А. Сидорович - Русские эротические стихи, загадки, частушки, пословицы и поговорки

Человек и человек — люди.
Яйцо и яйцо — муди.

Мои богини! Коль случится
Сию поэму в руки взять —
Не раскрывайте. Не годится
И неприлично вам читать.

Вы любопытны, пол прекрасный,
Но воздержитесь на сей раз.
Здесь слог письма весьма опасный!
Итак, не трогать, прошу вас.

Что ж, коли срать не хотите,
То, так и быть, её прочтите.
Но после будете жалеть:
Придётся долго вам краснеть!

Природа женщин сотворила,
Богатство, славу им дала,
Меж ног отверстье прорубила,
Его п***ю назвала.

У женщин всех п***а — игрушка
Мягка, просторна — хоть куда,
И, как мышиная ловушка,
Для нас открыта всех завсегда.

Она собою всех прельщает,
Манит к себе толпы людей,
И бедный х*й по ней летает,
Как по сараю воробей.

П***а — создание природы,
Она же-символ бытия.
Оттуда лезут все народы,
Как будто пчёлы из улья.

Тебя, х*й длинный, прославляю,
Тебе честь должно воздаю!
Восьми вершковый, волосистый,
Всегда готовый бабу е*ь,
Тебе на лире голосистой
До гроба буду песни петь.

О, х*й! Ты дивен чудесами,
Ты покоряешь женский род,
Юнцы, и старцы с бородами,
И царь державный, и свинья,
П***а, и б***ь, и грешный я…

Дом двухэтажный занимая,
У нас в Москве жила-была
Вдова, купчиха молодая,
Лицом румяна и бела.

Покойный муж её мужчина
Ещё не старой был поры,
Но приключилась с ним кончина
Из-за её большой дыры.

На передок все бабы слабы,
Скажу, соврать тут не боясь,
Но уж такой е***вой бабы
И свет не видел отродясь.

Несчастный муж моей купчихи
Был парень безответно тихий,
И, слушая жены приказ,
*б в день её по десять раз.

Порой он ноги чуть волочит,
X*й не встаёт, хоть отруби,
Она же знать того не хочет —
Хоть плачь, а всё равно **и.

В подобной каторге едва ли
Протянешь долго. Год прошёл,
И бедный муж в тот мир ушёл,
Где нет ни **ли, ни печали…

О, жёны, верные супругам!
Желая также быть вам другом,
Скажу: и мужниным м**ам
Давайте отдых вы, мадам.

Вдова, не в силах пылкость нрава
И женской страсти обуздать,
Пошла налево и направо
Любому-каждому давать.

Её **ли и пожилые,
И старики, и молодые —
Все, кому **ля по нутру,
Во вдовью лазили дыру.

О, вы, замужние и вдовы!
О, девы! (Ц**ки тут не в счёт.)
Позвольте мне вам наперёд
Сказать про **лю два-три слова.

***тесь все вы на здоровье,
Отбросив глупый ложный стыд,
Позвольте лишь одно условье:
Поставить, так сказать, на вид:

***тесь с толком, аккуратней:
Чем реже **ля, тем приятней,
И боже вас оборони
От беспорядочной **ни.

От необузданности страсти
Вас ждут и горе, и напасти;
Вас не насытит уж тогда
Обыкновенная е**а…

Три года в е**е бесшабашной
Как сон для вдовушки прошли.
И вот томленья муки страстной
И грусть на сердце ей легли.

Её уж то не занимало,
Чем раньше жизнь была красна,
Чего-то тщетно всё искала
И не могла найти она.

Всех ***рей знакомы лица,
Их ординарные х**
Приелись ей, и вот вдовица
Грустит и точит слез струи.

И даже ***ей в час обычный
Ей угодить никто не мог:
У одного х** неприличный,
А у другого короток,

У третьего — уж очень тонок,
А у четвёртого м**е
Похожи на пивной бочонок
И зря колотят по м***е.

