Кика Салви - Кика - женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки
Я задумалась о своем вновь приобретенном таланте жить в одиночестве. Я сгорела за свой день рождения, за поездки в Рио. Я покупала одежду и обувь по привычке, когда их не хватало и когда хотелось приобрести что-нибудь новенькое. У меня не было мужчины, но зато у меня были чудесные замшевые сапоги. Я не занималась сексом, но моя черная бархатная сумочка с красными шелковыми камелиями была почти такой же сексуальной, как поцелуй. У меня не было компании для горячих летних ночей, но я проводила целые часы перед зеркалом, экспериментируя с самой лучшей косметикой «Ланком». В этом заключалась моя нынешняя жизнь: сон, голод, отчаяние и потребление. Заняться терапией было в тот момент единственным выходом.
Дети тоже были не в лучшем состоянии. Они беспокойно спали, плохо ели и все время были чем-то раздражены. Наступили школьные каникулы, а вместе с ними самое глубокое уныние: я была не в состоянии играть со своими девочками, водить их гулять и даже просто купать. Я была совершенно без сил, позвонила аналитику, попросила помощи и назначила консультацию с психиатром.
В приемной мне вдруг стало стыдно. Я, сумасшедшая, должна была выглядеть ужасно для окружающих. Я, сумасшедшая, в приемной доктора, ждала с нетерпением дозы здоровья. Я, сумасшедшая, остро нуждалась в лекарстве, которое бы дало мне необходимое успокоение, которое бы помогло мне избежать самоубийства. Я, сумасшедшая, не оплачивала больше счета, рвала их, отправляла девочек с полуграмотной нянькой в школу на такси. Я, сумасшедшая, не хотела мыться, но стыдилась быть грязной, поэтому включала душ, сама садилась на унитаз, а литры горячей воды уходили в отверстие ванны. Я, сумасшедшая, молила Господа о прощении за разбазаривание чистой и горячей воды, ведь потребности наши растут, а естественные ресурсы планеты заканчиваются прямо на глазах. Я, сумасшедшая, ела только шоколад, от иной еды меня тошнило, и я просила у Бога прощения за то, что отбирала еду у тысяч голодных детей, которые умирали от истощения. Я, сумасшедшая, крепко и часто целовала своих девочек, когда они засыпали, и плакала в ужасе от того, что лишилась душевного равновесия, и молилась, только чтобы девочки не заметили этого лишения. Я, сумасшедшая, отсутствовала на работе с такой дерзкой регулярностью, с какой обычно прогуливают школу. Я, сумасшедшая...
Доктор появилась и представилась, глядя на меня тяжело и радушно одновременно. Когда я села на диван в ее кабинете, а специалист по психическим отклонениям принялась внимательно изучать меня, у меня началась истерика. Я не могла сдерживаться, и казалось, что я нахожусь за ветровым стеклом автомобиля во время грозы, и даже ежесекундные очистительные движения пальцев не улучшали видимость. Из носа, превратившегося в сливу, текли сопли, и пока я, вытерев их грязным платком, засовывала этот платок в сумку, новая порция стекала до самых губ, еще больше расстраивая меня и мешая говорить.
Вполне предсказуемый диагноз депрессии последовал вместе с медицинским рецептом на «Прозак». И вместе с советом прийти снова на следующей неделе.
Я вошла в аптеку с опухшим красным лицом, соображая, необходимо ли предписание врача, ведь любой фармацевт поймет с первого взгляда, что я нуждаюсь в антидепрессанте.
Чувствуя себя неловко из-за необычности моего лекарства, я заполнила все необходимые анкеты, касающиеся контроля над медицинскими рецептами, и побежала домой, как бегут люди, только что вернувшиеся с войны. Я растянулась на кровати и уснула, несмотря на галдеж детей, лай собак под окном, крики соседей и целую симфонию из чувства вины, которую постоянно играл мне мой мозг. Проснулась, я поняла, что нуждаюсь в помощи, и позвонила маме. Я рассказала ей о своем состоянии, и она сама, к моему большому облегчению, предложила позаботиться о девочках в течение нескольких дней. Вот так они отправились в деревню, чтобы провести каникулы со своими бабушкой и дедушкой.
Почти целую неделю я не ходила на работу, под предлогом того, что я заболела воспалением легких. Я и вправду была больна, но мои болезни не имели таких громких названий, как бронхит или дисбактериоз, и очень вредили моему внешнему виду. Я начала с минимальной дозы антидепрессанта и увеличивала ее, пока не дошла до максимальной (подходящей для моего состояния). Но это тоже не помогло.
Предрасположенность к поеданию шоколада, к истерикам и кошмарам стала уменьшаться, но я находилась в постоянном раздражении, у меня каждую минуту менялось настроение, и я пребывала в крайнем возбуждении до самой поздней ночи. Я придумывала рекламу, хроники, телепередачи – и все после полуночи. Безостановочно думала о десятках проектов, которые хотела бы воплотить в жизнь. Я болтала сама с собой без умолку, переходила от смеха к слезам так же легко, как человек листает журнал, и вела себя очень агрессивно даже в мелких бытовых ситуациях.
