Игорь Кон - СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке
Но в условиях экономической разрухи, бедности и бескультурья многие прекрасные начинания были невыполнимы, приходилось откладывать их осуществление на потом. Издержки же, связанные с дезорганизацией брачно-семейных отношений (нежелательные беременности, безотцовщина, проституция, венерические заболевания), были очень велики и вызывали растущую озабоченность. Количество разводов на 1000 населения в 1920-х гг. выросло по сравнению с 1912 г. в 7 раз.[58] Церковный брак свое значение утратил, а гражданский брак многие не принимали всерьез. Некоторые убежденные коммунисты считали этот институт вовсе не нужным. Родители одного из моих друзей, счастливо прожившие вместе долгую жизнь, зарегистрировали свой брак только в середине 1980-х гг., одновременно с женитьбой внука (который с тех пор дважды развелся), да и то лишь по соображениям практического порядка. Но не все фактические браки были такими прочными.
Страдающей стороной при этом бывали, как правило, женщины. Остряки говорили, что в отношениях между полами свобода и равенство дополняются не братством, по классической формуле Великой французской революции, а материнством.[59]
В этих условиях властям приходилось делать не то, что хотелось бы, а то, что было необходимо.
Одной из таких вынужденных мер была легализация искусственных абортов. Ленин уже в 1913 г., комментируя итоги Двенадцатого Пироговского съезда, поддержал требование "безусловной отмены всех законов, преследующих аборт или за распространение медицинских сочинений о предохранительных мерах и т.п.", видя в этом охрану "азбучных демократических прав гражданина и гражданки"[60]
Хотя теоретически Советская власть с самого начала была настроена пронаталистски, в пользу высокой рождаемости, и делала все возможное для охраны жизни и здоровья матери и ребенка, в 1920 году она первой в Европе узаконила искусственные аборты. В обстановке экономической разрухи реальный выбор был не между абортом и сохранением высокого уровня рождаемости, а между легальным и относительно безопасным и нелегальным и потому крайне опасным абортом. В 1920-х годах в Москве риск умереть от инфекции в результате аборта был в 60-120 раз выше, чем в результате родов.[61]
Социально-медицинские соображения при этом перевесили моральную заботу о сохранении жизни плода, на чем как до, так и после принятия этого указа настаивали акушеры и гинекологи.
Это было рискованное, но, по-видимому, правильное решение. Хотя количество абортов после него резко возросло (по некоторым данным - втрое; в 1924 г., если верить местной статистике акушеров и гинекологов, в
Ленинграде аборты составляли 50, а в одной из московских клиник - 43 процента от общего числа рождений[62]), зато количество внебольничных абортов резко снизилось. То есть поставленная цель была достигнута.
Интересно однако, что в спорах между акушерами-гинекологами и гигиенистами женщина как субъект свободного волеизъявления практически отсутствует. Спор идет главным образом о соотношении ее семейных (материнство) и внесемейных (работница) социальных ролей: что важнее для государства - сохранение здоровья женщины как матери, продолжательницы рода, или как работницы, реализующей себя в общественной жизни. Разумеется, эти ипостаси взаимосвязаны, но обсуждали их практически без участия женщин. "Специалисты" готовы были решать этот вопрос за всех женщин одинаково, не считаясь с тем, что разные женщины могут иметь разные приоритеты. Конечно же, это было безнравственно.
Дезорганизация привычного уклада брачно-семейных отношений, быта и морали вызвала к жизни множество проблем, прямо или косвенно связанных с сексуальностью, а это, в свою очередь, стимулировало многочисленные социальные исследования, посвященные полу и сексуальности, тем более, что такой опыт в России уже был. Особенно много, больше, чем в любой другой стране в те годы, было анкет о сексуальном поведении.[63]
И. Гельман (1923) и Г. Баткис (1925) опросили первый свыше полутора тысяч (1214 мужчин и 338 женщин), а второй - свыше 600 (341 мужчина и 270 женщин) московских студентов. В. Клячкин (1925) сделал то же самое среди омского (619 мужчин и 274 женщины), а Д. Ласс (1928) - среди одесского (1801 мужчина и 527 женщин) студенчества. М. Бараш (1925) обследовал подовую жизнь 1450 рабочих Москвы, С. Бурштын (1925) - 4600 военнослужащих и студентов, С. Голосовкер (1925 и 1927) - 550 женщин и свыше 2000 мужчин в Казани, Н. Храпковская и Д. Кончилович (1929) - 3350 рабочих Саратова, З. Гуревич и Ф. Гроссер (1930) - 1500 харьковчан. Этот список можно продолжать долго. Были специальные обследования школьников, проституток, больных венерическими заболеваниями и т. д. Ни один период советской истории не документирован так богато, как 1920-е годы. На первый взгляд, все эти данные свидетельствовали о социальном неблагополучии и сексуальной распущенности.
