Тиамат Tiamat - Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)
О приезде принца с внезапной инспекцией полковник Руатта был извещен заранее, старинным другом из штаба. Однако ему даже в голову не пришло отослать степняка подальше. Даронги бы все равно узнал, и тогда все выглядело бы так, будто Рудра стыдится. А стыдиться ему было нечего, в отличие, скажем, от капитана Юттайры, державшего своего смуглого пленника на цепи и в ошейнике. У капитана Юттайры были личные счеты с эртау, и по молчаливому уговору никто не замечал ни самого пленника, ни кровавых полос на его спине. Однако наследный принц мог не понять капитана Юттайру, и полковник приказал ему на время визита принца избавиться от столь экзотической детали походного быта.
Кроме того, полковнику было хорошо известно, что принц Дансенну относится к связям с простолюдинами очень легко, не расценивая их как измену. По крайней мере, именно так он и заявил, когда Рудра застал его с хорошеньким юным актером. Естественно, актер уже не мог этих слов услышать, потому как торопливо покинул кабинет, напуганный выражением лица Рудры. Принц Дансенну также поставил полковника в известность, что у мужчины есть определенные нужды, требующие удовлетворения, а именно потребность в мимолетном сексе без обязательств. Полковник повел себя очень разумно, как цивилизованный человек. Он не кричал, не размахивал кулаками и не ругался матом. Он запер дверь, выкрутил принцу руку, нагнул его над столом и отымел с поистине кавалерийским напором. Приводя в порядок одежду, спокойно сказал: «Посмеешь под кого-нибудь лечь убью». Принц разогнулся и дал ему пощечину: «Еще раз войдешь без доклада отправлю в карцер на трое суток!» Он был ниже Рудры по званию, но выше по должности, с королевскими отпрысками такое случается. У них были сложные отношения. Не то что со степняком, про которого полковник ничего не знал. Даже имени. И знать не хотел. Поэтому, когда принц ткнул пальцем в полуголого степняка и спросил: «Это кто?» полковнику было нечего ответить.
Разумеется, принц интересовался отнюдь не именем степняка. С другой стороны, вопрос его был совершенно лишен смысла, и ответить можно было только какой-нибудь остротой. Вид молодого эртау говорил сам за себя, и объяснения были излишни. Кавалерийский устав, кстати, разрешал привлекать военнопленных к работам, служащим для укрепления обороноспособности отряда. При наличии воображения к таковым можно было отнести и функции степняка.
— Полковник Руатта, вы переходите всякие границы, холодно сказал начальник штаба армии Даронги Дансенну. Неудивительно, что ваши подчиненные забыли, что такое моральный облик криданского офицера, если командир подает им подобный пример. Я ничего не доложу главнокомандующему, если вы немедленно прекратите эту варварскую практику.
— А что именно вы собираетесь доложить главнокомандующему, господин начальник штаба? Руатта саркастически поднял бровь. Что пленные содержатся в нечеловеческих условиях? Их морят голодом? Оставляют без медицинской помощи? Может быть, подвергают насилию, физическим наказаниям, пыткам? Принуждают к тяжелой работе?
Даронги схватил его за локоть и прошипел сквозь зубы:
— Ты совсем оскотинился на этой войне, Рудра! Зачем уподобляться дикарям?
— Неужели ты ревнуешь к дикарю, Даро? усмехнулся полковник, тоже понизив голос. В палатке они были одни, если не считать степняка, но брезентовые стены давали лишь иллюзию уединения. Незачем делать их спор достоянием всего лагеря. Я могу одолжить его тебе. Или просто взять в нашу постель третьим. Он только рад будет, уж поверь.
Принц невольно бросил взгляд на эртау. Тот без всякого почтения ухмыльнулся и подмигнул.
— Я тебе должен объяснять, что степняки не отказывают победителю? Это хуже, чем насилие, Рудра! с досадой сказал Даронги.
Рудра перехватил руку принца, многообещающе сжал, притягивая его к себе.
— Никогда бы не подумал, что ты против насилия, жарко выдохнул он принцу на ухо. Полковник скучал, очень скучал. А Даронги так шел черный штабной мундир и надменный официальный тон!
Принц посмотрел на полковника долгим странным взглядом. Его фиолетово-синие глаза потемнели, как небо перед грозой.
— Ты правда не видишь разницы? он высвободил руку резким движением. Полковник Руатта, я требую, чтобы вы прекратили использовать военнопленных в качестве рабов и наложников.
— Вы можете требовать чего угодно, подполковник Дансенну. Требовать, просить, угрожать. Но не приказывать. Ваши полномочия этого не предусматривают. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
Краска выступила на щеках принца. Он несколько раз глубоко вдохнул и сказал неожиданно спокойно:
— Что ж, тогда мне не остается ничего другого, кроме как прибегнуть к опыту предков. Вызываю вас на поединок, полковник Руатта. Если победа будет за мной, то вы подчинитесь моим требованиям. И не только вы лично, но и ваш полк.
