Борис Рябинин - Твои верные друзья
Да это было и вполне понятно. Характер у него был мягкий, приветливый и в то же время в нужные моменты достаточно настойчивый, даже упорный. Собаке он отдавал все свое свободное время. Можно без преувеличения сказать, что когда они находились на посту, в секрете, то представляли из себя как бы одно целое. Он понимал ее даже по малейшему изменению поведения, по движению ушей, а она слушалась его с одного взгляда. Да...
И вот этого парня, превосходного пограничника, исполнительного, смелого бойца, убили. Произошло это так.
На нашем участке границу перешла крупная банда. Завязалась перестрелка. Ему и еще одному бойцу выпало принять на себя первый натиск. Наши героические пограничники оказали бандитам достойный прием. Несмотря на то, что нарушителей было много, а их только двое, они сумели задержать противника до прибытия подкрепления.
Когда мы прибыли на место происшествия, то застали следующую картину: второй пограничник был цел и невредим, со стороны нарушителей было убито трое, наши потери — один человек — вожатый Старостин...
4
Легкий возглас прервал в этом месте речь полковника.
— Как вы сказали — Старостин?
— Да, — ответил полковник, — Старостин.
— А имя?
— Афанасий.
Лицо бухгалтера внезапно покрылось смертельной бледностью. Он схватился рукой за сердце и, казалось, упал бы, если бы не откинулся на спинку кресла. Мы с тревогой и недоумением смотрели на него.
Старостин — фамилия бухгалтера. Но какое это могло иметь значение? Мало ли однофамильцев на свете.
— Что с вами, Василий Степанович? — осведомился Сергей Александрович. — Вы не здоровы?
— Нет, ничего... уже ничего, благодарю вас, — отвечал тот. Голос его звучал глухо, незнакомо. — Нет, право, ничего, продолжайте, прошу вас, — повторил он через минуту уже своим обычным тоном, видимо, овладев собой. — Что-то немного с сердцем, но уже прошло... Продолжайте, пожалуйста, это очень интересно... то, что вы рассказываете. Так вы говорите, что он... этот убитый юноша... вел себя героически?
— О, да! — подтвердил полковник. — Так, как и надлежит вести себя советскому воину. Но, может быть, лучше отложить мой рассказ до другого раза? Вы все еще бледны...
— Нет, нет, — решительно запротестовал бухгалтер. — Мне уже хорошо. Не нужно откладывать. Извините, что я прервал вас... Больше этого не случится.
Он, действительно, казалось, успокоился и дослушал начатую историю до конца, не прерывая больше рассказчика.
5
— Да, так наши потери были, — повторил полковник, — один человек — Афанасий Старостин. Он расстрелял все патроны и был убит в рукопашном бою пистолетным выстрелом в упор. Около него лежала тяжело раненная собака. Она защищала вожатого и получила два огнестрельных ранения.
Все мы чрезвычайно переживали гибель Афанасия Старостина. Очень тосковал по нему его пес — Верный. Он вскоре поправился от ранений и его передали другому бойцу, но из этого ничего не вышло. Во-первых, пес плохо слушался его; во-вторых, дойдя до того места, где был убит его друг, он начинал выть.
Да! Я чуть не забыл одну важную подробность. Рядом с телом убитого Старостина мы нашли два человеческих пальца. Вероятно, это были пальцы человека, который застрелил Старостина. Их откусила собака. Она набросилась на него и своими острыми зубами начисто отхватила их, как бритвой.
Собаку пытались использовать на другом участке, но она стала очень возбудимой, часто срывалась лаем, потеряв, таким образом, одно из важнейших качеств пограничной собаки. Кроме того, с ней случилась и другая беда. Одна из ран была нанесена в голову овчарки, пуля повредила какой-то нерв, связанный с органами слуха, и пес стал быстро глохнуть. Для службы на границе он больше не годился, и я взял Верного к себе.
Он жил у меня в семье, привязался ко всем моим близким, выделяя, однако, меня. У собак всегда так: кто-нибудь обязательно должен быть главным.
Верный перенес на меня всю свою ласку и привязанность, которые прежде предназначались Афанасию Старостину. Однако, я думаю, что в глубине его сердца все эти годы продолжал жить образ его прежнего друга и повелителя.
Вскоре началась Великая Отечественная война.
