Маркиз Сад - Злоключения добродетели
Надо сказать, я уже давно привыкла к клевете, несправедливости и несчастьям, которые с самого детства сопровождали любое добродетельное движение моей души. И на этот раз, вновь наткнувшись на шипы, я испытывала боль скорее тупую, чем мучительную, и больше рыдала, чем сетовала на злую судьбу. Тем не менее, повинуясь закону самосохранения, я, как и всякий страждущий, готова была испробовать любые средства, чтобы выкарабкаться из западни, куда была загнана суровыми невзгодами. И тут вдруг я вспомнила об отце Антонине. Какой бы сомнительной ни казалась возможность найти в его лице поддержку, я все же не могла отказаться от этого шанса и решила к нему обратиться. Я попросила, чтобы нам устроили встречу. Антонин не знал, кто именно пожелал его видеть, и поэтому не замедлил явиться. Разобравшись, что к чему, он притворился, что не узнает меня. Тогда я сказала надзирателю, что преподобный отец может и не припомнить меня, так как был моим духовником в годы далекой юности, и настаивала на беседе с ним с глазу на глаз. Моя просьба была удовлетворена. Едва мы остались в камере одни, я бросилась к ногам монаха, умоляя вызволить меня из беды. Я обрисовала ему весь ужас моего положения, доказывала свою невиновность. Я дала ему понять, что неприличный разговор, который он вел со мной два дня назад, восстановил против меня особу, которой я была рекомендована, и она теперь выступила в качестве моей обвинительницы. Монах выслушал меня очень внимательно.
«Вот что, Софи, – сказал он наконец, – надеюсь, что хоть сейчас ты проявишь благоразумие и не будешь выходить из себя, как делала это всякий раз, когда я пытался победить твои проклятые предрассудки. Теперь ты видишь, куда они тебя завели. Неужели ты еще не убедилась, что твои нравственные принципы ничего, кроме бесконечных бед, тебе не принесли. Так измени им хоть раз в жизни, если хочешь продлить свои дни. Я вижу только единственный способ тебя спасти. Один из наших святых отцов – близкий родственник интенданта и губернатора. Я переговорю с ним. Он объявит тебя своей племянницей и будет ходатайствовать перед властями о приостановлении судебной процедуры при условии, что ты пострижешься в монахини. На самом же деле ты исчезнешь для света, и он отдаст тебя в мои руки. Я буду держать тебя на своем попечении до тех пор, пока сочту нужным; может быть, когда-нибудь я и верну тебе свободу. Однако не скрою, что в течение этого своеобразного заключения ты будешь всецело предоставлена мне. Ты станешь покорной рабой моих капризов и прихотей, ты будешь безропотно удовлетворять их, ведь ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Софи. Так выбирай же: мое предложение или эшафот – и не медли с ответом».
«Уходите прочь, отец Антонин, – содрогнулась я от ужаса, – вы чудовище, вы злоупотребляете моим безвыходным положением, предлагая сделать выбор между смертью и позором. Так знайте же – я скорее предпочту умереть невиновной, чтобы, по крайней мере, не мучаться от угрызений совести».
Мое сопротивление воспламенило этого негодяя, и он имел наглость продемонстрировать мне всю полноту своего возбуждения. Бесстыдник находил особую прелесть в любовных ласках среди цепей и оков, под карающим мечом правосудия, нависшим над моей головой. Я пытаюсь вырваться, он преследует меня, опрокидывает на жалкую соломенную подстилку, служащую мне ложем, и удовлетворяет свою похоть, обильно оскверняя меня отвратительными следами своего сладострастия.
«Ну, что ж, – проговорил он, поднимаясь с подстилки и приводя себя в порядок, – вы не желаете принять от меня помощь, дело ваше. Я умываю руки и не стану ни содействовать, ни вредить вам. Но, если вы вздумаете сказать хоть одно слово против меня, я обвиню вас в самых невероятных преступлениях, лишив малейшей возможности защищаться. Подумайте об этом хорошенько, прежде чем жаловаться, и постарайтесь вникнуть в смысл того, что я сейчас скажу надзирателю. Итак, я навсегда избавляю вас от своего общества».
Антонин стучит в дверь, входит надзиратель.
«Сударь, – обращается к нему этот мерзавец, – добрая девушка обозналась. Ей хотелось поговорить с отцом Антонином, но тот сейчас в Бордо. Я же увидел ее впервые и не был с ней раньше знаком. Она попросила выслушать ее исповедь – я не мог ей отказать. А теперь кланяюсь вам обоим. Если когда-нибудь понадобится моя помощь, я всегда к вашим услугам».
С этими словами Антонин вышел из комнаты. Я была не столько удивлена его наглой разнузданностью, сколько ошеломлена его коварством.