То сетует она на яйца —
Не видно, точно у скопца;
То х** не больше, чем у зайца…
Капризам, словом, нет конца.

Вдова томится молодая,
Вдове не спится — вот беда.
Уж сколько времени, не знаю,
Была в бездействии п***а.

И вот по здравом рассужденье
О тяжком жребии своём
Она к такому заключенью
Пришла, раскинувши умом:

Чтоб сладить мне с лихой бедою,
Придётся, видно, сводню звать:
Мужчину с длинною е**ою
Она сумеет подыскать.

В Замоскворечье, на Полянке,
Стоял домишко в три окна.
Принадлежал тот дом мещанке
Матрёне Марковне. Она

Жила без горя и печали
И эту даму в тех краях
За сваху ловкую считали
Во всех купеческих домах.

Но эта Гименея жрица,
Преклонных лет уже девица,
Свершая брачные дела,
И сводней ловкою была.

Наскучит коль купчихе сдобной
Порой с супругом-стариком —
Устроит Марковна удобно
Свиданье с ***рем тайком.

Иль по другой какой причине
Свою жену муж не ***т,
Та затоскует по мужчине —
И ей Матрёна х** найдёт.

Иная, в праздности тоскуя,
Захочет для забавы Х** —
Моя Матрёна тут как тут,
И глядь — бабёнку уж **ут.

Мужчины с ней входили в сделку:
Иной захочет гастроном
Свой х** полакомить — и ц**ку
Ведёт Матрёна к нему в дом…

И вот за этой, всему свету
Известной своднею, тайком,
Вдова отправила карету,
И ждёт Матрёну за чайком.

Вошещи, сводня помолилась,
На образ истово крестясь,
Хозяйке чинно поклонилась
И так промолвила, садясь:

«Зачем позвала, дорогая?
Али во мне нужда какая?
Изволь-хоть душу заложу,
Но на тебя я угожу.

Коль хочешь, женишка спроворю.
Аль просто чешется м***а?
И в этом разе завсегда
Готова пособить я горю!

Без **ли, милая, зачахнешь,
И жизнь те станет не мила.
Такого ***ря, что ахнешь,
Я для тебя бы припасла!»

«Спасибо, Марковна, на слове!
Хоть ***рь твой и наготове,
Но пригодится он едва ль,
Твоих трудов мне только жаль!

Мелки в наш век пошли людишки!
Х**в уж нет — одни х**шки.
Чтоб х** длинного достать,
Весь свет придётся обыскать.

Мне нужен крепкий х**, здоровый,
Не меньше, чем восьмивершковый
Не дам я мелкому х**
Посуду пакостить свою!

Мужчина нужен мне с ***ою
С такою, чтоб когда он**,
Под ним вертелась я юлою,
Чтобы глаза ушли под лоб,

Чтоб мне дыханье захватило,
Чтоб зуб на зуб не попадал,
Чтоб я на свете всё забыла,
Чтоб х** до сердца доставал!»

Матрёна табачку нюхнула,
О чём-то тяжело вздохнула
И, помолчав минутки две,
На это молвила вдове:

«Трудненько, милая, трудненько
Такую подыскать **ду.
Восьмивершковый!.. Сбавь маленько,
Поменьше, может, и найду.

Есть у меня туг на примете
Один мужчина. Ей-же-ей,
Не отыскать на целом свете
Такого х** и м***й!

Я, грешная, сама смотрела
Намедни х** у паренька
И, увидавши, обомлела —
Совсем пожарная кишка!

У жеребца и то короче!
Ему не то что баб скоблить,
А, будь то сказано не к ночи,
Такой ***ой чертей глушить!

Собою видный и дородный,
Тебе, красавица, под стать.
Происхожденьем благородный,
Лука Мудищев его звать.

Да вот беда — теперь Лукашка
Сидит без брюк и без сапог —
Всё пропил в кабаке, бедняжка,
Как есть, до самых до порток».

