Эдуард Фукс - Иллюстрированная история эротического искусства. Часть первая
Опасная скачка.
Девериа. «Наконец попалась!» Галантная цветная литография. 1835.
Правящие классы старого режима жили исключительно наслаждением и только наслаждением считали эротическое проявление жизни. Наслаждение, удовольствие можно произвольно продлить, произвольно замедлить, произвольно разбить на несколько стадий. Эротическая развращенность этого времени расширяла круг чувственных наслаждений до бесконечности. Благодаря этому в искусстве появилась новая и тоже весьма характерная вариация эротики. Если в драме имеется один пункт, к которому сводится вся завязка и развязка, то наслаждение может иметь таких высших кульминационных точек и десять, и пятнадцать, и сто. И искусство той эпохи должно было вполне логично служить лишь иллюстрацией к такой рафинированности наслаждения. Эротические романы XVIII века разлагали эротические наслаждения на их составные части и описывали каждую из них с мельчайшими подробностями. Фабула романа, даже если она тянется несколько месяцев, занимает пятьдесят страниц, описание же эротической сцены, которая в действительности длится, может быть, не больше часа, занимает сто страниц. Точно такое же явление мы наблюдаем и в живописи. Это и привело к появлению целых серий картин. Каждая эротическая сцена изображалась на двух или трех, а иногда даже и на большем количестве последовательных картин. Картины эти иллюстрировали «лестницу сладострастия». Каждая из этих картин прямо говорит о том, что ее единственная цель — как можно дольше продлить наслаждение. Смелый воплотитель вечного закона жизни, каким был художник Ренессанса, стал в рококо панегиристом и поклонником чисто животного элемента в любви. Божеством стало орудие, а не сила, движущая им. И поэтому-то искусство рококо употребляло все усилия на изображение чисто физического момента. То, что служит для обоих полов лишь объектом жертвоприношения любви, стало для них фетишем. И тысячи алтарей воздвигло искусство этому фетишу. Не было ни одного эротического наслаждения, которому бы художники не пели тысячеголосых гимнов — ни одно художественное изображение человеческого тела не было ничем иным, как одним только орудием сладострастия. Никогда и нигде мужчина и женщина не изображались иначе, как в «галантном» виде. Не было ни одной картины без эротического элемента, даже на самых строгих из них можно найти где-нибудь в уголке какой-нибудь эротический мотив. Олимпия крепко прижималась к Зевсу, Зевс держал рукой грудь Олимпии, и вдобавок и Зевс, и Юнона, и Марс, и Венера — все превратились в представителей современного общества; это был опять-таки элемент рафинированности, который производил наиболее пикантное впечатление на воображение зрителя. То известная маркиза А. или не менее известная герцогиня Б., которых можно каждый день встретить на пути в Версаль, дает на картине своему поклоннику вкусить плод познания или же на другой картине так умеет, несмотря на всю невинность, сесть на скамье в аллее парка, что кавалер ее может при желании лицезреть все ее скрытые прелести и т. п.
Эригона. Французская гравюра. Ок. 1820.
Приап, с которым мы снова встречаемся в искусстве рококо, изображался тоже в соответственно рафинированно похотливой форме. Последние следы того, что делало его символом творческого элемента, исчезли. Он стал единственно и исключительно орудием наслаждения. За его изображением в XVIII веке кроются всегда грязные, извращенные мысли. Он изображался всегда в образе бесстыдного развратника, который на самом развращенном языке говорил с женщинами и получал от них не менее «красочные» ответы.
Если искусство рококо заимствовало эротические мотивы из Библии — заимствовало оно исключительно эротические, — то всегда лишь такие, которые соответствовали общей развращенности. Господствующей развращенности представлялось, например, особенно пикантным, если супруги сами приводят друг к другу любовника или любовницу. Соответствующим эротическим сюжетом из Библии служил рассказ о том, как Сарра приводит на ложе к мужу прекрасную Агарь. В равной мере и другие мотивы варьировались в духе общей развращенности.
Похотливые мечты. Анонимная литография. Ок. 1828.
Французская литография к басням Лафонтена. 1830.
Девериа. Подруги. 1830.
Девериа. Туалет Венеры. Литография. 1830.
