Виктория Абзалова - Фантазм
К тому же, он уже достаточно насомневался на бережке в компании других сладких змеенышей!
И вспомнил тело, которое увидел обнаженным: оскверненный ангел… От понимания этого стало больно почти до слез.
Но прекрасный, неожиданно для себя признал Алан, и испугался - своих мыслей и несомненного отклика на них!
Само собой, что женское тело волновало его весьма и весьма, тут он ничем не отличался от любого пятнадцатилетнего юнца, но как-то до сих пор ему не приходило в голову оценивать с точки зрения привлекательности тело мужское. И не только оценивать!
Боже, выходит он точно так же испорчен, как и прежние хозяева Айсена!
Юноша резко соскочил с подоконника, глядя на удивленного внезапной сменой его настроения парня почти с испугом и медленно отступая к двери.
- Алан? - встревоженный Айсен слегка нахмурился, и тоже поднялся, - Что с тобой?
Юноша беспомощно отступил, не сводя с него завороженных глаз: а ведь он правда красивый! Очень… Не как девушка - ничего женского ни в лице, пусть гладком и нежном (господигосподигосподи… Про что это он!!), ни в фигуре, пусть тонкой и изящной, - не было. Даже волосы острижены аккуратным каре: трубадуры длиннее носят… Он - не девушка! НЕ девушка! Да и ты тоже!
Тогда каким образом он смог задаться вопросом о поцелуе?!
- Я… я… - Алан так и не договорил, отворачиваясь, и зная, что Айсен все понял по тому, как он задержал взгляд на его губах.
Да что такое! Почему все это! Чувство было как будто он стоял на виселице, а из-под ног медленно и верно выбивали опору. Юноша и сам себя не понимал, поэтому то, что его понял Айсен - оказалось ошеломляющим.
Он не сердился, не упрекал, наоборот: Айсен мягко обнял мальчика за плечи и наклонил голову, заглядывая в глаза, хотя они оставались одного роста.
- Не нужно! - тихо, почти шепотом, но с неожиданной с его стороны силой, проговорил молодой человек. - Мы ведь друзья?
Он безошибочно нашел верный тон, несмотря на то, что чувствовал себя отвратительнее некуда: метр Филипп и мадам Мадлена были правы, когда предупреждали его, - сам того не желая, одним своим существованием он все же принес разлад в этот дом, нарушил его спокойствие, смутил невинные души… Самое малое, что он обязан теперь, это объясниться!
Объясниться? Ох! Не так все просто! Не думал Айсен, что когда-нибудь испытает даже тень желания к кому-то, кто не будет его ссейдин!
Однако, объективно, юноша перед ним был маняще, искушающе хорош собой. Он находился в той самой поре, когда хрупкое очарование детства органически сочетается с теми качествами, которые в полной мере проявит и подчеркнет зрелость, составляя собой убойную по степени воздействия смесь. Дьявольский коктейль, разящий в самое сердце, независимо от пола объекта желания и того, в ком оно пробудилось! Верно говорят об этой мимолетной весне: beaute du diable - красота дьявола.
Каштановые кудри, в которых, казалось, запуталось солнце. Такие похожие, на те, родные, - зеленоватые блики в глазах, только куда мягче - как искорки в очаге твоего дома… Твердая линия скул и подбородка. Еще по-мальчишески угловатое сложение, но ширина плеч и манера держать их говорят, что со временем юноша несомненно расправится мужественной и грозной красотой, заставляющей женщин искать опору для ослабевших ног и мечтать о сильных , тех самых - мужских - объятьях…
Коснуться этих немного обветренных губ с первым неуверенным пушком вверху, вкусить его дыхание с примесью терпкого аромата местного вина - впервые не отдавая себя, не отвечая, а целуя самому… Ощутить ладонями тепло загорелой кожи, снова всем телом почувствовать чью-то близость!
И стать для него даже не равным партнером, а учителем и наставником!
А ведь к тому же они отнюдь не чужие! В какой-то степени они уже близки… Но помимо того, что перед ним был сын людей, сделавших ему столько добра, что не расплатиться за всю жизнь, оставалось еще достаточно весомых «но», чтобы позволить себе сейчас просто забыться! Распахнутые навстречу глаза, оставались пока еще глазами ребенка, и это отрезвляло лучше всего.
Айсен дождался очередного кивка.
- Вот видишь! Нет ничего дурного в том, чтобы желать кого-то. Но не стоит переходить к большему из любопытства или прихоти, под влиянием минуты…
Или от одиночества, усталости, отчаяния и тоски, - добавил он про себя.
