Виктория Абзалова - Фантазм
Зато вот уж кто-кто его больше не баловал, так это господин: ни добрыми, ни просто словами, ничем, - по всему, вовсе вычеркнув его из списка людей. Только однажды, когда еще гость был в доме, вскользь безразлично бросил:
- Вижу почтенный Ахмади тобой доволен…
Потом не стало и этого, господин был чем-то озабочен и почти постоянно раздражен. Как-то войдя в купальню, и застав там Айсена, раскладывающего полотенца, вспыхнул гневом почти так же, как при недоразумении между ними во время лечения.
- Ты что здесь делаешь? - вымыться он был вполне способен и сам, и прямо запретил мальчишке лезть к нему, тем более что обстановка была более чем интимной. Настырный, - его в дверь, а он в окошко!…
- Ничего… - еле слышно пролепетал юноша, еще ниже опуская голову, тонкие руки замерли над узорчатой вышитой тканью.
- Брысь! И не попадайся на глаза, пока не позову, иначе я все-таки продам тебя при первой же оказии!
Побелевший как полотно, которое держал, Айсен опрометью вылетел вон. Сердце зашлось, - колотилось, как безумное, но ни слез, ни обид не было больше: кончились слезы, и какие обиды могут быть у раба!
Глупо. Смешно: напридумывал, навоображал себе глупый раб чего-то, а секрет оказался прост - не в тебе дело, просто этому его господину нравилось, когда игрушка под ним кричит от страсти, а не от боли. Добрый господин, ласковый… Вот и все.
А теперь поиграл и хватит. Котенок… Забавный котенок, - юноша задержал противень с докипавшим маслом, не чувствуя, что пальцы жжет сквозь тряпицу. Вспомнилось: красивый…
Плеснуть бы себе этим маслом в лицо! Тогда он никогда не будет больше красивым, и играть с ним станет неинтересно, и не будет смысла ни отдавать кому-то, ни продавать… Что с того, что в этот раз почтенный Ахмади его не тронул, всегда найдется кто-нибудь менее щепетильный.
Или менее брезгливый, которому плевать на шрамы была бы дырка, - но какая в сущности разница! Когда ломают тело, не так больно, чем когда выбрасывают душу, как грязную салфетку. За ненадобностью.
«Господин, единственный мой!
Сердце мое у ног твоих, - ступай твердо…»
А вдруг все-таки вспомнит еще, позовет разочек! Руки бы его коснуться…
Жестокая пощечина заставила его очнуться, противень отлетел в сторону, расплескивая горячее масло - к счастью мимо. Хамид с минуту смотрел на мальчика, равнодушно стоявшего в ожидании следующей оплеухи, и с коротким хриплым звуком, как будто у него тоже дышать не получалось, прижал Айсена к себе. Старик гладил его по волосам, по плечам, напряженной спине, но юноша молчал. Он не плакал, не вздрагивал, не делал попыток отстраниться, словно одеревенев целиком, и Хамид был вынужден отпустить его.
Старый раб обработал мальчику обожженную руку и усадил в уголке, подальше от всего, чем тот мог себе навредить. Айсен так и остался сидеть в неловкой позе, опустив поврежденную кисть на колени и уткнувшись в пол потухшими глазами, пока его не окликнули снова.
Что рука! Рука заживет, и следа не останется, а сердце… Поздно. Все поздно, замкнулся парнишка.
Погасил господин огонек и не задумался.
***
Не то что бы Фесс был по пути, или корабли нуждались в заходе в гавань, да и положение Филиппа Кера было таковым, что он давно мог не отлучаться из конторы, пересчитывая с компаньонами барыши, положившись на помощников и приказчиков. Особенно после того, как недавно с выгодой приобрел перспективные серебряные рудники. Поездка целиком была не столько необходимостью, сколько данью некоторому духу авантюризма, а заход в Фесс служил благой цели наладить с найденным братом хотя бы какие-то отношения.
Фейран вначале казался искренне обрадованным, расспрашивал о семье, предлагал задержаться у себя, - с чего бы беду заподозрить. Беседа была долгой, как водится, перешла на политику, войны, не могла не зайти и о вопросах веры, однако шла на удивление мирно и без серьезных споров. Неожиданный визит прервал их.
- Если ты не торопишься, - радушно обратился к брату Фейран, поднимаясь, - дождись меня. Это не займет много времени… Айсен!
Окрик прозвучал диссонансом. Доселе невидный и неслышимый раб возник рядом.
- Развлеки пока гостя…
Мальчик у его ног заметно вздрогнул.
- Ты хорошо играешь, - закончил хозяин, даже не взглянув в его сторону, и вышел.
