Роман Перин - SEXсуальные отношения в деградирующем обществе
Подводя итоги сказанному, можно отметить, что статус мужа и хозяина нескольких жен не только не противоречит стереотипам восприятия мужчины в традиционной культуре, но в известной степени выражает его суть.[33]
Приложение 3
Известный отечественный сексолог И. С. Кон считает, что наличие на Руси более сильной и централизованной государственной власти привело к отсутствию в российском обществе базы для плюрализма вообще и сексуальной терпимости в частности. Это, в свою очередь, привело к тому, что в России контраст официальной и антисексуальной культуры и культуры народной, отличавшейся положительной оценкой сексуального, был всегда более резким, чем на Западе. Н. Л. Пушкарева отмечает большую сексофобию русской культуры по сравнению с Западом, который, однако, отличался гораздо большим антифеминизмом. По ее мнению, в католической Европе «интимная жизнь мужчины в браке, так и вне его предполагала получение ненаказуемого сексуального удовлетворения; для женщин же действовала иная мерка, их самочувствие и желания не только не брались в расчет, но и считались чрезвычайно греховными и наказуемыми» (1). На Руси же греховными считались чувственные желания обоих полов, и хотя бы в этом вопросе мужчина не имел никаких привилегий.
Святые отцы церкви и их последователи на Руси создали исчерпывающие списки грехов, в которые может впасть человек и наказаний за грехи. Любые формы интимных контактов воспринимались как блуд. Не исключением был и секс между супругами. Любое начало интимной жизни рассматривалось как растление души и тела, понижение нравственного состояния человека. Приведем типичные примеры начала исповедного чина. «Как, чадо и братие, впервые растлил девство свое и чистоту телесную осквернил, с законною женою или с чужою» (2). «Како в первых растлил девство свое: блудом ли или с законною женою, ибо блуд бывает всякий?»(3). Интересно, что вопросы подобного рода всегда начинают исповедный чин, причем исповедник не просто спрашивал о грехе вообще, он требовал подробного рассказа о каждом из видов прегрешений, в которые включались практически все известные на сегодняшний день извращения и просто способы разнообразить сексуальную жизнь. Например, в требнике XV века в «Сказе как подобает исповедовать» около 95 процентов текста посвящено выпытыванию подробностей интимной жизни исповедующегося. Все же остальные грехи умещаются в одной достаточно лаконичной фразе: «А после этого всех спросить об убийстве, и о воровстве, и о захвате золота или кун» (4).
Это говорит о том значении, которое церковь придавала интимным отношениям как одной из самых главных составляющих греховной жизни. Впрочем, это вполне возможно объясняется тем, что все подобные грехи подлежали исключительно компетенции церкви. Государство на Руси в отличие от Запада мало вмешивалось в половую жизнь населения. Преступления же против жизни и собственности всегда карались довольно строго, и поэтому церковь не считала эту область борьбы с грехом приоритетной для себя.
Это подтверждает и тот факт, что практически все наказания за грехи в сексуальной сфере сводятся исключительно к епитимьям: самым различным постам, ежедневным поклонам, лишению на какой-либо срок причастия и тому подобное. Для священнослужителей, неоднократно уличенных в каком-либо грехе, могло последовать лишение сана.
Священнослужители допускали секс в браке как единственно возможное средство продолжения рода — любое проявление чувственности, не имеющее своей целью воспроизведение потомства, строго осуждалось. Количество сексуальных контактов стремились ограничить. По подсчетам Пушкаревой, если бы русский человек соблюдал все церковные предписания, то он не мог бы заниматься сексом более пяти раз в месяц. Причем иметь больше одного интимного контакта за ночь также признавалось достаточно серьезным грехом.
Не случайно, что даже в древнерусских бестиариях человеку в пример ставились те животные, «кто нужею совокупляется, не ведая наслаждения и лишь исполняя свой долг» (5). По мнению древнерусских книжников, к таким существам относились слон («се же животное не имеет к смешению помышления») и аист («наичистейшая птица, ниже бо мужеск пол женскаго похоти к смешению призывает, но нуждею совокупляется»). Абсолютным идеалом являлись такие мифические персонажи, как единорог и птица феникс, размножавшиеся без полового смешения.