Ничто не решается так быстро, как дела в третьеразрядных провинциальных судах, почти всегда состоящих из недалеких ригористов или грубых фанатиков, уверенных, что, если надо будет, вышестоящие инстанции поправят их недоделки. Итак, восемь или десять приземистых лавочников, составляющих цвет респектабельного городского суда, единогласно приговорили меня к смертной казни. Меня тут же отправили в Париж для подтверждения приговора в высшей инстанции.
Сердце мое разрывалось от горьких и мучительных мыслей. Под какой несчастливой звездой я родилась? Отчего стоит моей душе зачать крохотный росток добродетели, как за это на меня насылается целый поток невзгод? И каким образом стало возможно, что всевидящее Провидение, которому я упоенно поклонялась с юных лет, жестоко карая меня за добрые побуждения, тотчас же являет мне примеры возвышения тех, кто, не гнушаясь ни пороками, ни преступлениями, пытался раздавить меня?
В детстве ростовщик пытается втянуть меня в воровство. Я отказываюсь – он обогащается, а меня приговаривают к повешению. Лесные разбойники грозятся изнасиловать меня за то, что я не желаю становиться членом их банды. Они благоденствуют, а я попадаю в руки растленного маркиза, который награждает меня ста ударами хлыста за несогласие отравить его собственную мать. Оттуда я бегу и попадаю к хирургу. Пытаюсь уберечь его от страшного злодейства – в знак благодарности этот палач калечит меня, клеймит как преступницу и выбрасывает вон. В конце концов хирург, вне всякого сомнения, доводит до конца задуманное преступление. И что же – он делает блестящую карьеру, а я вновь обречена на нищенское существование. Мечтая приобщиться к святым таинствам, я желаю смиренно припасть к стопам Всевышнего, чтобы истово молиться тому, кто беспрестанно ниспосылает страдания на мою долю, и вот высочайший суд, в священных мистериях которого я надеялась получить очищение, становится кровавым театром моего бесчестья и позора. Чудовище, осквернившее мою чистоту, неуклонно поднимается на вершину почестей, в то время как я вновь проваливаюсь в пропасть беспросветной нужды. Пытаюсь облегчить участь нищенки – та меня обворовывает. Оказываю помощь поверженному человеку – тот оказывается негодяем и заставляет меня крутить колесо, подобно вьючному животному, и осыпает ударами, если силы покидают меня. Теперь этот человек щедро одарен всеми милостями фортуны, а я едва не поплатилась жизнью за то, что работала на него под принуждением. Презренная женщина предлагает мне стать соучастницей в новом преступлении. Желая спасти деньги ее жертвы и предотвратить беду, я снова лишаюсь того немногого, чем еще владею. Один благородный юноша готов вознаградить меня за все мои страдания, предлагая свою руку и сердце, но испускает дух на моих глазах, прежде чем ему удается осуществить свое намерение. Рискуя своей жизнью, я бросаюсь в горящее пламя, спасая жизнь чужого ребенка, – и вот в третий раз оказываюсь под карающим мечом Фемиды. Надеясь на сострадание к моим беспримерным мукам, я взываю о помощи к негодяю, некогда обесчестившему меня. Этот изверг предлагает мне свое содействие ценой еще более страшного бесчестья... О Провидение! Позволь мне наконец усомниться в твоей справедливости. Знать бы, какие еще более страшные кары ты приберегло для меня, если бы, следуя урокам моих мучителей, я воскуряла фимиам его величеству пороку? Вот до каких крамольных мыслей я дошла в своем ожесточении против неудач, обид и оскорблений в минуту, когда вы, сударыня, соизволили бросить в мою сторону взгляд, полный жалости и сочувствия...
Прошу у вас тысячу извинений, сударыня, за то, что так долго злоупотребляла вашим терпением, рассказывая о моих злоключениях. Я лишь разбередила свои сердечные раны и потревожила ваш покой. Солнце уже поднимается, сейчас стражники придут за мной. Позвольте же мне, наконец, пойти навстречу неминуемой гибели. Я ее больше не страшусь, ибо она лишь положит конец моим страданиям. Смерти боятся счастливцы, чьи дни чисты и светлы. Существа же несчастные, не видавшие на своем веку ничего, кроме обид, до крови исколовшие ноги терниями, познавшие людей лишь для того, чтобы их возненавидеть, взиравшие на дневной свет лишь для того, чтобы его проклинать; те отверженные, у кого жестокие беды отняли родителей, счастье, поддержку, покровительство и друзей, кто утоляет жажду лишь горькими слезами и кормится лишь собственными душевными терзаниями, – такие страдальцы встречают смерть без содрогания, они даже радуются ей, подобно моряку, спешащему поскорее достичь тихой безопасной пристани, где он обретет утраченный покой. Кто знает, может, справедливый Господь вознаградит на небесах тех, кто безвинно преследовался и угнетался на земле.
