Вика Соева - Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной
Вот в чем смысл мистерии — женская половина лишает бессмертия мужскую половину. Больше нет вечности, с каждым выбросом семени внутри начинается отсчет времени — у кого существования и происхождения видов, а у кого — истории. Осведомлен ли кто о подобной жертве? А если осведомлен, то кто находит силы противостоять влечению мотылька к огню распластанной на травяной подстилке женщины? Кентавр и единорог, дракон и сатир, даже русалка в своей псевдоженственности страшится познать однополую страсть. Мифические существа, решившие остаться в вечности, чьи следы стерты полноводной рекой, что втекает в вагину…
49. Утро
— Подъем! Подъем! Эй вы, сонные тетери, отворите Поле двери! Amai mitsu wo ajiwaitai! — стук в окно, в дверь. — Господин Людоед, fok jou en jou hele familie, где вы зарыли косточки моих дорогих мамочек?
Дитя шутит и неиствует. Взвизгивает под звон коровьих колокольцев. Надо вставать. Покоя больше не будет. Тело затекло. Благо, что ночью кто-то подставил под ноги табурет и укрыл ватным одеялом. Прихожу в себя, осматриваюсь. Припоминаю. Сон? Кабы знать…
Танька расплаталась среди подушек. Кстати, она в ночнушке с богатой вышивкой петухами. Одежда висит около печки. Ощупываюсь — вся в лотосах. Вот и полустертая бирка «Маде ин не наше».
В сенях раздается звон, шум, гам, дверь в горницу распахивается и на пороге возникает постменструальное дитя в своем обычном ненормальном прикиде. Короткая юбчонка сбилась наверх, чулки перекрутились, банты обвисли.
— Ну вы, kolan guete maman ou, даете! — выдыхает Полина и нащупывает болтающийся на груди лингам. Лингам оказывается сотовым. — Ах, fok jou, eet kak en vrek, yate отсюда не берет… А люди-то волнуются! Mangai chinabu!
— Ты потише выражайся, — советую, — а то тетя Таня проснется, выпорет.
— Я не сплю, — сонно подтверждает тетя Таня. — Я все слушаю…
Дитя по-хозяйски обходит горницу, трогает печь, хмыкает на развешанное бельишко, выглядывает в окошки. Танька просыпается, садится и протирает глаза. Большая ночнушка съезжает до пояса.
— Сиськи подбери, horre, — советует Полина. Танька подбирает.
— А кто меня переодел? — осведомляется.
— А кто меня переодел? — интересуюсь в ответ.
— Himmel och pannkaka! — грязно выражается распущенный ребенок. — Что у вас здесь за afogar o ganso в мое отсутствие творилось?! Agora a merda virou bonИ! Это вот он… тот…? Альтернативно одаренный гражданин?
— Чем одаренный? — не понимаю.
— Эх, ты, чучундра, совсем одичале в своем Дристалове! Политкорректности не понимаете. Теперь нельзя говорить — «идиот с дыркой в жопе», а надо — «альтернативно одаренный». Вместо «дегенерат, насилующий и убивающий малолетних девочек» — «господин с альтернативными представлениями о моральных ценностях». Здорово, а, госпожи с альтернативными представлениями о супружеской верности?!
— Это ты кого блядями обзываешь? — угрожающе машет кулаком Танька.
Дитя валится на стул, задирает ноги на окно и демонтративно закуривает.
— Слушайте, sorrК, а какой у него размерчик?
— Пятидесятый.
— Чего — пятидесятый, joputu? — не понимает Полина. — Это в каких единицах? В сантиметрах?! Cagundios! Как же Chudirbaai вас не порвал?
Постепенно доходит извращенный ход мысли развратного ребенка.
— Имелась в виду обувь.
— Фиии… Как скучно… Значит за все время своего отсутствия вы так ни разу… ни с кем… Antara futari sorotte temeko shitatsu no?
— Ну почему, — говорю. — Вот этой ночью, например, я pyeryeyebalas с целым стадом.
Минута ошалелого молчания.
— Стадом? — краснеет дитя. — Бы… быками…? Gude gandho!
— Слушай ее больше, — Лярва выразительно вертит у виска.
Подхожу к столу, снимаю салфетку и обнаруживаю крынку молока, хлеб, вареную картошку. По столешнице щедро рассыпана крупная соль. Сажусь, наливаю, макаю. Господи, как же вкусно! Подбирается Танька, поправляя свою колоссальную ночнушку. Дитя какое-то время взирает на пиршество, затем присоединяется, поначалу двумя пальчиками берет картофелину, осматривает ее, ноготком поддевает кожуру, отрывает, кладет на стол, поддевает следующий лоскуток… Танька не выдерживает, забирает у нее картошку и отдает свою, уже очищенную.
— Да, — глубокомысленно заявляет дитя, — вот она, простая деревенская жизнь, foda-se. Это тебе не член в привокзальном сортире дрочить, me fode a buceta, — пьет молоко, которое стекает по подбородку и тонкой шейке. — Так я не совсем поняла насчет стада. Тут такая местная развлекуха? Я где-то читала, что на селе еще сохранилась традиция…
— Дитя читает… — умиляется Танька.