Всю войну я провел на фронте, на переднем крае. В течение трех с лишним лет мне удалось два или три раза ненадолго побывать дома. За эти годы Верный сделался совсем глухим. Собака сильно изменилась. Исчезли прежние живость, резвость, поседела морда. Однако пес был все еще крепок и силен, в нужные моменты — злобен.
Оттого, что он оглох, он не стал беспомощным. По мере того, как пропадал слух, у него обострялись другие органы чувств. У него было поразительное чутье и совершенно необыкновенная... интуиция, что ли. Он понимал движение губ; вы можете прошептать команду, и он тотчас же исполнит ваше приказание, я бы сказал, даже быстрее, нежели делал это раньше, когда был вполне здоров. Порой казалось, что он воспринимает какие-то невидимые токи, настолько он был понятлив при своем столь серьезном физическом недостатке.
Будучи абсолютно глухим, он продолжал сторожить дом! Я не знаю, как это получалось, но он всегда заблаговременно предупреждал лаем о приближении постороннего человека к дверям дома; то ли через землю он ощущал его шаги, то ли еще как, только это факт.
Время от времени я встречал где-нибудь на участке боевых действий наших надежных друзей — четвероногих связистов, санитаров, подносчиков боеприпасов, минеров, которые, наравне с другим фронтовым другом человека — лошадью, несли все тяготы войны, помогая советским людям защищать свое отечество, — и каждый раз вспоминал своего глухого пса.
Вам известно, что по разнообразию и массовости применения собак в боевых условиях мы превзошли в этой войне всех. Американцы, например, издали вскоре после окончания войны толстую книжицу, в которой хвастливо расписывают подвиги своих служебных собак на фронте, однако, и они в конце ее вынуждены признать, что русские в этом отношении показали образец всем, оставив далеко позади и врагов, и союзников. Там приводятся также некоторые сведения об использовании собак англичанами.
Забавная книжица! В ней вы можете встретить такой эпизод, как вручение ордена собаке, отличившейся при разгроме экспедиционного корпуса Роммеля в Северной Африке. Они ведь вручают собакам боевые ордена и даже присваивают им воинские звания! По этому поводу сами авторы вынуждены иронически заметить, что случается такое положение, когда собака обгоняет в производстве своего вожатого: она, скажем, уже сержант, а он все еще рядовой и, стало быть, должен стоять перед ней навытяжку!..
Да, так на вручение ордена этой собаке пожаловал «сам» мистер Черчилль, а вручал награду генерал Александер. Вот какая честь привалила собаке! Интересно отметить, что это была лайка, потомок одной из тех, которых англичане украли у нас в девятнадцатом году. Репортер описал всю церемонию с полной серьезностью. А в заключение содержится приписка, что собака не посмотрела на высокие чины присутствующих и укусила Александера за ногу...
Ну, мы не кричим о своих успехах в области служебного собаководства как они, в частности, об успехах использования собаки в деле защиты социалистического отечества, однако с полным правом можем сказать, что у нас есть чему поучиться. И то, что я порой наблюдал на фронте, могло бы служить живым подтверждением этого.
Мы первые применили противотанковую собаку, и это сохранило жизнь многим советским людям. Мы с необычайным эффектом использовали собак, обладающих острым чутьем, для поиска мин; сколько жизней мы этим сберегли, сколько саперов не сделалось калеками! Всем этим мы еще раз подтвердили свое право на наш отечественный приоритет — приоритет в самых различных областях знания, который так старательно замалчивают или даже крадут у нас столпы капиталистической науки, разные буржуазные «светила».
6
— Мне везло: в течение почти всей войны я не был даже ни разу ранен, хотя приходилось бывать в очень опасных местах. И только под самый конец меня сильно контузило. Месяц я провалялся в госпитале. Рано утром третьего мая мне позвонил по телефону генерал, справился о здоровье, а затем ошарашил:
— Берлин взяли наши!
Я так и привскочил. Мы в госпитале об этом еще не знали.
— Через час лечу в Берлин, — сообщил генерал. — Могу взять с собой. Хочешь?
Хочу ли я?! Я уже одевался. Через несколько минут подошла машина, а через час мы были уже в воздухе и летели на запад.
Мы опустились на аэродроме, заваленном обломками немецких самолетов, в пригороде Берлина, и на штабном «газике» помчались в один из районов германской столицы.
Многодневное сражение за Берлин закончилось. Повсюду дымились развалины, по улицам под конвоем наших автоматчиков брели толпы небритых, оборванных пленных. Картина, надо сказать, была потрясающая.
