал на хозяина "Ромашки", тот выдавал банки с джинджареллой двум грязным ист-вилледжевским типам, - обещал дать денег. Войти со мной в долю хочет. Я не хуже Барни и Бориса могу тем же бизнесом заниматься.
- Ну как пельмени, товарищи? - Обширный, седой, в белом фартуке поверх рубашки с галстуком, круглоплечий, над нами стоял хозяин.
- Хороши пельмени. Молодец, прокурор!.. Едуард, познакомься с товарищем прокурором! - Леонид довольно оскалился. - Настоящий областной прокурор, ты не думай! Из Западной Украины.
- Это он вас посадил, Леонид? - спросил я.
- Нет, не я. Я других сажал. - Прокурор улыбался, положив руки на бока.
- Дочку бы ты его видел, Едуард. Красотка! Прокурор, хочешь зятя? Поэт! Хороший парень.
- Хороший, - согласился прокурор, оглядывая меня. - Денег у него только нет. Да и русский. Я Светку за местного еврея хочу выдать.
- И он будет сношаться с твоей дочкой через простыню! - загоготал Косогор.
Пошел дождь. Косогор, дав мне пять долларов, послал меня за водкой. У прокурора не было лицензии на продажу спиртных напитков. Из ликер-стора я вернулся насквозь мокрый. Прокурор повесил на дверь табличку "Закрыто", втроем мы уселись за стол и стали пить водку, закусывая ее горячими котлетами по-киевски. Бывший узник ГУЛАГа и бывший прокурор области страстно обсуждали проект открытия ателье по покупке и ремонту медицинского оборудования, а я сидел и тупо разглядывал сквозь все более запотевающую стеклянную стену кафе-шопа Первую авеню. По ней каждые несколько минут проскакивал полицейский автомобиль. После восьми полицейских автомобилей я предложил будущим бизнесменам назвать будущую фирму "Роман энд Леонид".
- А что, хорошо звучит, - одобрил экс-прокурор, и они опять погрузились в восторги и подсчеты, а я вернулся к полицейским автомобилям.
Когда стекло совсем затянуло влагой, я вспомнил о том, что в 2000-ом году у меня назначено свидание в священном городе Бенаресе, Индия, с другом детства. Я не сомневался, что явлюсь на свидание вовремя. Я знал уже, что Великая Американская Мечта не сможет меня удержать.
