Олег Рубенок - Лечебная собака
— Как это не туда!? — взвизгивает жена. — Как это не туда, когда я нормально вышла из школы: всего только с тремя четверками!
— Оно и видно, что ты из школы вышла всего только с тремя четверками, и то, наверное, по физкультуре, поведению и чистописанию.
— А у собак нет инстинкта и быть не может! — кричит она уже невпопад и в азарте ссоры — раз Кирюшу ногой.
Он в это время преспокойно лежал на кровати у нас в ногах. Пес приподнял голову и удивленно посмотрел на то место, где под одеялом брыкнулась супруга.
Но хозяйка уже не могла остановиться и толкнула его еще раз. Он вскочил на лапы и вцепился в одеяло зубами.
— Не шевелись! — попытался я остепенить супругу. — Зажрет!
Но в гневе она теряет чувство страха. По своему опыту это знаю. Теперь очередь дошла и до пса. Он никак не мог понять, почему хозяйка сгоняет его с кровати, на которой лежит вместе с хозяином. И вообще он не привык к такому обращению. Пес рычал, сверкал глазами, цеплялся зубами за одеяло, но все было напрасно. Она выместила на нем свое зло и столкнула его на пол.
Кир обиженно походил по комнате, исподлобья поглядывая то на меня, то на ее, страшно довольную. Наконец он вроде бы успокоился и лег рядом с ее тапочками…
Утром, сев на кровати, жена свесила ноги и стала шарить ими по ковру. Не нащупав ногами тапочки, она сползла на ковер и заглянула под кровать.
Там их тоже не было.
— Кирюша! — крикнула она. — Это ты, наверное, мои тапочки стащил.
Слово «тапочки» Кир знал, и как только оно прозвучало, он услужливо бросился в прихожую. Хозяйка с умилением посмотрела ему вслед.
Через секунду он вернулся со счастливым видом и с каким-то истерзанным куском тряпки. Еще вчера это был тапок.
— Боже, опять! — жалобно простонала супруга.
— Это месть! — с восторгом заорал я. — Ты забыла, как вчера с ним обошлась! Это я — такое бессловесное животное, а собака не умеет молча сносить обиды. Мой пес как всякое высокоразвитое интеллектуальное существо умеет мстить. У него еще, помимо интеллекта есть, характер и чувство собственного достоинства!
— Жаль, — проворчала хозяйка, — что у тебя всего этого нет.
И скорбно согнувшись, она босая пошлепала на кухню. Надо было кормить и мстителя, и того, кто злорадствовал по поводу состоявшейся мести.
* * *Эльдорада, или как ее там правильно, ждала Кирюшу на поляне. Лежа на брюхе, она вытянулась во всю длину, положила морду между передними лапами, торчком выставила уши и не сводила глаз с моего пса.
Давненько мы не виделись. Овчарка повзрослела, а хозяйка по-прежнему хороша, хоть и рыжая, и обе проявляют явный интерес к моему питомцу. И сукин сын страшно рад такому вниманию. Сияет. Хвост ходуном ходит. Того и гляди оторвется. И прямиком к овчарке… Я за ним, но мимо собак, а прямиком к Гелии. Она уже знает, что я так назвал ее, и ничуть не удивилась этому. Видимо, я не первый рассмотрел тот солнечный свет, который она излучала. Приятная дамочка во всех отношениях, и велик соблазн погреться в лучах чужого солнышка.
Она улыбается. Самоуверенная и цену себе знает. И я знаю, и тоже улыбаюсь. У нас нет хвостов, а то бы сейчас мы повиляли ими. У человека Бог отобрал хвост. Чтобы не безобразничал и по деревьям не лазил. Но не исчислимы милости господни, и людям взамен хвостов Всевышний дал улыбку. И правильно сделал. Мы не хуже собак, хоть и живем по одним и тем же инстинктам. И самый главный инстинкт в животном мире — сексуальный, а все остальное — прикладывается к нему…
У Гелии очаровательная улыбка. Она щурит рыжие глаза. Солнце светит ей в лицо, а мне — в затылок, прикрытый жалкой кепчонкой, и не мешает любоваться молодой женщиной.
— Чем это вы кормите своего питомца? — спрашивает она, переводя немного смущенный взгляд на Кира.
А он уже прямо на цирлах ходит вокруг Эльдорадо и каждой шерстинкой светится. Он давно уже не голенький. Шубка на нем — с иголочки, красным пламенем на солнце полыхает. Точь-в-точь, как волосы у Гелии. А каждая его шерстинка здоровьем отливает, так и демонстрирует полное благополучие пса.
Я не отвечаю на прямой вопрос. Понятно, почему она так спросила. Задаю свой:
— Что, нравится?
Она тоже догадывается, о чем я спрашиваю. Жеманно пожимает плечами. Пренебрежительно кривит тонкие губы.