— Неужели ты хочешь скрестить со мной клинки из-за пленника, которого видишь в первый раз в жизни? процитировал полковник Руатта, демонстрируя хорошее знание классики. Это был диалог Индры и Ашурран из «Записок об эльфийской войне». «История Ашурран-воительницы» Белет-Цери тогда еще не была написана. Парень мало похож на чистого эльфа, и невинным, ты уж мне поверь, его не назовешь. Чью там честь ты собрался защищать?
— Честь криданского офицера, все так же спокойно ответил Даронги.
Опасно близко к прямому оскорблению! Румянец гнева запылал на щеках Рудры. Теперь и ему захотелось взять в руки шпагу и хорошенько проучить зарвавшегося штабиста. Если Даронги забыл, кто тут боевой офицер, превосходящий его в мастерстве фехтования на пару порядков, он ему живо напомнит. Как нарочно, и шпаги для поединка оказались под рукой, в палатке. Посылать за ними, наводя подчиненных на ненужные подозрения, полковник бы не рискнул. Пока принц писал формальный вызов, Руатта нашел потертый кожаный футляр и проверил оружие. Защитные колпачки на острия в футляре имелись, но полковник их отложил. В отсутствие секундантов было бы затруднительно установить победителя без наглядного доказательства в виде легкой царапины. Тем более, оба жаждали крови и никогда прежде не стеснялись пускать ее друг другу. До сих пор, правда, без использования холодного оружия.
Впрочем, Рудра собирался победить даже без пролития крови. Выбить шпагу у принца, например. А потом прижать ему лезвие к горлу, как в тот, самый первый, сладостный раз, когда он взял своего принца силой прямо на полу его собственной спальни! Может, как раз на это Даронги и нарывался.
Степняк молча хмурился в своем углу. Смысл их приготовлений был очевиден, даже притом что варвары смеялись над дуэльными шпагами, называя их иглами для шитья. Но сами степняки вообще выходили на поединки голышом, без оружия, и стремились не столько отметелить друг друга, сколько оттрахать. Рудра невольно подумал, что недалеко от них ушел. Обвинения Даронги так язвили именно потому, что в них было немало правды. Кавалеристы переняли слишком много степных обычаев, и отнюдь не самых лучших. Но не дело штабному офицеру, не пролившему ни своей, ни чужой крови, указывать им, что делать, пусть он сто раз наследный принц. Даже короли не вмешивались в военные дела, кроме тех редких в истории случаев, когда сами являлись верховными главнокомандующими. Мысль эта ожесточила сердце Рудры. Он слишком привык за время войны в степи ни перед кем не держать ответ. Ни перед кем. Ни за что.
Рудра поставил на бумаге оттиск своей печати, в знак того, что принимает вызов. Принц был бледен, под глазами залегли глубокие тени, и сами глаза все еще были темными, как грозовая туча. У Рудры, напротив, пылали щеки от лихорадочного, злого румянца, выступавшего в минуты ярости. Глаза его блестели остро, колко, как битое стекло. Одним взглядом он остановил степняка, вскочившего было на ноги. Тот застыл, чуть подавшись вперед, выставив перед собой руку, будто хотел что-то сказать, остановить их и не знал, как. Таким его Рудра и запомнил.
Они вышли, держа шпаги как можно небрежнее и стараясь выглядеть как обычно. Ординарцу Рудра шепнул:
— Собираюсь показать принцу пару новых приемов. Мы пойдем за коновязь, а ты проследи, чтобы не было лишних глаз. Ни к чему подданным видеть, как его высочеству надерут задницу. Будут спрашивать меня скажи, что отдыхаю.
Ординарец был понятливым и верным. По лицу его не промелькнуло никакой многозначительной ухмылки. Он только вытянулся и щелкнул каблуками. День едва перевалил за полдень, большинство солдат и офицеров прятались в палатках от жары и пыли. Никаких лишних глаз не предвиделось. Просто удивительно, что никто не обратил ни малейшего внимания, как среди бела дня наследный принц и командир кавалерийского полка идут по лагерю с дуэльными шпагами в руках. Почему никто не окликнул их, не отвлек разговором, не остановил? Ну да, потому что они были наследный принц и полковник кавалерии, и выше их по чину и положению не было ни единого человека отсюда до самого Трианесса. И потому, что связь их, далекая от канонов благопристойности, не раз давала поводы к скандальным пересудам. К тому же, в глазах кавалеристов любовный пыл прекрасно сочетался со звоном клинков.
