Виктория Абзалова - Фантазм
Глаза мальчика оставались опущены к долу, и в тени от длинных густых ресниц, казались уже черными. Различить их выражение было невозможно.
- Готов поспорить, что ты из лучшей школы для рабов удовольствий в Фессе!
Филипп скривился: сцена не нравилась ему целиком, но Ожье никогда не отличало чувство такта, что правда, компенсировалось деловой хваткой. К тому же, аквитанец прекрасно знал о мальчиках для постели, и невыразительный, внешне безразличный ответ, его откровенно потряс.
- Господин прав.
Возвышающийся над ним крупный, даже несколько грузный мужчина довольно рассмеялся.
- Отойди к свету! - скомандовал он.
Ресницы дрогнули, но юноша снова не посмел ослушаться и встал под падающие из окна солнечные лучи.
- Разденься.
- Ожье!!
- Не мешай, Филипп! Правильно обученный раб это произведение искусства…
Филипп поднялся, но так ничего и не возразил, потому что мальчик покорно снял с себя рубашку.
- Дальше, дальше, - поторопил его Ожье.
Пальцы юноши мелко дрожали, отпуская на пол ткань. Теперь на нем не осталось ничего, кроме ошейника, и мужчина разразился восхищенными вздохами.
- Он великолепен! Повернись.
Пятерня уверенно погладила маленькие тугие ягодицы, пробежала по сеточке шрамов на беспомощно выгнувшейся спине, и мальчик уже не смог сдержаться, рванулся в сторону, натолкнулся на второго «гостя», едва не упал, и застыл, трепеща всем телом, когда Филипп ухватил его за плечо.
- А ты строптив, - воркующее протянул Ожье, опять тиская ягодицы, - Это интересно… Само совершенство!
Протестующий и гневный окрики раздались одновременно.
- Прекрати, наконец!
- Не знал, что теперь принято в отсутствие хозяина, шарить по его вещам!! - на пороге стоял Тристан.
Нет, Фейран, - плотный синий шелк халата с каким-то расплывчатым узором, белое полотно шамизы, изукрашенные сафьяновые туфли с загнутыми носами и расшитая бисером узорчатая высокая феска с белоснежным полотнищем тюрбана, спускающимся на затылок…
И с таким выражением лица впору только убивать врага, который вырезал у тебя всех родичей до седьмого колена, а перед тем на глазах изнасиловал мать, жену, всех сестер и дочерей, невзирая на возраст!
- Оденься и налей гостям вина! - голос, звенящий от бешенства, которое просто невозможно было бы скрыть, хлестнул по нервам обжигающе ледяной плетью, но каким-то образом помог Айсену устоять на ногах, приводя в чувство.
Юноша метнулся тенью, судорожно прижимая к груди подхваченную с пола одежду. Хозяин!! Пусть гневается, пусть сердится, в этот момент мальчику хотелось упасть перед ним и целовать ноги: за то, что вернулся, за то, что вмешался, прекратил ЭТО…
Раб не может не повиноваться приказам, тем более - оскорбить неповиновением гостей господина, но руки у него еще дрожали, пока он наполнял кубки. Само собой, Филиппу трудно было это не заметить: мальчишка, до того прислуживавший так, как будто исполнял изысканный диковинный танец, едва его не облил, просто ставя чашу на столик. А еще, пожалуй, никто, кроме него, - ни компаньон, оказавшийся вдруг таким ценителем восточных редкостей, ни Тристан, смотревший на него взглядом дикого леопарда из клетки, - не обратил внимания, как покраснели синие глубокие глаза от недозволенных рабу слез, и лишь одна хрустальная капелька скользнула по мертвенно бледной щечке…
- Да ладно тебе, не сердись! - торговца было ничем не пронять, - Красавчик так и напрашивается на грех!
Айсен совсем обмер, услышав продолжение. Вино лилось мимо, пачкая дорогой пушистый ковер, хотя лицо могло бы принадлежать статуе.
- Сколько ты заплатил за него? Сотню? Даю двести - купишь себе двух!
- Двести? - Фейран поглаживал небольшую сарацинскую бородку. - Значит, убедился, что он того стоит?
- Двести пятьдесят, - Филипп с удивлением услышал свой голос.
- Ха! - Ожье хлопнул себя по колену. - Точно, стоит! Этих куколок как хочешь клади - никакого толка, а у твоего пацанчика, кажется норов есть, - так веселее! Двести восемьдесят… За такую цену любимого наложника самого султана выкупить можно!