— Не люблю ласковых собак.
«Идиотка! Что ты в этом понимаешь, необъезженная лошадка, и под седоком ты дурным побывала, и теперь любые скачки для тебя стали непреодолимым препятствием, — это я про себя так думаю, вслух не говорю, ссориться не охота. — И тощая ты от того, что злая. И злая ты от того, что тощая. И замуж тебя такую сухую никто не берет! Вот ты и завидуешь нашему аппетиту. Ну, и завидуй!»
— А он у меня все жрет, как и я.
— И молоко вы ему даете?
— А кто же молоко не любит!
— Тогда у него должны быть глисты.
Она с сочувствием смотрит на Кира.
— От молока, что ли? — растерянно спрашиваю я.
— А вы не знали этого?
Я смотрю на нее в упор. Непроходимая глупость всегда бесит меня.
— Кто сказал вам это?
— Так у нас в клубе говорят. Эльда! — нервно кричит она. — Эльда! Девочка моя! Пойдем быстрее отсюда!
Мы с Киром оба ошарашены. Он непонимающе смотрит на меня. Солнце бьет ему в глаза, и я вдруг обнаруживаю, что они у него такие же рыжие, как и у Гелии. Но ведь это не по породе! Глаза у рыжего ирландца должны быть черными! Это у рыжей Гелии они могут быть какими угодно.
Боже, как она испортила мне настроение! Если бы черт не принес ее сюда, я, может быть, так и оставался бы в приятном неведении. А теперь переживай — на любой выставке забракуют пса. И молоко теперь надо кипятить. Береженного Бог бережет.
* * *За этими гневными рассуждениями я не заметил, как мы с Киром вышли на газоны центральной улицы. Могучий лимузин, омерзительно скрипнув тормозами, сбил меня с мысли. Машина остановилась напротив нас, и мы тоже встали, не знаю, зачем и почему. Синхронно распахнулись дверцы, и на асфальт разом выскочили три здоровяка. Один с наганом в кобуре, другой — с протоколом наготове, а третий держал руки в карманах брюк. У всех троих лица сияли, словно они поймали преступника, в поисках которого Интерпол давно сбился с ног. Играя ягодицами, они двинулись на нас.
Наезжать на меня начал тот, который неизвестно за что держался в карманах руками:
— Разве вы не знаете, гражданин, что мэр запретил по городу ходить вместе с собакой?
— Знаю! — неожиданно осипшим голосом сказал я. — Но жена занята приготовлением пищи… Вот и вышел с этим. Ну как вы сами понимаете: хрен редьки не слаще, и следующий раз вы встретите меня вместе с женой.
— Будете шутить, мы вас в КПЗ отведем для выяснения личности.
— Вместе с собакой?
Получив утвердительный ответ, я весело заметил:
— А по городу с собакой ходить нельзя. Вы сами тогда злостно нарушите дурацкое указание нашего градоначальника.
Ребята задумались.
Я решил потрафить милиционерам.
— Не сегодня — завтра мы заглянем к местному колдуну. Может, он левитации нас обучит. Тогда мой пес будет летать над городом, как ворона, а я буду держать его на длинном поводке и, не раздражая милицию, один, под ним, буду гулять по городу.
— На длинном поводке нельзя держать собаку! — воскликнул милиционер с пистолетом. Он сочувственно посмотрел на Кира и расстегнул кобуру. — Такая жара, у меня даже пистолет взмок.
— Патроны сырые! — со знанием дела возразил тот, что был с протоколом, и пожаловался. — Так вот и служим. То патроны сырые, и пистолет, когда надо, не бабахнет. То аккумулятор не во время сядет, и рация не работает, как не жми кнопку. То ручку дадут, а стержень не пишет. И уходит преступник незастреленный, незапротоколированный.
Он поводил ручкой в углу протокола, пытаясь расписать стержень, и весело сверкнул глазами:
— Вот видите, не пишет!
Его товарищи и я заинтересованно посмотрели на бумагу, даже Кир потянулся носом к ней.
— С этими протоколами — одна морока! — хмуро обронил вооруженный милиционер.
Его товарищ с насупленными бровями вытащил правую руку из кармана, потеребил в глубокой задумчивости свою шевелюру и показал глазами на Кира:
— А вдруг он присядет?
— Он — кобель! — решительно отрезал я.
— И кобель может кучку наложить.
— Ах, вот в чем дело! — рассмеялся я. — Эх, ребята! У нас теперь столько дерьма иностранного происхождения и на вещевом рынке, и на всех каналах телевидения, что еще одна кучка загармоничного свойства никак не отразится на здоровье нашей нации, а на газоне она будет кстати. Травка только лучше станет расти на наших суглинках. Ну а если у вас душа болит о подрастающем поколении, то посмотрите на иву — ему здесь делать уже нечего.
— Думаете, это дети так ее ободрали?
