Джеймс Хэрриот - И все они – создания природы
При огороде имелась тепличка, и, когда я в последний раз был у них, он с законной гордостью продемонстрировал мне двенадцать пышных кустов. Июль только-только вступал в свои права, плоды были еще зелеными и мелкими, но обещали многое.
«Завязи редкостные! — помнится, сказал я ему. — Урожай вы соберете замечательный». И слушая голос его жены, я вновь словно увидел улыбку, которой расцвело его лицо в ответ на мои похвалы.
— Он же их каждый день пересчитывал, мистер Хэрриот! И сегодня, садясь в машину, сказал мне, что их двести девяносто три. Ради бога, приезжайте! Он убьет и козу и меня! — наступила маленькая пауза. — Ай! Кажется, он вернулся! Да-да, я его в окно вижу.
Она бросила трубку с такой силой, что у меня зазвенело в ухе, и я почувствовал легкий озноб. Чего, собственно, от меня требуют? Сыграть роль миротворца? Предотвратить убийство? Но Роналд Деррик кроткий, добродушный человек и, разумеется, не способен схватиться за нож или топор. Но, черт побери, расстроится он обязательно, да и козе после такого пиршества может не поздоровиться. Я кинулся к машине и через десять минут уже прибыл на место катастрофы.
Деррики купили старинный помещичий дом с широкой подъездной аллеей, огибавшей его. Я прямо на машине вылетел за угол, распахнул дверцу и узрел всю скорбную картину.
Миссис Деррик, нисколько не утратившая привлекательности из-за струящихся по ее щекам слез, стояла на узенькой лужайке, комкая мокрый носовой платок.
— Милый, — бормотала она, — я только вышла взять лейку. Не понимаю, как я умудрилась не запереть двери.
Ее муж хранил молчание, и я с первого взгляда понял, как тяжело переживает он свою утрату. Он застыл на пороге теплички, прислонясь к косяку, и смотрел прямо перед собой. Несомненно, застыл он в этой позе сразу же, как приехал, ибо мог послужить моделью для статуи владельца конторы: темный костюм, котелок, правая рука держит «дипломат».
Я заглянул в тепличку через его плечо и зрелище полного опустошения превзошло самые худшие мои ожидания. Вкусы и обеденные привычки коз неисповедимы: во всяком случае, эта по известной только ей одной причине сожрала все плоды и все листья, так что остались лишь тоненькие зеленые стебли, подвязанные к вертикальным рейкам. Как собрат по любви к помидорам, я мог только скорбеть вместе с мистером Дерриком о его потере, помочь же ему был не в силах. Я погладил его по плечу, пробормотал слова соболезнования, но из оцепенения не вывел.
За огородом я увидел на привязи рогатую виновницу происшествия. Вопрос — каким образом она очутилась на свободе, чтобы учинить разгром теплицы? Но усложнять ситуацию я не собирался и промолчал.
А вместо того направился к козе и осмотрел ее. Глаза у нее были ясные, вид веселый и бодрый. Мои услуги ей явно не требовались. Более того, прямо у меня на глазах она принялась со смаком грызть капустную кочерыжку. Да-да, я искренне сочувствовал Деррикам, но все же не мог не проникнуться восхищением перед животным, которое не испортило себе аппетита, съев двести девяносто три зеленых помидора.
Жизнь ветеринара в значительной степени слагается из таких вот мелких происшествий. Вполне пустячных, но запечатлевающихся в памяти какой-то своей особой жизненностью. Например, тот день, когда я приехал проверить на туберкулез стадо Рупа и Уилла Роуни. Руп и Уилл вечно вздорили между собой. Два брата, старые холостяки, они много лет оставались совладельцами молочной фермы, но, казалось, не соглашались решительно ни в чем.
У них на ферме мне всегда становилось не по себе, потому что братья непрерывно спорили и каждый порицал все, что делал другой. Но на этот раз они, в довершение всего, забыли заранее пригнать коров!
Я терпеливо слушал их перебранку.
— Сказано тебе было, что в открытке сегодняшний день стоял.
— Еще чего! Сам же говорил: во вторник, а что сегодняшний, так это вовсе я тебе сказал!