- Только с тем, кого ты любишь! И если любишь, пол уже не важен, как и все остальное, - закончил молодой человек с улыбкой на устах и неизбывной печалью в глубине потемневших синих глаз.
Алан безошибочно угадал, что в его словах, заключен куда больший смысл, чем даже хотел показать сам Айсен, и мгновенно отправил все свои вопросы и ни с того ни с сего обрушившиеся фантазии куда подальше. Лишь обнял его, испытывая неведомую раньше легкость и огромную признательность к другу: семья - семьей, но хорошо когда есть человек, с которым действительно можно поделиться всем, даже таким!
***
- Метр Филипп зовет… - в дверь просунулась вихрастая голова, с любопытством хлопнула глазами на двоих обнимающихся парней и исчезла.
Айсен мысленно застонал: еще и это! Разговора с метром Филиппом все равно было не избежать, да он и не страшил, а вот как отнесутся к нему остальные домочадцы после того, как все открылось? Рассчитывать на то, что сегодняшнее «приключение», как и его причина, останется в тайне - не приходилось, как не приходилось сомневаться и в том, что история его по мере многократного переложения обрастет множеством самых причудливых и невероятных подробностей.
- Айсен, я все рассказал отцу… - Алан смотрел на друга в замешательстве, обеспокоенный, не обернется ли эта откровенность, вызванная стремлением к покаянию, еще большими испытаниями для него, не надо ли было вначале поговорить с самим Айсеном
- Все хорошо, ты поступил верно, - молодой человек пожал плечами и направился к двери.
Дом затих, как пред грозой. Не успели юноши спуститься, как вернулась Фей, отсиживавшаяся у подружки, и за ней пришлось посылать.
- Доносчик! - прошипела она брату, стараясь не смотреть в сторону раба, ошейник на открытом горле которого, сейчас почему-то бросался в глаза даже резче, чем на берегу.
Больше она сказать ничего не успела, потому что из кабинета быстрым шагом вышел Филипп. Отметив мимоходом, как Айсен ободряюще сжал плечо сына, он приблизился к дочери, тут же попытавшейся изобразить свою неподражаемую капризную гримаску - «а что такого-то», и без единого слова отвесил ей тяжелую пощечину.
Алан тихо ахнул: на его памяти это был первый раз, когда отец поднял руку на кого-то, тем более из семьи.
Фей отшатнулась, прижав ладонь к запылавшей щеке, но потрясение быстро сменилось возмущением, что ее посмели ударить. И кто! Отец, который всегда лелеял ее пуще принцесс из волшебных сказок!
- Ты… Из-за него?! Из-за какого-то… - угрызения совести по поводу содеянного оказались мгновенно забыты, - Приживалы! Безродного поскребыша… Раба!
Это стало последней ошибкой. Девушка осеклась почти сразу, но все же недостаточно быстро, зато Алан понял, что зря переживал по поводу того, как отец смотрел на него во время разговора в кабинете! Если бы ему достался подобный взгляд, он бы умер на месте от разрыва сердца или же пошел и попросту повесился.
От второй пощечины Филипп удержался, с горечью смотря на дочь и спрашивая, что упустил в ней, чего не додал, что в любом случае все, о чем она способна думать, это о себе…
- Вон с глаз моих!! - тон оставался сдержанным, но чувствовалось, что самообладание это подобно тонкой пленочке остывшей лавы над кипящим жерлом вулкана.
Однако Фей отказывалась слышать что-либо, кроме голоса своей огромной и несомненно незаслуженной обиды.
- Мама! - она уже готова была разразиться потоками горьких слез.
- Отец, как всегда, излишне мягок с тобой! - ровно сообщила остававшаяся на пороге Мадлена, - По моему разумению, тебя давно следует хорошенько выпороть, но эта выходка уже перешла всякие границы!
- Мама!! - Фей ошеломленно и недоверчиво воззрилась уже на мать. - Ты… ты тоже! Ты все знала про… него?!
- Разумеется. У твоего отца нет от меня секретов, - как само собой разумеющееся сообщила мадам Кер.
Она тоже говорила, не повышая голоса, от чего становилось еще больше не по себе.
- С этого дня, Фиона, забудь о развлечениях, тем более о своих приятелях, которые ведут себя настолько недостойно. Вышивание, домашние хлопоты - ты же будущая хозяйка, - и церковь по воскресеньям. Господи, я надеялась, что в этом году увижу тебя под венцом, но мне же стыдно перед будущим зятем, кто бы он ни был!
Последнее восклицание, как и то, что она назвала дочь полным именем, выдало, насколько женщина была выбита из колеи.
- Ну так отправьте меня в монастырь! Если раб вам дороже! - Фей все-таки расплакалась: не желая настоять на своем, а вполне искренне.