Среди рабочей и студенческой молодежи были широко распространены добрачные и внебрачные связи. В Петрограде в 1923 г. среди рабочих моложе 18 лет сексуальный опыт уже имели 47 процентов юношей и 67 девушек.[64] По И. Гельману, в 1922 г. краткосрочные связи имели почти 88 процентов мужчин-студентов и свыше половины студенток, причем только 4 процента мужчин объясняли сближение любовью По данным опроса участников молодежной конференции в 1929 г., до 18 лет начали половую жизнь 77,8 процентов мужчин (из них 16 процентов - в 14 лет) и 68 процентов женщин. Комсомольские активисты были и самыми сексуально-активными.[65]
По подсчетам Сергея Голода, обобщившего итоги нескольких крупнейших исследований 1920-х гг., добрачные связи имели в среднем от 85 до 95 процентов мужчин и от 48 до 62 процентов женщин. Мужчины в среднем начинали половую жизнь между 16 и 18 годами, а среди тех, кто к моменту опроса уже имел сексуальный опыт, примерно четверть потеряли девственность еще до 16-летия. Женщины начинали половую жизнь позже мужчин, но разница между полами постепенно уменьшалась. В качестве ведущего мотива вступления в связь и начала половой жизни женщины называли "любовь" (49 процентов), "увлечение" (30 процентов) и "любопытство" (20 процентов), мужчины - "половую потребность" (54 процента), "увлечение" (28 процентов) и "любопытство" (19 процентов).
Никого не удивляют и внебрачные связи. По данным Голосовкера, их принципиально оправдывали около половины студенток, а фактически имела каждая третья. Среди опрошенных Барашем рабочих металлистов и машиностроителей половина имела внебрачные связи. Среди опрошенных Гуревичем и Гроссером харьковчан, мужчины объясняют это "разлукой с женой" (38 процентов), "увлечением" (25 процентов), и "неудовлетворенностью семейной жизнью" (14 процентов), а женщины - "разлукой с мужем" (38 процентов), "неудовлетворенностью семейной жизнью" (21 процент) и "неудовлетворенностью половыми отношениями с мужем" (17 процентов).
Экстенсивные половые связи, в сочетании с низкой сексуальной культурой и практическими трудностями в "добывании" противозачаточных средств, которые были дефицитны или слишком дороги, заставляли молодых людей изворачиваться, кто как умел. Одесские студенты, опрошенные Д. Лассом, чаще всего пользовались презервативами (308 ответов), прерванным сношением (265 ответов) и химическими средствами (51 ответ), но это не спасало от нежелательных беременностей и абортов.
В 1926 году в России было легально, в больницах, сделано 102709 искусственных абортов[66] 39 процентов их приходилось на Москву и Ленинград, 30 процентов - на областные и районные центры и 16 процентов - на маленькие города. На селе, где проживали в это время 83 процента всех женщин, делалось только 15 процентов всех абортов. Значит ли это, что в деревне жизнь была проще? Нет. Опрос 1087 крестьянок из 21 деревни Смоленской губернии показал, что хотя почти половина из них пыталась как-то предохраняться (467 практиковали прерванное сношение и 22 - спринцевание), каждой четвертой из них приходилось прибегать к искусственному аборту, который был вторым по распространенности методом контроля рождаемости.
Исследователей, особенно врачей, беспокоил рост венерических заболеваний и проституции. По данным проведенного в 1925 году опроса пациентов 2-го Московского Венерологического диспансера, 45 процентов мужчин и 81 процент женщин о природе и профилактике вензаболеваний вообще ничего не знали[67] Причем от 54 до 88 процентов всех заболеваний имели своим источником проституцию, которая в эпоху НЭПа, естественно, была широко распространена.
Теоретически Советская власть была категорически против любых форм проституции. Созданная в 1919г. Межведомственная комиссия по борьбе с проституцией в опубликованных в конце 1921 г. тезисах утверждала:
1. Проституция тесно связана с основами капиталистической формы хозяйствования и наемным трудом.
