Алексей Суслов - Подслушанная страсть
Митя сел на лавку, скрестив вытянутые ноги. Болел затылок как отголосок рукоприкладства капитана. О чём говорит этот Гаврилыч? О бабах-женщинах, о мечте, об одре. Куда ему с больной головой забираться в такие дебри.
-Гаврилыч, у меня есть подруга, её зовут Кристина. Я не знаю, какая она баба, но одно утверждать могу: без такой женщины я не вижу своего существования. Твой Рабинович стопроцентно прав на счёт мечты: без мечты женщина пуста и безвольна; если бы твой знакомый мент не отбил часть моего сознания, я бы много чего мог сказать на эту тему. Просто, работа на бирже приучает человека видеть жизнь насквозь.
В камере потемнело от нашедшей тучки.
-Биржа, – в улыбке обнажил плохие зубы Рабинович. – На ней я прожил лучшие пятнадцать лет. Такие суммы всевозможных валют не сможет осилить не один человеческий разум по отдельности, и только команда способна двигать горы как ей захочется.
Гаврилыч как озабоченный состоянием пациента врач взглянул на еврея. Вчера они отмечали 50-летие Рабиновича, одаривая его комплиментами за нерастраченное здоровье и цветущий оптимизм. Юбиляр мало пил, но много говорил, однако, речи о бирже не велось. Тема денег мало интересовала Гаврилыча – он предпочитал трепаться о любви, ведь эта тема была неисчерпаемой.
-Послушайте меня. Однажды, в своё 25-летие я, увеселённый бутылкой коньяка в кругу друзей, встретился на улице с одной бабёнкой, дышащей на ладан от голода и бог весть ещё чего. Она была худа; нет, она была тоща как вот этот мой мизинец. Попросила мелочь, я рассмеялся и сдуру ляпнул ей: а как насчёт натуры. Деваха, уже почувствовавшая щедрое вознаграждение за своё костлявое тело, не думая, согласилась. Я, дурак, потащил её в пустыри, бросил сумку с продуктами, пахнущую настоящей колбасой, сыром и бужениной высшего сорта. Пока раздевал ту деваху, я кончил. Такое бешенство напало на меня, прямо как бес вселился. Я хожу с места на место, а она смотрит на сумку, давится слюной и молчит. Достаю я продукты, даю ей. Верите, братцы: более благодарственного взгляда я в жизни не видал. Да, Рабинович, команда может двигать горы, но и человек, в минуты душевной восторженности, тоже способен на такое. Ради сытого взгляда той девицы я сумел бы пойти в любое пекло, во всякое ненастье.
Рабинович убрал чёлку со лба и сказал:
-Но ведь ты её едва не трахнул…
Гаврилыч вздохнул:
-Кто без греха… Сразу, как увидел её, возникла напасть удовлетворить своё желание: в каждой ущербности я находил нечто возвышенное, неземное. Бодлер, он тоже… Молод я тогда был, мало чего в жизни видел: работа геологом в бесконечных экспедициях, неподъёмная писанина в казематах института… Выпил… как кровь после этого не взыграет… Сейчас радуюсь, что ничего не состоялось – не взял лишнего в душу… После, несколько раз видел я эту девчонку – она шла с кавалером под ручку, вела интимный разговор, но когда заметила меня – опустила голову, сжала губы, как бы извиняясь за прошлое…
Митя поднял взгляд в потолок и увидел пятна плесени на древней побелке.
-Как её звали? – спросил он с умиротворением в голосе.
Гаврилыч пожал плечами:
-Имени я её тогда не узнал… Жаль, теперь было бы за кого шепнуть Богу…
Глава 10Оглушительно-продолжительный звонок телефона разбудил Кристину. В взмокшей от дурной ночи ночнушке девушка растерянно добралась до прихожей. Голос звонившего был туманно знаком: это был Гоблин.
-Доброе утро, Кристина. Хотя какое оно доброе, если наступила в жизни исконно русская полоса тревог и печалей. Вы можете упрекать меня в бездействии в огорчительной ситуации, в какой оказался ваш гражданский муж, но, смею заверить, я рыл как крот, чтобы вам помочь.
-И во что вылились ваши усилия, Виктор… Васильевич? – Прострация Кристины начала проходить.