- У меня не караван-сарай! - отрезал Фейран, и рявкнул в сторону застывшего раба. - Пошел вон! Ишь, заслушался…
Мальчик опрометью вылетел из залы, не разбирая дороги. Споткнулся обо что-то, съехал по стене, зажимая ладонями рот, борясь с рвущимся из груди беззвучным криком отчаяния… Осознание, что он вовсе не в безопасности, что в любой момент все может начаться снова, сокрушило его, рвануло успокоившееся сердце со всех жил, разбило существо на мелкое, режущее острым стеклом, крошево. Оказывается, он, незаметно для себя, по-настоящему, глубоко - наивно поверил, что все плохое уже позади… Что ему нечего больше бояться…
Нечего! В том смысле, что итак слишком хорошо знает, что ему предстоит. Хозяин его не жалует особо, а цена… Верно, цена царская! Да его Магнус купил в пять раз дешевле: без шрамов, не потасканного…
Что у него есть еще? Музыка? Так опять же за такие деньги в пару к драгоценному сазу, можно выписать виртуоза от двора Каирского эмира! А домашних рабов - так и вовсе десяток пучков, на Альгамбру хватит… сумасшедшие эти франки! Нет, не сумасшедшие - бесами одержимы, а еще вернее - бесы и есть! Айсен тихо плакал, так и не встав с пола в коридорчике.
А если б не о чужеземцах шла речь? Был бы это кто-то из посетителей господина Фейрана… чистых, бритых, благоухающих… или сам господин… Юноша зарыдал еще горше, безостановочно всхлипывая про себя:
«Не могу больше… Не могу… не могу… хватит… я не могу так больше!!!» - у каждого человека есть предел, и кажется он его достиг.
Массивная тень качнулась в его сторону:
- Ты не меня здесь поджидаешь? - вкрадчиво мурлыкнул мужчина.
Айсен вскочил, ударившись плечом о перила внутренней галереи, опоясывавшей дворик.
Но отступать было некуда. Его плотно прижало к колонне арки, руки безнадежно, без участия сознания, упирались в тяжелый бархатный кот…
- Любишь поиграть, малыш?
Если бы не напиравшее на него объемное тело, юноша наверняка упал бы, - ноги его не держали совершенно. Он изнемогал от страха и отвращения, а жадная ладонь уже шарила под одеждой, тиская гениталии. Жесткие руки по-хозяйски щупали обмякшее тело, подступающая кислота, волной разъедала горло… Айсен изворачивался как мог, уходя от глухого бормотания в ухо:
- Я не ошибся, ты стоишь назначенной цены!! Любишь грубые игры, котенок?… любишь, когда твою шкурку, щекочут остреньким… Смотри, я настойчивый, я за тобой еще приду!
Смеющийся мужчина уходил, а Айсен буквально рухнул обратно на плиты, и только одна мысль не давала погрузиться в спасительное забытье безумия: господин…
Почти ощупью, ползком, он добрался до покоев хозяина, готовый к любому проявлению гнева, к любому наказанию, лишь бы не оказаться опять во власти безудержной похоти.
***
- Ты изменился, - негромко заметил Филипп, после того, как затихли шаги буквально выставленного Грие, и братья остались наедине.
- Ты тоже, - пожал плечами Тристан. - Двеннадцать лет, как-никак!
Внезапно Филипп улыбнулся обезоруживающе и просто сказал:
- Я рад, что у тебя все хорошо!
Младший брат взглянул на него все еще настороженно, но потом тоже немного оттаял:
- Спасибо!
- Как я понимаю, спрашивать тебя, не хочешь ли ты вернуться бессмысленно…
- Филипп, а так ли уж вам надо, чтобы я вернулся? - молодой человек передернул плечами.
- Вижу, резкости в тебе не убавилось, - нахмурился мужчина с неодобрением и укоризной. - Ты мой брат! И мы искали тебя… Возможно тебе это и трудно понять, но беспокойство о близких и желание знать, что они живы - естественно.
Фейран снова начал пощипывать бородку, разглядывая что-то, скрытое за причудливой решеткой.
- Что ж, - медленно протянул он наконец, - Возможно, я был неправ и мне давно нужно было сообщить о себе, но расстались мы не очень хорошо…
Да, что есть, того уже не отнимешь, и похороны отца закончились, прямо скажем, отвратительной сценой. Братья тогда много чего наговорили друг другу. Тристан уехал сразу же: вначале в Сорбонну, оттуда в Севилью, а потом и вовсе неизвестно куда. Зная взрывной и упертый характер младшего брата, Филипп Кер, остыв и мучаясь к тому же все больше усугублявшимся чувством вины, боялся, что тот ввяжется в какую-нибудь авантюру. В общем, - найдет на свою голову приключений, после которых эту голову обычно теряют в самом прямом смысле. И сейчас он был искренне рад убедиться, что Тристан оказался куда тверже характером, как бы это не выразилось. Годы пошли ему на пользу, брат заметно переменился, превратившись из взбалмошного юнца в уверенного в себе мужчину.
- Мне не стоило так говорить с тобой… - извинения хотя и запоздали, но кажется, были приняты.