На следующий день после Рождества я отправилась в обувной магазин в центре Вилла-Лобош, чтобы обменять пару сандалий, которые мне отдала мама. Она купила их в Кампинасе, в магазине, сеть которых охватывает всю Бразилию, и продавщица пообещала ей, что их можно будет обменять в любом магазине страны. Я зашла в магазин немного раздраженная сумасшедшим движением машин на подъезде к центру. Я положила сверток на прилавок и сказала продавцу, что хочу обменять эту пару на другую модель. Она открыла коробку, снова закрыла и сказала, что не сможет обменять.
– Почему?
– Потому что у нас нет такой модели на складе. Наверное, вы их купили в другом магазине.
– Да, они были куплены в Кампинасе, но продавец гарантировала, что я смогу их обменять в любой другой точке.
– Но у нас нет такой модели, поэтому мы не можем произвести обмен.
И тогда я сказала, не на шутку рассердившись:
– Ты хочешь сказать, что я должна отправиться за сто километров, чтобы поменять пару сандалий, так?
– Да, именно так.
Тогда я перешла на крик:
– Сейчас же позовите администратора, я хочу с ним поговорить!
– Его сейчас нет.
– А когда этот чертов администратор есть?
И продавщица, в порыве смелости, ответила мне то, что не надо было отвечать:
– Его не будет .
И вот тогда я заорала изо всех сил:
– А где же это будет этот чертов администратор, этот кретин?!!
Но прежде чем моя речь сделалась еще более грубой, продавец стала осматриваться и искать охрану за витринами магазина. Я же сунула сандалии в сумку и вышла, продолжая кричать, что это абсурд, что я журналистка, что это так не останется и т. д. Меня всю трясло, сердце трепыхалось, а чувство собственного достоинства было превращено в лохмотья. Я не могла дождаться, когда у меня состоялась новая встреча с доктором, и она пропишет мне настоящий коктейль здоровья.
Да, помимо пресловутого «Прозака» я теперь принимала антипсихотики и антиконвульсивные лекарства (для эпилептиков). Мне стало лучше, значительно лучше, уже после короткого периода лечения, что привело меня к мысли, что я, наверное, и впрямь была сумасшедшей.
Вау! Значит, я была сумасшедшей! Значит, это ненормально – разговаривать с самой собой до поздней ночи и мечтать быть похищенной летающей тарелкой.
Постепенно, шаг за шагом, мой тоскливый стыд перевоплотился в огромную гордость, и все, что раньше казалось неправильным и неприличным, стало удовлетворять меня. Я была одинокой женщиной, и с удовольствием пользовалась своим правом оставаться таковой. Я больше не считала себя сумасшедшей, но называла себя «особенной». Я была «нецензурной». Мне нравились психотропные средства. Я была женщиной с изюминкой.
Поначалу я не читала ту часть инструкций, в которой говорилось о побочных действиях. Я боялась найти у себя проявления всех возможных побочных реакций. Но читать и не пришлось. Немного спустя после начала лечения у меня стали течь слюни, я брызгала слюной на людей во время разговора, у меня заплетался язык, было учащенное сердцебиение, озноб, действие всех рефлексов замедлилось и по утрам меня тошнило, как беременную. Хорошим побочным эффектом явилось то, что я спала, как убитая, засыпала моментально, спала долго, а в течение дня была спокоооооооооойна, как гладь шотландского озера. Я снова стала работать, заботиться о детях, не взваливая все на няньку, писбть и выходить по вечерам. Стала снова улыбаться – не истерично смеяться, как во время мании, а у-лы-бать-ся спокойно и приятно, то есть естественно. И даже, несмотря на все побочные реакции, что имели эти лекарства, я была благодарна фармацевтическому производству и доктору Ане Селии, и стала почитательницей таланта моего замечательного аналитика – Аны Луизы.
Из дневника
Я размышляла над тем, что сказала Марилия Габриэла в своей передаче: «В социальном плане иметь детей – значит, простить своих родителей». Наверное, это цитата, но я не уверена. Это правильно на сто процентов. Мой отец был примером этого, и сегодня я это понимаю. Он совершал ошибки, много ошибок, но если брать во внимание то, из какой необразованной, мелочной и бесчувственной семьи он происходил, могу сделать лишь один вывод – он отлично выполнял свои отцовские обязанности. Более того, он стал таким умным, у него была такая тонкая эмоциональная и душевная организация именно из-за той невежественной среды, которая его взрастила. Мой папа был любвеобильным, общительным, работящим и целеустремленным. Жаль только, что я этого никогда ему не говорила. Я провела долгие годы под гнетом его грубости, суровости, в ссорах с ним, без какой-либо нежности в мой адрес и сражаясь с его вечным желанием управлять мной. Я очень злилась, что он меня не слышит, что я стараюсь изо всех сил, а он всегда недоволен и ждет от меня еще большего. Злилась из-за его вечной паранойи, связанной с деньгами, которая всегда мешала нам делить счастливые моменты. Я ненавидела его за то, что он не замечал, что меня сексуально домогается, мучает, издевается надо мной тот лживый, злой человек. Прямо под носом у отца. Я ненавидела его за то, что он не видел моей боли, что обвинял меня в подлости и хитрости, и всегда следил за мной, как за какой-нибудь проституткой. Сегодня я прощаю его и могу его по-человечески понять. Увидеть в нем человека, которого родители притесняли в детстве, человека, неуверенного в себе, несмотря на его твердую походку и громовой голос. Человека, полного недостатков, сломленного семьей, который никогда не чувствовал себя любимым. Человека, ищущего в семье любовь, отдых и удовольствие, которых ему не дали родители.