— …традиция yebat девственниц на поле перед пахотой…
Танька давится.
— …всем селом…
— Вот как? — хладнокровно.
— Ну, да. Они им целки ломают, а кончают на землю… Вроде как плодородие повышают… VЦo se fuder… А ты, значит, по животноводству работала… — задумывается, макает картофелину в соль. — А что, хорошая идея — организуем летучую бригаду по подъему сельского хозяйства. Liso que sС cЗ de mussum! Будем объезжать деревеньки, пыряться, фистахи метать, а расплачиваются пускай натурой…
— Не пройдет, — возражаю. — Гду мы столько целок наберем? А в нашем кибитце с этим, ох, какая текучка…
— Без проблем, rola, — хитро улыбается похотливое дитя, — это беру на себя. Jy's nie 'n kont nie; jy's die stukkie wat stink. Я самая узкая среди вас, а еще сожмусь там так, что rendisuda и не поймет, что в открытую банку ломится.
Лярва внезапно решает блеснуть познаниями:
— Милая, после вскрытия обычно кровь начинает хлестать.
— Много ты понимаешь в чпоканье, мамочка, — передразнивает Полина. — Есть надежное народное средство. Твоя бабушка наверняка его знала. Tor maa sagoler shate chood kore.
— При чем тут моя бабушка?! — оскорбляется Танька. — Она, если хочешь знать… — осекается, видимо вспоминая, что бабушку и в самом деле трудно отнести к образцам девичьей добродетели.
— Не хочу, — отрезает Полина. — Пле… Какое мне дело до чьей-то бабушки? Dabogda ti zena trudnu djevojcicu rodila! Со своими бы бабками разобраться, а не чужие считать.
— Так что за средство? — становится интересна глубина падения когда-то невинного дитя.
Полина торжествующе отхлебывает молока и кривится:
— Фууу… Vol kak! Коровой пахнет… А средство такое — берется курица, вырезается сердце и засовывается в omanko. Вот и все.
— Куда засовывается? Зачем засовывается? — не понимает Танька.
Полина с жалостью смотрит на нее:
— NМ mСrАn thЗ!
— Туда — это значит в pizdu, — поясняю. — В курином сердце находится немного крови, и когда член начинает его долбить, то кровь выходит. Можешь считать себя целкой.
— И почему мужики озабочены девственностью? — риторически вопрошает Танька.
— Потому что легче проследить след змеи на камнях, чем член во влагалище. Старинная еврейская пословица, — предупреждаю очередной взрыв возмущения.
Полина исчезает и возварщается с рюкзачком, увешанном фенечками. По-хозяйски раздвигает посуду, раскладывает книжки, тетрадки. Задумчиво грызет ручку:
— Вы собирайтесь, собирайтесь, а я пока уроки сделаю…
Танька писает кипятком:
— Какое счастье… какое счастье…
Одеваемся.
— Ничего не понимаю, maldiГЦo, — стонет дитя. — Ну что задают? Guti kati dim! Зачем? Зачем мне эта математика? Yabaiyo!
— Прочитай условие задачи, — прошу.
Дитя зачитывает:
— «Во время коллективного просмотра эротического кинофильма Петя и Зина сидели рядом. При этом палец Пети совершал волнующие движения внутри Зининой интимности. Шумное поведение одноклассников мешало девушке сосредоточиться на своих ощущениях. В итоге она пережила в два раза меньше кульминационных моментов, чем главная героиня фильма. Сколько кульминационных моментов пережила Зина, если известно, что у главной героини их было десять?»
Ошалело переглядываемся с Танькой.
— Это шутка такая?
— Какая шутка? Chikusho! Задачка!
Не выдерживаю, беру учебник, читаю: «Эротический задачник», автор О.Болтогоев. Задачка про количество оргазмов наличествует. Все точно. Дальше еще интереснее: «Десятиклассник Колян для достижения высшей точки делает 35 фрикций, а его дружок Толян в три раза больше. И их подружка Танюха достигает высшей точки за 38 фрикций. Сколько раз и с кем достигнет высшей точки Танюха, если Колян будет первым, а Толян сразу за ним? А если наоборот, Толян будет первым, а Колян сразу за ним? Обоснуйте свое решение графически с помощью синусоид».
— Пиши — пять, — диктую.
— Там еще какие-то синусоиды рисовать надо, mah-lan-faahn, — стонет дитя.
Присоединяется Танька, берет задачник, листает.
— Странно… Рекомендовано Минпросом… Отпечатано в Первой Краснознаменной…
Отбираю книжку, присаживаюсь:
— Вот, смотри. Прежде всего, необходимо подсчитать общее количество фрикций. Как это сделать?
— Ну… Сначала умножить тридцать пять на три, а потом прибавить еще тридцать пять… — достает телефон, щелкает клавишами. — Vai se danar… Ага, сто сорок…
