Сергей Есин - Рассказы
Я теперь, знаешь, иногда думаю, ну, и хер с ней, если она такая заводная. Даже интересно, правда? А тогда пытался ее как — то сдерживать. Но она меня все равно постоянно обманывала. После то, как разводились, все рассказала. "
Тут Леха отвлекся от сладостных воспоминаний, потому что его ребеночек, младшенький, который к весне, когда начнет ядовито таить снег, обнажая там и здесь разложившиеся трупы стариков и детишек в первую очередь, мучительно скончается, до самой смерти вопя истошным охрипшим голосом, умоляя бедную мамку дать ему чего-нибудь пожевать, а та, бессильная помочь станет заламывать руки, кусать локти, рвать на себе ночнушку и т. д. Так вот этот Лешин мальчонка куда то исчез, и Леха отправился на поиски. Нашел его неподалеку, на помойке, где маленький надыбал какой-то корм и жрал все подряд. Слава Богу, ранней осенью еще было чем поживиться. Но было опасно там находится, потому что крысы, чуя голодуху, перебирались поближе к людским жилищам и спокойно могли захавать малыша, не дав ему как надо умереть своей смертью.
«Этот у меня уже от второй жены, от Ритки, «объяснял Леша, «эта баба — полная противоположность первой. Ей секс нужен раз в две недели и то не обязательно. Я уже ей и литературку давал почитать по половой жизни. Говорю, ты ж понимаешь, что для меня вредна эта фригидность. Хоть имитируй тогда, что тебе приятно, делай вид. Она вроде начала стараться, только это ж совсем не тот кайф. Согласен? И что характерно, к еде Ритка. совершенно безразлична. Я с ней просто опустился во всех отношениях.
А Элеонора, та помешена была на эротике. И подрочить себе пизду обожала очень. В перерывах между поревом лезла туда двумя руками и просила при этом, что б я ей рассказывал всякие сексуальные истории. Я ей иногда помогал мастурбировать. Однажды были в гостях у одного лейтенанта. Жратвы было навалом отличной. Борщ помню, был классный, очень жирный, и тушеное мясо, потом еще блины, на масленицу что ли, пироги с картошкой, много сала и вволю водки. И хозяйка как на грех дала посмотреть шведский журнальчик, а в нем ничего особенного — одни голые телки и все, а Элеонора так возбудилась, слушай, смотрит и вижу — тащится, не мажет, прикрылась журнальчиком, положила на коленки и лезет рукой под юбку. Тут я ей говорю: дай я. И стал дрочить ей. На свою голову только, потому что, когда кончала, она заорала так, что и хозяева и гости просто приторчали, были, конечно, шокированы. пришлось дергать оттуда поскорей. А жаль, еды и бухалова там оставалось еще очень много.
А теперь случай как она меня обманула. Тут вообще то не совсем ясно кто кого, но слу шай. Помнишь, мы с тобой ночевали у одного знакомого с четырьмя чувихами. Еще официант был с нами, Сашка. Припоминай, ну. Вот. Так, когда вы все заснули, я всех четырех шкур по очереди оттрахал. На свою, кстати, жопу. У тебя то ничего после той ночи, все нормально? Видишь. А у меня с конца закапало. Элеонора в это время в больнице была, поэтому я и загулял, ты понял, но уже выздоравливала и надо было ее навестить обязательно. И там где-то в темном углу она меня прижала. Пришлось засадить. А что сделаешь, жена все-таки. Потом уже в части, в Монголии этой ебаной, думаю: вое, кранты, теперь жди письма о разводе. Однако, нет, пишет — жди, еду. Только когда разводились, рассказала. Оказывается, да точно, подцепила она трипак, но подумала не на меня, а на одного из трех своих хахалей, с которыми она в больнице трахалась — врача-анастезиолога, медбрата при кухне, который ее подкармливал, и парнишку совсем молоденького из больных, Как тебе нравится это?»
Мы беседовали, а день был в разгаре. Субботний, неспешный, прохладный в тени, но на солнце теплый. Полный всяческих мелких забот о хлебе насущном и злобы на сук, которые лишают нас последней радости в жизни, хаванины, то есть. Наши людишки, мужики и бабы, базарили за жизнь, что становилась все хуже.
«А то знаешь еще чего предлагала, — «вспомнил Леша новый прикол и улыбнулся щепоткой усов, «говорит, давай пригласим фотографа, пусть поснимает нас во время акта в разных интересных позах. Ну, я ни в какую. Глупый тогда, принципиальный. Сейчас бы конечно — полный вперед… Но она в итоге своего добилась все-таки. Присылает мне в эту Монголию ебаную фотокарточки перед самым своим приездом. Это незадолго уже до развода было, запомни, когда Элэонора с этим черным спуталась. Ну, и там на фото она абсолютно голая, в разных ракурсах. Я потом спрашиваю: кто снимал то тебя хоть? Отвечает: Подружка, Светка. Была у нее такая, верно. По музучилищу. Еще покруче, может быть, чем моя Элеонора в плане секса. Я вообще заметил там у них в «музыкалке» все девки какие-то насчет эротики сдвинутые. А Светланка любила, например, свою грудь неожиданно обнажать, когда смотрели вечером телевизор и жрали при этом голубцы. Они очень их любили и та и другая, Красивые сиськи, ничего не скажешь. Просила Элеонору, что б та их ей гладила. Да они, наверно, и спали вместе неоднократно. И не наверно, а точно. К лесбосу моя тяготела явно только я тогда не понимал этих дел. Темный был, необразованный. Теперь то мы видиков насмотрелись, просветились, не так ли?