Каждый из пришедших на исповедь должен был раскаяться в целом комплексе грехов и признать себя самым отъявленным грешником или грешницей. Вот, например, какую характеристику себе рекомендует давать «Исповедание женам» из требника XVI века: «И несть тог греха на сем свете, которого я, окаянная, не сотворила. И не было такого грешника на сем свете с сотворения мира, и по мне не будет, яко же я, окаянная, была начальница всякому злу и неповиновению». Исповедники, однако, не ограничивались этими зловещими, но несколько абстрактными фразами. Требовалось подробное перечисление всех грехов, подавляющую часть которых составляли именно грехи сладострастия: «И наузы на себе носила, и осязание своими руками тайных уд у своего мужа и у чужих, и целовала их, и у себя также повелевала. И со ближним в роду в любодеянии и в прелюбодеянии блудила всяким содомским блудом, на них взлазила и на себя вспускала, и созади давала, и в задний проход давала, и язык в рот вдевала, и во свое лоно язык влагать давала, и у них тако же творила… Блудила на девицах и над женами, на них взлазила и на себя вспускала блудити, и целовала их во уста, и за груди, и в тайные уды с похотию до истечения похоти, и своею рукою сама во свое тело блудила» (6).
По грехам считалось не только то, что удалось осуществить на практике, но и любое непотребное помышление. Греховность мужчины полагалась церковью ничуть не меньшей. Образцы мужских исповеданий отличаются разве что физиологическими особенностями блуда, присущего каждому из полов. Даже строгое следование всем правилам воздержания еще не гарантировало душевной чистоты. Как считали священнослужители: «Если не блудит холостой, то мыслит всегда о ручном блуде» (7). По выражению одного из исповедников, «подобает же неким и во всем обрестися». То есть признать себя виновным во всех грехах сразу. Интересно, что правила исповедания для иноков и инокинь предусматривали еще более расширенный список греховных деяний. Очевидно, божьих людей сатанинские соблазны мучили чаще, чем простых мирян.
Сложно сказать, к чему могло привести навязывание человеку столь греховного представления о своей натуре. С одной стороны, можно увидеть здесь предпосылки для формирования своеобразного комплекса вины, при котором человек начинал воспринимать как греховные не только какие-либо отклонения от сексуальной нормы, но и интимные отношения вообще. С другой — повседневное перечисление всего перечня плотских прегрешений понижало его значимость и заставляло человека относиться к большинству упомянутых грехов, как к чему-то обыденному и не такому уж страшному.
Признание абсолютной порочности человеческой натуры приводило к тому, что грех понимался как нечто неизбежное, а, значит, в какой-то мере и простительное. Церковь стремилась направить блуд в более узаконенное русло, то есть в рамки законного брака. Как и на Западе, брак выполнял не только репродуктивную функцию, но и предостерегал человека от падения в пучину совсем уж тяжких грехов, был своеобразной уступкой порочной человеческой натуре. Чем раньше человек вступал в брак, тем больше было у него шансов избежать растления своего девства. Канонический нижний возрастной предел для вступления в брак на протяжении XII–XVII веков был примерно одинаков — 12 лет для девушек и 15 — для юношей. Родителям настоятельно советовалось не тянуть с венчанием своих чад. В «Вопросах женам» XVI века так говорится по этому поводу: «Аще девица до 12 лет согрешила — своя ей вина, от 12 лет — отца и матери вина» (8). Грешить, но при этом осознавать свою греховность и раскаиваться в ней было, по-видимому, единственным путем спасения, который предлагала человеку церковь.
Ранний брак считался настолько правильным, что даже растлитель девушки моложе 13 лет мог избежать наказания, при условии женитьбы на своей жертве. Даже в законном браке ограничения, накладываемые на супругов, были достаточно суровы. Хотя по расхожему выражению священноучителей «в своей жене бо нет греха», единственное реальное послабление супругам заключалось в том, что им разрешалось заниматься исполнением супружеских обязанностей, не занавешивая иконы, что почиталось страшным грехом для незамужних.
Одним из смягчающих обстоятельств, при котором половые сношения могли рассматриваться как простительный грех, был юный возраст супругов. В «Вопрошании Кирика» (XIII века) так говорится об этом: «Если же молоды и нет мочи, начнут (совокупляться), то нету беды, в своей бо жене нет греха» (9). Автор вопрошания также отстаивает право молодоженам заниматься сексом в первую брачную ночь. Этот момент интересен тем, что в данном случае в какой-то мере отрицаются наставления первоучителей церкви. «И иметь им совокупление на ту же ночь не возбранено. Тем ибо телом и единое тело бывает. Святые бо отцы не могли написать об этом, велели им причащаться и блюстись велели». Даже содомия, достаточно постыдный грех, не столь жестоко каралась, если совершалась в юности, при отсутствии у мужчины законной жены.
