Роман Трахтенберг - Лифчик для героя. Путь самца - 2.
Черт возьми!!! Да! Я не люблю это тело, ненавижу его, эти большие руки, эти ноги сорок четвертого размера, жидкие волосы, широкие плечи, все — дрянное и все не мое!!!!!!
...Я вежливо улыбнулась сексологу и, попрощавшись, спокойно направилась к двери. Он внимательно смотрел мне вслед. Я чувствовала его взгляд. Но он увидел только спину хорошо воспитанной женщины, получившей свое после многолетних страданий. Чао, бамбино!
* * *— Хотите познакомиться с еще одной «вашей»? — поинтересовалась медсестра в психушке.
С недавних пор она стала очень приветливой. Потому что я очень вежлива с ней. А еще, наверное, и потому, что она уже сунула нос в мое дело и прочла, что я инженер на крупном заводе, и даже начальник цеха. К тому же она видит перед собой не хихикающего или переодетого психа: перед ней всегда причесанный, элегантный, одетый в хорошие шмотки мужчина. Может, она уже придумала, как сумеет вернуть меня в нормальное русло, соблазнит, я забуду свои глупости... К сожалению для нее, все это на раз читается в женском взгляде. Ну а я тут ни при чем!
— С транссексуалом, вы хотите сказать? Или с Наполеоном?
Она хихикнула над дурацкой шуткой и сообщила, что на диванчике в коридоре ждет приема пациент с такой же проблемой, что и у меня, и занялась пробирками.
В коридоре сидели двое. Немолодая крупная женщина — тяжелые черты лица, мужественный взгляд, как будто собирается брать Бастилию. А рядом хрупкий паренек, рассеянная улыбка, глазки в пол. Честно говоря, я немного потерялась. Кто из них хочет делать операцию? Мне говорили, что в России больше FtM, то есть женщин, которые хотят стать мужчинами. Пока я раздумывала, дама сама начала разговор:
— Вы, наверное, Хельга? Нам про вас рассказывали, — она улыбнулась.
Оказалось, что она мама женственного парня, то есть Ариадны. Мама оказалась активной теткой, в отличие от своего чада, и потому ходила с ней по врачам. Точнее, водила. Непонятно, зачем оно ей нужно? Само чадо никогда бы не прошло такую тяжелую битву с эскулапами и осталось бы мальчиком, ей на утешение.
— А вы были у Сергея Михайловича? — Уже через полчаса мы с заботливой мамашей болтали как старые знакомые. — А у Александра Моисеевича?
— Да. — Я делилась впечатлением о врачах, пока Ариадна торчала в кабинете медсестры.
Вскоре все выяснилось. Мама не довлела над ребенком, она души в нем не чаяла. А ребенок требовал в магазине куклы и девчачьи платьица, требовал бантики, заколочки и воровал у мамы помаду. Как могла, мама направляла его в нужную сторону. Отец кричал, что родили урода и надо его пороть. Мать бить не давала, и вскоре папаша сбежал из семьи.
Надо же! Бывает же такое. Я изумлялась про себя, как повезло Ариадне, даже в какой-то момент начала завидовать. Мне всю жизнь так не хватало понимания, я жила как на Луне, увидев такое количество родственного тепла, просто «поплыла».
Ночью в постели, лежа рядом с Ириной, которая уже давно стала спать спиной ко мне, вспоминала чудесную маму Ариадны, вот бы мне такую... Но тут вдруг представила, что после операции мне, например, месяца два надо будет растягивать влагалище. Оно ведь искусственное, само не раскроется, и его тренируют фаллоимитаторами. Так что, мамочка будет помогать?!
А в сексе? Тут еще сложнее; надо найти партнера, суметь подстроиться под него. Опять мамашу звать на помощь? Дичь! Бред! Только оставшись одна, сможешь решить свои проблемы и научиться жить сама с собой. Лучше уж не делать операцию, чем проходить такую серьезную процедуру с мамой!... Нет, моя жизнь не так уж плоха. До сих пор я переживала, что нас не принимают родители, что мы остаемся одинокими. Но сейчас выяснилось, что любящая мать порой может только мешать.
* * *Сегодня в психушке обвешивали электродами. Под конец процедуры пришли заведующая отделением, похожая на сотрудницу гестапо, и начальник медчасти, явно бывший военный. Они смотрели на меня как на сбежавшего пациента, ведь всю свою жизнь они здесь таких, как я, лечили. И лишь совсем недавно им «сообщили», что мы никакие не психи. Но, как говорится, «поздняк метаться». Перестроиться они так и не смогли.