Само собой разумеется, дело не могло ограничиваться в эту эпоху одними лишь намеками, как бы смелы и прозрачны они ни были; искусство должно было решиться на конкретное изображение самых смелых мотивов. Другими словами, изображение конечного пункта сладострастия, чисто технического акта, должно было стать главнейшим объектом эротического искусства. И действительно, в числе художников, посвящавших этому свои силы, мы находим почти всех значительных представителей искусства того времени. Известнейшие мастера той эпохи, Ватто, Буше, Бодуэн, Ланкре, Фрагонар и др. — словом, все без исключения писали чисто эротические картины по заказу богатых либертинов (распутников. — Ред.). За целый ряд лет нам удалось познакомиться со множеством таких произведений; среди них встречаются нередко шедевры первого ранга — произведения, выписанные с той же детализацией вплоть до последнего мазка кисти, как и извёстнейшие в настоящее время картины этих художников. В них раскрывается перед нами обильнейший репертуар эротики. Здесь изображены все укромные уголки и алтари любви, все умело использованные моменты, все стадии и утонченности сладострастия, все фантазии и комбинации: маркиза, которую аббат застигает в весьма пикантном виде, графиня, которая утоляет жар своей страсти в объятиях деревенского парня, владетельница замка, которая уступает пылким желаниям гостя, пробравшегося ночью в супружескую спальню и твердо убежденного, что муж не проснется, и т. п. Репертуар этот не только обилен, но положительно неисчерпаем. В качестве примера укажем на две картины Буше, которые, как мы упоминали уже выше, относятся к той большой серии картин, которую Буше написал по приказанию Людовика XV для будуара маркизы Помпадур. Само собой разумеется, что в этих картинах нет недостатка и в изображении законной любви. Чрезвычайно характерно, однако, как к ней относятся и в каком виде ее изображают. Наиболее излюбленными мотивами художественного изображения супружеской любви были посвящение молодой новобрачной в мистерии супружеского ложа и изображение неутолимой страсти молодой женщины, настойчиво требующей повторения утех Гименея. Но эти мотивы изображаются не с возвышенной точки зрения, а с прекрасной наивностью и деликатностью всегда лишь с точки зрения пикантного наслаждения.
Испытание любви. (По картине Ф. Буше).
Прикладное искусство, которое служит главным образом целям массового воспроизведения, нисколько не скромнее — наоборот, здесь эротика справляет свою наиболее бурную оргию. И если случайно изображалось что-нибудь невинное, то художник спешил тотчас же соответствующим текстом восполнить пробел. Таким способом нередко самому невинному мотиву придавали пряную пикантность. Достаточно одного примера, чтобы пояснить это. В одном цикле, изображающем четыре стихии: пламя, воздух, воду и землю, — одна из гравюр, символизирующая воду, изображает молоденькую девушку, погрузившую ноги в фонтан. Гравюра эта сама по себе вполне нравственна; и лицо, и одежда девушки очень скромны, она показывает только свои голые ножки. Но это не соответствовало духу времени, и пояснительный текст до некоторой степени исправил ошибку художника. Текст этот гласит:
L'eau.Envain l'amour cruel qui cause ses desirs
Lui fait chercher pres de cette fontaine,
De quoi satisfaire a sa peine
Une autre eau seule peut appaiser ses soupirs.[11]
Нужно согласиться, что самый беспристрастный зритель, прочтя текст, совершенно другими глазами взглянет на гравюру; сластолюбивый смешок зрителя вполне обеспечен. При этом повторяем, что это далеко не единичный случай, — наоборот, такой способ «толкования» художественных сюжетов был чрезвычайно распространен.
В заключение нужно упомянуть о самой богатой отрасли искусства этого времени: об эротически иллюстрированной книге — эротически иллюстрированных романах и собраниях стихотворений. XVIII век — век пышного расцвета эротической книги, и, само собой разумеется, текст и иллюстрации соперничают друг с другом в эротической откровенности. Никогда раньше и никогда впоследствии не было такого обилия эротической литературы. В эротической книге цель эротического искусства этой эпохи, служить средством обольщения и совращения, проявляется ярче всего. Поэтому-то такие книжные редкости и покупались всеми богатыми, нередко и дамами. Эротические книги лежали в каждом будуаре, на каждом туалетном столике — достойное времяпрепровождение в немногие и недолгие промежутки между реальными проявлениями галантности. Даже в эти вынужденные промежутки никто не хотел лишать себя удовольствия.