Вдова восторженно внимала.
Рассказам сводни о Луке
И сладость е**и предвкушала
В мечтах об этом е***ке.

Не в силах побороть волненья,
Она к Матрёне подошла
И со слезами умиленья
Её в объятия взяла:

«Матрёна, сваха дорогая,
Будь для меня ты мать родная!
Луку Мудищева найди
И поскорее приведи.

Дам денег, сколько ты захочешь,
А ты сама уж похлопочешь,
Одень приличнее Луку
И будь с ним завтра к вечерку».

«Изволь, голубка, беспременно
К нему я завтра же пойду,
Экипирую преотменно,
А вечерком и приведу».

И вот две радужных бумажки
Вдова выносит ей в руке
И просит сводню без оттяжки
Сходить немедленно к Луке.

Походкой скорой, семенящей
Матрёна скрылася за дверь,
И вот вдова моя теперь
В мечтах о е**е предстоящей.

Лука Мудищев был дородный
Мужчина лет так сорока
Жил вечно пьяный и голодный
В каморке возле кабака.

В придачу к бедности мизерной
Еще имел он на беду
Величины неимоверной
Восьмивершковую е**у.

Ни молодая, ни старуха,
Ни б***ь, ни девка-потаскуха,
Узрев такую благодать,
Не соглашались ему дать.

Хотите верьте иль не верьте,
Но про него носился слух,
Что он е**ой своей до смерти
За** каких-то барынь двух.

И вот, совсем любви не зная,
Он одинок на свете жил
И, х** свой длинный проклиная,
Тоску-печаль в вине топил.

Но тут позвольте отступленье
Мне сделать с этой же строки,
Чтоб дать вам вкратце поясненье
О роде-племени Луки.

Весь род Мудищевых был древний
И предки нашего Луки
Имели вотчины, деревни
И пребольшие е***ки.

Из поколенья в поколенье
Передавались те х**,
Как бы отцов благословенье,
Как бы наследие семьи.

Мудищев, именем Порфирий,
Ещё при Грозном службу нёс
И, поднимая х**м гири,
Порой смешил царя до слёз.

Покорный Грозного веленью,
Своей е**ой без затрудненья,
Он раз убил с размаху двух
В вину попавших царских слуг.

Другой Мудищев звался Саввой,
Петрово дело защищал,
И в славной битве под Полтавой
Он х**м пушки прочищал!

При матушке Екатерине,
Благодаря своей махине,
В фаворе был Мудищев Лев,
Блестящий генерал-аншеф.

Сказать по правде, дураками
Всегда Мудищевы слыли,
Зато большими е***ками
Они похвастаться могли.

Свои именья, капиталы
Спустил Луки распутный дед,
И наш Лукаша, бедный малый,
Был нищим с самых юных лет.

Судьбою не был он балуем,
И про Луку сказал бы я:
Судьба его снабдила х**м,
Не дав в придачу ни х**.

Настал вот вечер дня другого.
Одна в гостиной ждёт-пождёт
Купчиха гостя дорогого,
А время медленно идёт.

Под вечерок она в пахучей
Помылась розовой воде
И смазала на всякий случай
Губной помадою в п***е.

Хоть всякий х** ей не был страшен,
Но тем не менее ввиду
Такого х**, как Лукашин,
Она боялась за п***у.

Но чу! Звонок! О миг желанный!
Прошла ещё минута-две —
И гость явился долгожданный —
Лука Мудищев — ко вдове.

…Склонясь, стоял пред нею фасом
Дородный видный господин
И произнёс пропойным басом:
«Лука Мудищев, дворянин».

Он вид имел молодцеватый:
Причёсан, тщательно побрит,
Одет в сюртук щеголеватый,
Не пьян, а водкою разит.

«Ах, очень мило!.. Я так много
О вашем сльшала…» — вдова
Как бы смутилася немного,
Сказав последние слова.