Я даже с удовольствием подумала, что, вероятно, они сейчас чувствуют себя ущемленными. Где-то читала, что наших психиатров не принимали врачи всего мира по той причине, что в больницы у нас попадали люди лишь за «неправильные» политические взгляды. И врачи против всякой медицинской этики подписывали им медицинские заключения о безумии. Потому мировое сообщество ученых игнорировало русских спецов. Ни научных публикаций, ни приглашений на конференции — ничего. Так прошла жизнь, и вот на тебе — приходится возиться с такими, как я. Да еще уважать меня, ведь обследование платное. На их лицах читалась вся история психиатрии КПССного периода. Ну и как с ними быть? Начальник медчасти уткнулся в мои документы. Реальный женофоб. Пошел в атаку, как военный:
— Представьте, вы понимаете, вы сделаете операцию, а у вас, может, вообще всякие желания пропадут.
— Если пропадут желания, то одна проблема в любом случае уйдет. Это тоже выход, — спокойно, но твердо буркнула я.
Он уставился на меня, раскрыв рот, но тут же спохватился. Подписал какую-то бумажку и вышел прочь, хлопнув дверью.
Дождались!
Щель оправдывает средства.
Только услышав, что меня признали женщиной, я поняла, как сильно устала. Даже на радость сил нашлось мало, тем более что торжество момента омрачалось тем, что не все доктора согласились с тем, что смена пола необходима. Их вердикт гласил, что я хорошо адаптирована в мужском теле и потому нет острой нужды в переменах. Но большинство голосов все же за меня.
Второе жуткое разочарование состояло в том, что пока дали разрешение не на саму операцию, а на смену паспорта. Один или два года я должна пожить с новым паспортом, который дает мне право одеваться как женщина. Точнее, даже обязывает. Если не надоест, то желанная процедура наступит.
ЖДАТЬ — НЕВЫНОСИМО!
И все равно радость захлестывает, как алкоголь.
Сегодня решилась и рассказала все маме. Она выслушала спокойно, а потом вдруг сказала: «Бедная ты моя девочка!»
Я разрыдалась, она тоже. Рассказывать о таких сентиментальных сценах сложно.
* * *Поехали с мамой на рынок за женской одеждой. Одна так и не решилась, а Ирка не поехала. Мы ходили по рынку вдоль рядов. Продавцы, видя меня, тут же кричали, какие у них «замэчатэльны мужски штаны», меня просто воротит, так и вцепилась бы какому-нибудь Джавдету в рожу. Кретины. Ощущение, что бьют по самому больному месту. Хорошо, мама рядом. Она помогала спрашивать женские шмотки. Мы обе притворялись, что ищем вещи для моей жены в подарок на день рождения. Только я все прикидываю на себя, потому как мы с женой одного размера и роста.
— Блузочка замечательная, покажите,— говорила мама.
Нам подали какую-то жуть, пригодную для завуча средней школы.
— Ты с ума сошла, что у тебя за вкус старушечий!
Я оттаскивала ее от прилавка и тащила к тому, что
нравилось мне. Она шепотом ругалась: «Ты уже не девочка! С ума сошла, кто ходит в мини-юбке в сорок лет?!»
— Кто хочет, тот и ходит! Кому какое дело? У меня ноги красивые!
— Откуда ты знаешь? — Она бросила взгляд на мои ноги и поняла, что ляпнула глупость.
Я всегда перед ней была в брюках, и вообще, о красоте моих ног она никогда не задумывалась.
Странный разговор.
Мы сошлись на сарафанчике, летнем пиджаке, паре более-менее сносных блузочек. В следующий раз надо идти без мамы!
Дома все перемерила. Ирка сидела с потемневшим лицом, словно в доме покойник. Смотреть на нее невыносимо, учитывая, что своих проблем до кучи, она добавляет. Я не была с ней эгоистична, почему она не хочет меня понять?! Сообщила, что собираюсь идти фотографироваться на новый паспорт. Разумеется, в женском образе. Она пожала плечами. Устраивать истерики, узнав, что я женщина, она уже не решалась
Вот и хорошо. Я достала косметичку, купленную вчера. Моя первая собственная косметика. Обалдеть можно. Села за туалетный столик. Ирка, которая впервые видела, что собираюсь краситься, кажется, испытала шок, но не ушла. Я наносила макияж под ее пристальным взглядом. Каждый мазок краски под наблюдением жены, словно лопата земли, брошенная в могилу нашей семейной жизни. Чем больше крема — тем больше земли и глубже яма, в которой похоронен ее муж. Все больше и больше скрываются под слоем макияжа годы супружеского «счастья». Если меня вначале смущало ее присутствие, то, в конце концов, я стала получать садистское удовольствие. Вот так! Распустила волосы — хорошо, что отросли. Надела платье и туфли.
— Пожалуйста, я прошу только об одном. Не попадайся на глаза соседям,— выдавила Ирка.