Филипп в самом деле никуда не торопился, с удовольствием слушая нежные переливы саза: мальчик действительно играл хорошо, ни разу не ошибся. Мелодия оборвалась внезапно и резко - жалобным всхлипом, с которым лопнуло сразу несколько самых тонких струн.
- Простите господин, - тихо проговорил юноша, - я не смогу исправить сейчас… Новых струн нет.
- Ничего страшного, - мягко заметил Филипп. - Налей мне немного вина: кофе у тебя получается замечательный, но я его не очень люблю.
- Простите, господин, - мальчик послушно исполнил сказанное.
- За что? - невольно изумился мужчина, - За то, что я не люблю кофе?
Ненаблюдательный торговец быстро вылетает в трубу, мужчина повнимательнее присмотрелся к юному рабу своего брата и ужаснулся. Перемена, произошедшая за довольно короткий промежуток времени, была разительной: от колдовского видения, поразившего Грие, осталась бледная тень, мальчик совершенно зачах. Он не мог видеть выражение глаз, поскольку головы раб ни разу не поднял, но юноша выглядел так, как будто страдал от тяжкого недуга, и в довершении всего его морят голодом. Мысль о том, что делает на досуге с этим мальчиком его брат, пользуясь его бесправным положением, - сама по себе была неприятна, а весь облик юноши представлял собой воплощенную муку.
Филипп хмурился. Тристан всегда был не из тех людей, которые спокойно проходят мимо чужой боли. Отчасти именно поэтому он наперекор всем предпочел семейному делу свое непростое призвание, и не отказался от него даже под угрозой смерти, решившись изменить другие обстоятельства. Однако сейчас Кер был вынужден спросить себя, так ли уж хорошо он знает своего брата, и насколько тот мог измениться за прошедшие года. Тристан не терпел несправедливости. А сейчас ведет себя как настоящий рабовладелец, распоряжаясь другим человеком, явно страдающим и измученным, как вещью. Конечно, мальчик раб, но это же не преступление и не его вина! Вообще не та вина, за которую стоит наказывать.
Острый придирчивый взгляд отмечал все новые и новые детали: как сковано он держится, как тяжело и ломко, как будто через силу, двигаются хрупкие руки, как мальчик замирает забытой куклой стоит только отослать его… Это был человек на краю гибели - без всякого преувеличения!
- Айсен, - Филипп сжал его запястье, когда маленький раб поставил перед ним вазочку с фруктами, - Господин Фейран… жесток с тобой?
На губах юноши мелькнула слабая печальная улыбка.
- Господин очень добр… - все так же безжизненно прошелестел голосок.
Господин вернулся, и мужчина упустил возможность выспросить, какое горе надломило его душу. Дела не звали купца, но он засобирался: не получалось вести беседу в прежнем непринужденном ключе. Филипп дождался пока мальчик зачем-то вышел и обратился с настойчивой просьбой к его хозяину:
- Фейран, - почему-то это имя казалось теперь более уместным, - Прошу тебя! Уступи мне сейчас! Назначь любую цену, какую пожелаешь - только продай мне Айсена!
Светлые ореховые глаза сначала взглянули на него с удивлением от неожиданного пожелания, а потом вдруг вспыхнули зелеными гневными искрами.
- Продать?!
Фейран порывисто поднялся и, подойдя к порогу, остановил входившего юношу, грубо сжав его подбородок и заставляя запрокинуть голову. Что бы он не пытался увидеть сквозь полуопущенные ресницы, видимо это ему не удалось.
- Зачем же! - медленно протянул он с кривой усмешкой. - Даром забирай, раз так понравился! Он мне больше не нужен!
Он почти швырнул мальчика в сторону старшего брата, и как когда-то Айсен споткнулся, пошатнулся и оказался в удержавших его от падения руках Филиппа.
- Извини, что не провожаю, - Фейран вышел широким шагом.
Брат однозначно в ярости, но главное, что отдал раба. Кер медлил, не зная, что сказать.
- Айсен, - наконец осторожно окликнул он. Наверняка мальчик сильно испуган.
Ресницы юноши дрогнули, и Филипп впервые увидел его глаза - огромные, черные от расширенных зрачков… и абсолютно пустые. Мертвые.
***
В очередной раз возвращаясь нисчем, Кер поднялся по сходням и прямиком направился в небольшую каютку, отведенную выкупленному мальчику.
- Все так же? - поинтересовался он у сидевшего на канатах помощника, заботам которого поручил ребенка.
Луи только кивнул. «Все так же» означало, что Айсен, как и все три дня у нового хозяина, не отвечал, не реагировал ни на что, лежал на койке, глядя в стену остановившимися глазами, пустыми, как заколоченные окна в заброшенном доме. Если его окликали, вставал, делал, что говорили, когда оставляли - снова ложился. Складывалось впечатление, что начни его на самом деле насиловать, - да хоть на кусочки резать - он этого вообще не заметит!