«Да-с, это точно-с; похвалиться —
Могу моим!.. Но впрочем, вам
Самим бы лучше убедиться,
Чем верить слухам и словам!»

И, продолжая в том же смысле,
Уселись рядышком болтать,
Но лишь одно имели в мысли:
Как бы скорей **ню начать.

Чтоб не мешать беседе томной,
Нашла Матрёна уголок,
Уселась в нём тихонько, скромно
И принялась вязать чулок.

Так близко находясь с Лукою,
Не в силах снесть Тантала мук,
Полезла вдовушка рукою
В карман его суконных брюк.

И от её прикосновенья
X** у Луки воспрянул вмиг,
Как храбрый воин пред сраженьем —
Могуч, и грозен, и велик.

Нащупавши е**ак, купчиха
Мгновенно вспыхнула огнём.
И прошептала нежно, тихо,
Склонясь к нему: «Лука, пойдём!».

И вот вдова, вдвоём с Лукою.
Она и млеет, и дрожит,
И кровь её бурлит рекою,
И страсть огнём её палит.

Снимает башмачки и платье,
Рвёт в нетерпенье пышный лиф,
И, обе сиськи заголив,
Зовёт Луку в свои объятья.

Мудищев тоже разъярился;
Тряся огромною е**ой,
Как смертоносной булавой,
Он на купчиху устремился.

Ее схватил он поперёк
И, бросив на кровать с размаху,
Заворотил он ей рубаху,
И х** всадил ей между ног.

Но тут игра плохою вышла:
Как будто ей всадили дышло,
Купчиха начала кричать,
И всех святых на помощь звать.

Она кричит — Лука не слышит,
Она сильнее всё орёт —
Лука, как мех кузнечный, дышит
И знай себе вдову **ёт.

Услышав крики эти, сваха
Спустила петли у чулка
И говорит, дрожа от страха:
«Ну, знать, за** её Лука!»

Но через миг, собравшись с духом,
С чулком и спицами в руках
Спешит на помощь лёгким пухом
И к ним вбегает впопыхах.

И что же зрит? Вдова стенает,
От боли выбившись из сил,
Лука же ж**у заголил,
И жертву *ть всё продолжает.

Матрёна, сжалясь над вдовицей,
Спешит помочь скорей беде
И ну колоть вязальной спицей
Луку то в ж**у, то в м**е.

Лука воспрянул львом свирепым,
Старуху на пол повалил
И длинным х**м, словно цепом,
По голове её хватил.

Но всё ж Матрёна изловчилась,
Остатки силы собрала,
Луке в м**е она вцепилась
И напрочь их оторвала.

Взревел Лука и ту старуху
Е**ой своей убил, как муху —
В одно мгновенье, наповал,
И сам безжизненный упал.

И что же? К ужасу, Москвы,
Наутро там нашли три трупа:
Средь лужи крови труп вдовы,
С п***ой, разъ**анной до пупа,
Труп свахи, распростёртый ниц,
И труп Лукаши без яиц.

Три дня Лукашин красный х**
Лежал на белом покрывале,
Его все девки целовали,
Печален был их поцелуй…

Вот наконец и похороны.
Собрался весь торговый люд.
Под траурные перезвоны.
Три гроба к кладбищу несут.

Народу много собралося,
Купцы за гробом чинно шли
И на серебряном подносе
М**е Лукашины. несли.

За ними — медики-студенты
В халатах белых, без штанов.
Они несли его патенты
От всех московских бардаков.

К Дашковскому, где хоронили,
Стеклася вся почти Москва.
Там панихиду отслужили,
И лились горькие слова.

Когда ж в могилу опускали
Глазетовый Лукашкин гроб, —
Все б**ди хором закричали:
«Лукашка! Мать твою! у**!»

…Лет через пять соорудили.
Часовню в виде елдака,
Над входом надпись водрузили:
«Купчиха, сводня и Лука».