Ну, а как фотки эти увидел, где она голая, думаю: ага, подружка тебя фотографировала — с большим болтом.
И все же я очень надеюсь, что она вернется скоро, сбежит из этого позорного Баку, испугается погромов, резни, немотивированных убийств, самосуда, гонений на русских и всех притеснений, какие выпадают на долю женщины в мусульманской стране… наплюет на большие бабки своего азера и приедет сюда к нам. К весне, может быть? Так ты считаешь?»
Я заверил товарища, что обязательно приедет, будет здесь весною.
«Тут- то я ее и возьму ее в оборот», — закончил Леша на такой. мажорной ноте.
ЖИТЬ ХОРОШО, А НЕ ЖИТЬ ЕЩЁ ЛУЧШЕ
и преследовались за всякую хуйню. Лихо давились последние свободы. Уровень дозволенного абсурда был явно превышен. Короче, все было довольно мрачно.
Но вечер выдался хороший теплый майский. Я присел на лавочку возле сараев, недалеко от помойки, и, чтобы как-то отвлечься от нехороших мыслей, стал наблюдать всякие забавные эпизоды.
Какой-то абсолютно обдолбанный наркот совершал прыжки с шестого этажа. Четыре раз нормально приземлился, прежде чем разбился насмерть. Пожилой небритый хуй с почерневшей рожей, в рваной куртке и штопаных милицейских штанах загнал в сарай пятнадцать женщин и грозился поджечь их, если они срочно не дадут ему десятку на опохмел. Пьяная девка, страдая от недоеба, орала Танька Шкодина приперлась ко мне рано утром, когда я еще не отошел от вчерашнего «мама не горюй». А если честно, неделю пробухали с этим Узбеком ебаным и пили исключительно левую водяру. От нее клинит, гаси свет. Конкретно. Реально. Пошли все на хуй! Потом на стремаках весь, на проклятой измене. Думаешь, может, грохнул кого по пьяни: ведь провалы памяти полные, здесь помню, а здесь ни хуя. У самого Узбека, по его словам, сорок трупов и подписка о невыезде. (Как подопьет кричит: будет сорок первый!) Его вот-вот должны менты хлопнуть, так что ему, придурку, терять нечего, Он где-то бегает, а у меня тут спазмы и кошмары. Только присну слегонца, начинаются цветные ужасники, один страшнее другого. Я уже плохо отличаю бред от реальности. Еще бы, блядь. Столько выпить! Как еще живем только? А, может, сдохли уже давно, и вся эта хуйня нам только кажется? Типа: жить хорошо, а не жить еще лучше. Хуй с нами тоже.
Вот Шкода эта ввалилась вся грязная, прямо как со сраной стройки, и вонючая, будто всю ночь ебалась на помойке. Чуть живая, хрипло шепчет, и лезет под батарею. Улеглась на пестрое лоскутное одеяло времен хиповой молодости. Успела только сообщить мне, что вся на измене, домой идти боится: там Сашка ее прибьет точно, она же вчера с Кукушкинорй своей напилась в лоскуты и домой приперлась уже поздновато было. А Сашка не пьет, гад, уже пол года, злой, как черт, всех дома построил, он как бы самый правильный, деловой, и чуть что пиздит. Шкодиной еще повезло вчера, так как Сашка в ванне мылся. Выскочил, кинулся за ней голый вниз по лестнице и еще по улице пробежал до аптеки, что напротив «Оптики», но Шкода рванула так резко, что очнулась только в ночном баре «Шери», выпив триста грамм водки. Потом танцевала с какими-то крутыми пацанами дикие танцы, и в оконцовке подралась с одной тупорылой овцой, которая вечно быкует в этом ебаном баре и бухает там исключительно на халяву. Животное! Нет, просто пресмыкающдееся. Кукушкина, пизда, однажды о морду этой хуесоски сломала три пальца за то, что та спиздила у нее чекушку. Эта тварь крысятничает там в наглую. Шалава приблудная!
Дальше Шкода мало что помнила. Что-то бормотала себе под нос. Потом пригрелась под моей батареей и отключилась наглухо. Мкорее всего ночью она еблась все-же на помойке с бичами. Хуй с ней, идиоткой.
Я прилег на свой раздолбанный, разорванный и прокуренный диван с отпиленными ножками и видом на обгоревшую стенку. Это когда мак варили, пожар здесь устроили. Еще Можай был жив, покойник. Он хуйнул девяносто таблеток «ношпы» и запил стаканом водки. Крякнул, конечно. Сколько же Кентов, блядь, уже померло, это ужас. Мы с Узбеком зашли к Цуре через балкон, потому что хозяин был в полном отрубоне, и кое-как его растолкали, а потом стали с Цурей вспоминать. Оказалось, что все уже дружки наши считай откинулись.