-Через два часа Митя будет в ваших объятиях. Вы можете сделать красивую причёску, подготовить некоторые другие приятные сюрпризы… Я был предельно настойчив в работе со следственными органами, что и принесло ожидаемые результаты.
-Вы дали им взятку?
-Да какая вам разница, как я обхлопотал это щекотливое дельце, главное – результат, а не способ ведения войны. Это мой презент, которым я желаю возместить некоторый урон…
Сознание Кристины уловило нотки двусмысленности в голосе Гоблина: с одной стороны – он приносит радостную весть, а с другой – рушит добрую почву этой вести мерзкой игрой во врага-шарлатана, когда замысловатое лечение приносит облегчение, а затем убивает.
-О чём вы…? – Кристина чуть было не добавила нелицеприятную кличку Виктора Васильевича, ходившую в народе как этикетка просроченного продукта.
Гоблин выдержал многозначительную паузу, а затем выложил всё по существу.
-Акционеры нашей биржи решили заменить состав рабочего персонала. Я долго боролся за своих друзей, но люди, решающие куда и как плыть кораблю, не прислушались к моему гласу в пустыне. Яблочко признали гнилым и захотелось яркого и сочного плода с другого дерева. Поэтому, я вынужден сообщить, что Митя, увы, уже сейчас не числиться в штате биржи.
Кристина железной хваткой вцепилась в трубку телефона, отчаянно сопротивляясь набегающим симптомам болезненной истерии. В стране, где наличие работы давало стимул заводить семьи и рожать детей, потеря возможности гасить кредит больно ударяла по всем средоточиям жизнестойкости.
-Но ведь это преступление! – жалобно пролепетала девушка, шмыгая носом.
-Увы и ах! У меня также возникли ощутимые проблемы: я подвергся шантажу с помощью пикантных материалов, в которых я якобы фигурирую. Я – семейный человек и дед четырёх внуков, но кого это интересует в наше зыбкое время. Так что, не одному Мите подрезали крылья. Держитесь, дорогая моя, всё исправимо, тем более, вы молоды и здоровы.
Кристина устала от мрачной основы этого разговора.
-У меня нет слов, – подвела она свой итог.
-Читайте больше книг и слова у вас обязательно появятся. Удачи! – Малоприятный фантом Гоблина ушёл в беззвучие.
«Не место ли мне в монастыре, где борьба за место под солнцем сводится к нулю, где хоть какая-то закономерность и постоянство?» – размышляла Кристина. Но она была слишком индивидуализированной личностью, не способной вести жизнь в тесной общине. Молебны, возведённые в цикл, когда служительница Всемогущего Творца пребывает в круговороте церковного года – это чрезвычайно трудное испытание для такой «белой вороны» как Кристина. Отец девушки, падая с неудобных костылей, всегда ей говорил: «Не важно, где ты нашёл себе приют – в шикарном бунгало на берегу моря или в лачуге в паре шагов от общественной бани, самым главным правилом в твоей жизни должно быть: если упал – сделай всё чтобы подняться, но если не осталось уже сил исправить нелепую досадность – вспомни свой самый счастливый день – и помощь непременно придёт».
Четыре дня девушка не виделась с Митей. Да, она прекрасно осознаёт,что в ИВС ему сейчас не сладко, но всякая трудность в жизни – опыт, человек учится на своих ошибках. Основная часть женщин избегает строить отношения с мужчинами, хлебнувшими тюремного лиха, ведь, что греха таить – озлобленные неволей лица сильного пола вымещают гнёт пустоты, набранной в атмосфере насилия, на невинных подругах, превращая их жизнь в ад. Кристина не боялась, что внутренний стержень Мити дрогнет и она получит другого Дмитрия Пурина – такого, которого она ещё не знала. Нет, она верила что плохого не случится.
Пройдя на кухню, Кристина налила в широкую кружку с улыбающимся Микки-Маусом тёплого молока, купленного вчера у приятной полноты белокурой женщины, с которой они проговорили битый час. Воодушевившись вниманием Кристины, разговорчивая молочница обрисовала ей весь быт от А до Я современной российской деревни. Если и дальше будет продолжаться отток рабочей силы из провинции, говорила взахлёб женщина, называвшая себя Марусей, то случится непоправимое – канет в Лету здоровая, пахнущая молоком и ягодами Россия, давшая миру великих гениев, но подхватившая опасную болезнь – бездушие.
