Тиамат Tiamat - Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)
— Для крутого мужика ничего не жалко, ухмыляясь нарочито пошло, сообщил Кинтаро. А ты, никак, жалеешь, что не мужик?
Альва в ужасе схватился за голову. Руатта вытянул руку, готовясь закрыть степняка магическим щитом. Но Александра только усмехнулась, как будто даже довольная наглостью Кинтаро.
— Нет, не жалею, сказала она, оказавшись у него за спиной. Одной рукой вцепилась степняку в волосы, а другой коснулась затылка.
Кинтаро повалился на колени, хватая ртом воздух. Он не был чародеем и не мог сам открыть память, как Руатта. Вторжение в сознание было почти таким же болезненным и унизительным, как в первый раз. Явно смакуя детали, Александра посмотрела на Кинтаро, на Руатту, снова на Кинтаро, жмурясь и чуть не мурлыкая от удовольствия. Альва молча страдал, размышляя, отказался бы он, если бы ему предложили увидеть их вместе. Наверняка бы согласился, а потом мучился от ревности и зависти.
Получив предоплату, Александра заставила их повторить попытку уйти через портал. Понаблюдала с берега и снисходительно крикнула:
— Это же элементарно! Нужна жертва.
— Разбежалась, пробурчал Альва, но тихо, чтобы она не услышала. Однако выражение его лица, видимо, было весьма красноречивым, так что она усмехнулась и пояснила:
— Без кровищи, вырванных сердец и разбитых черепов. Просто нечто ценное и дорогое для каждого.
— Как в сказках? Отдай то, о чем еще не знаешь? спросил Руатта. Сердце его стиснуло болезненное предчувствие. А что, если он вернется в Пандею, но уже не застанет Даронги в живых?
— Херня. Только то, что при тебе сейчас. Я думаю, ты даже знаешь, что это.
Руатта кивнул решительно:
— Если нужно отдать мой магический дар, я готов.
Волны на мгновение застыли, а потом снова закружились. Воронка стала заметно шире, магическая аура нарастала. Похоже, Александра была права.
Кинтаро молча снял с пояса нож. Несколькими движениями отхватил свою черную гриву у самого затылка и бросил в воду. Альва окаменел от ужаса, не успев даже попытаться ему помешать. Яркая лента, извиваясь, поплыла по волнам. Морская вода пенилась, бурлила, и в центре, под их соединенными руками, уже почти проступило дно.
— А ты, рыжий, чем пожертвуешь? крикнула Александра, с трудом перекрывая шум волн и гудение магической ауры.
— Я тоже могу отдать свой магический дар, мне он нафиг не сдался!
— Нет, не пойдет, подал голос Руатта. Во-первых, только ценное. Во-вторых, здесь у вас нет никакого дара.
— Вы ловко извернулись отдаете магию, от которой, скорее всего, в нашем мире ничего не останется!
— Не факт. У Ашурран ведь магия сохранилась. И даже стала сильнее.
— Но Кинтаро всего лишь обрезал волосы! Разве это жертва? Он перекинется туда-обратно, и они снова отрастут!
— Я никогда не стриг волосы с тех пор, как стал воином эссанти. Ты ведь знаешь, что это значит в степи, подсказал Кинтаро.
— Но у меня ничего нет! вскрикнул Альва в приступе отчаяния. Ничего, кроме… он схватился за правую щеку, когда-то изуродованную ожогами.
— Кроме хорошенькой мордашки! издевательски прокричала Александра. Но если тебе не впервой, то не пойдет. Разменную монету здесь не принимают!
— Есть еще время, тихо сказал Руатта. Время, которое пройдет в нашем мире. Ты можешь пожертвовать его.
— Хотите сказать, мы вернемся не через год, а через… Сколько? Десять, двадцать?
— Я не знаю. Магия возьмет сама.
— Но ведь это не моя жертва! Время пройдет для всех, и для моего Динэ, и для государя! Он ведь немолод, он может… Альва осекся, не в силах озвучить свои страхи.
— Все в руках божьих, твердо сказал Руатта. Он мог умереть за тот год, что вы провели здесь. Он мог умереть на следующий день после того, как вы отплыли. Даже если все, что мне останется это прийти на его могилу, я хочу вернуться!
— Вы отдаете больше всех, отец, прошептал Альва. Вы рискуете слишком многим. Мой любимый бессмертен, а ваш нет.
— У Даро есть капелька эльфийской крови. И собственное беспредельное упрямство. Я думаю, он меня дождется.
Волны закружились быстрее, выше, поднимаясь почти до пояса. Александра выхватила свой магический меч и подняла его вверх. Клинок загорелся почти таким же голубым светом, каким пылал камень в кольце Дэм Таллиан. Над их головами небо потемнело, мгновенно сгустились тучи. Над морем прокатился удар грома. Они стояли по колено в воде, но за их спинами уже бушевал шторм.
— Дополнительное ускорение! донесся еле слышно крик Александры. Молния сорвалась с ее клинка, ударила в кольцо, и столб ослепительного света взметнулся в низкие черные небеса. Мгновение и море снова успокоилось. Тучи рассеялись, и выглянуло яркое солнце. Но в воде у берега больше никого не было.
II
Глава 7
Фэйд распахнула тяжелые узорчатые двери «Цветка страсти», не дожидаясь, пока это сделает швейцар, и вошла широким пружинистым шагом. Так, должно быть, ее предки ходили по бескрайним просторам степи, выслеживая добычу, перегоняя стада. Женщине с таким шагом тесно в городе, среди узких улиц и каменных стен.
Управляющая почтительно поклонилась:
— Леди Филавандрис. Хозяин ждет вас в Серебряной гостиной.
Небрежно кивнув, она прошла мимо, не глядя по сторонам, но все замечая. Например, как гости украдкой оглядываются на нее, перешептываясь и толкая друг друга локтями. Даже здесь, в лучшем столичном доме свиданий, где собирается самая экзотическая публика, Фэйд выглядела необычно. Все в ней привлекало внимание высокий рост, две смоляные косы, лежащие на широких плечах, кожаные штаны, грубые ботинки на шнуровке. Может быть, где-нибудь в портовом кабаке, среди докеров и матросов, она обращала бы на себя меньше внимания, а уж на границе и вовсе сошла б за свою, но уж никак не здесь, среди пышно разодетых аристократов. Может быть, они бы меньше глазели, если б не знали, кто она. Но они знали, и каждая собака в Трианессе знала принцессу крови Фэйд Филавандрис, племянницу королевы Ингельдин из династии Тизаннидов.
Ей было двадцать восемь лет, из которых она едва половину прожила в столице. Она успела объехать полконтинента: рыбачила в фиордах острова Белг, ходила бить китов с марранскими китобоями, мыла золото в отрогах Хаэлгиры, объезжала диких коней в Вер-ло, пасла овец в Илмаэре, собирала жемчуг на побережье Джинджарата, охотилась в джунглях, пила степной самогон в Дикой степи и совершала еще сотни разных безумств, немыслимых для добропорядочных обывателей.
Два года назад она наконец вернулась в столицу и вступила в права наследства, оставленного ей принцессой Изаррис. Размер состояния не разглашался, но в него входил крупнейший издательский дом всей Криды, а может быть, и всего континента «Белет». Поговаривали, что теперь-то леди Филавандрис остепенится. Куда там! Она подыскала толкового управляющего, а сама принялась за кутежи, попойки и авантюры, вполне приставшие ее легендарному предку воительнице Ашурран и потому гремевшие на весь Трианесс. Столичные гуляки на нее чуть не молились.
Она и сама была похожа на Ашурран, как ее описывают легенды, едва ли не больше всех потомков короля Тархи Тизанну, возводящего свой род к славной воительнице. Фэйд была черноволоса и смугла, как степнячка, отличалась высоким ростом и статной фигурой, волос не стригла, а заплетала их в косы; отлично владела мечом, копьем, стреляла из лука, за сто шагов попадала стрелой в глаз кролику. Даже глаза у нее были, как у Ашурран темно-синие, как небо в сумерках. Сходство только подчеркивала кожаная одежда и варварские побрякушки. Меч она носила за спиной, по степному обычаю, хотя он был не такой тяжелый и длинный, какие предпочитают кочевники. И хотя имя ее отца никогда официально не объявлялось, никто не сомневался, чья она дочь. Конечно, вождя эссанти, гостившего зиму напролет в Трианессе по приглашению короля, после впечатляющей победы над энкинами в Осенней кампании. Вот так-то степной дикарь отплатил за гостеприимство, болтали злые языки, обрюхатил младшую принцессу и смылся. Однако те, кто знал принцессу лично, никогда не прислушивались к подобным сплетням. Пусть принцесса Тэллиран была младшей, но беспомощной ее вряд ли бы кто назвал. Она была, что называется, кремень, стальной клинок в бархатных ножнах. Может быть, дикий степняк и влез ночью в окно ее спальни, но исключительно по ее собственной воле и желанию.
Связь принцессы и варвара была тайной, но когда она родила дочку, правда выплыла наружу. Стоило только взглянуть на мать: солнечная, миниатюрная, стройная, рыжевато-каштановая, с такой частой россыпью веснушек на коже, что она казалась золотистой. Даже ее каре-зеленые глаза были усеяны солнечными искорками. Не в отца пошла, ибо прежний государь Даронги Дансенну был синеглаз и черноволос. Но кожа у него была такая белая, что сразу же отпадало предположение, что смуглая сумрачная Фэйд унаследовала дедовские черты. Ходи она в обычную городскую школу, ее б обязательно дразнили черномазой разумеется, до первых поставленных ею фингалов.