— Чем языком зря трепать, сходи в дом за открыткой, так ее и так! Тогда увидим!
— Сходи, сходи! Сам же ее сжег, черт безмозглый!
Я выждал минуты две, а потом тактично вмешался в их диалог.
— Неважно, — сказал я. — Дело поправимое. Коровы же вон там, на лугу. Долго ли пригнать их сюда?
Руп прожег брата заключительным взглядом и обернулся ко мне.
— Верно, мистер Хэрриот. Дверь в коровник открыта, так я мигом их покличу.
Он набрал в грудь побольше воздуха и принялся выкрикивать.
— Сюда-сюда, Пятнистая Ноздря! Сюда, Толстомясая! Сюда, Хвост Навозный! Сюда, Тугосисая! Сюда-сюда, Дуралея!
Уилл не пожелал смириться с тем, что его отодвинули на задний план, и в свою очередь завопил.
— Сюда, Долговязая! Сюда, Дилижансиха!
Лицо Рупа стало ледяным, он наклонился ко мне и доверительно прошептал:
— Вы уж извините моего брата, мистер Хэрриот! Ему хоть кол на голове теши, дает и дает коровам дурацкие клички!
Не устаю удивляться контрастам человеческих характеров. Как-то я осматривал вола с опухшим нижним суставом. Владелец принадлежал к новейшей породе молодых фермеров: кончил сельскохозяйственный колледж, тщательно следил за последними достижениями науки. Очень милый молодой человек, но в его обществе мной владело гнетущее ощущение, что он все знает куда лучше, чем я.
Проводив меня к волу, он кивнул на больную ногу.
— Инфицирована! — Тон его был категоричен. — Микроорганизмы, видимо, проникли через вот эту ссадину. На мой взгляд, ему требуется кубиков двадцать долгодействующего прокаинапенициллина внутримышечно.
Естественно, он был совершенно прав, и я покорно сделал требуемую инъекцию в ягодичную мышцу.
Волей судеб следующий мой пациент ждал меня с точно таким же заболеванием на ферме всего в миле от этой, только хозяином ее был Тед Бакл, один из любимых моих чудаков старого закала, каких уже мало оставалось.
— А, мистер Хэрриот! — приветствовал он меня и повел в загон, где кивнул на охромевшего вола в углу. — Вон этому молодчику надо бы иглу в задницу вогнать.
Или мистер Богг, чья скупость вошла в присловье среди соседей, для которых строжайшая бережливость была естественной нормой. Я наслышался множество анекдотов о его скаредности и бережно храню в памяти кое-какие мои собственные стычки с ним.
Он был владельцем прекрасного айрширского стада, а кроме того, разводил кур и индеек. Быть стесненным в деньгах он никак не мог.
Его индейки часто заболевали пуллорозом[6], и он заезжал к нам за таблетками стоварсола, весьма в то время популярного.
Как-то раз, едва переступив порог, он заявил:
— Вот что! Я все по пятьдесят да по сто этих ваших лепешечек покупаю. Только деньгам перевод. Лучше уж взять банку целиком, а то не наездишься.
— Вы верно рассудили, мистер Богг, ответил я. — Конечно, так будет много проще. Сейчас принесу.
Вернулся я со вскрытой банкой и объяснил.
— Непочатых у нас сейчас, к сожалению, нет. Но взято из нее всего несколько штук.
— Взято… несколько штук?.. — Его явно встревожила мысль, что заплатит он за полную тысячу, а в банке-то таблеток на несколько штук меньше!
— Не беспокойтесь, — заверил его я. — Израсходовано штук десять-двенадцать, не больше, ручаюсь вам.
Но мои заверения пропали втуне, и вышел он из приемной с угрюмым и озабоченным видом.
Вечером, часов около восьми, в дверь позвонили, я пошел открывать и увидел перед собой на пороге мистера Богга.
— Я вот зачем приехал, — сказал он. — Таблетки я пересчитал, так их всего девятьсот восемьдесят семь.
В другой раз я по обыкновению купил у мистера Богга дюжину яиц — ферма его была рядом с городом. Вернувшись домой, я обнаружил в мешочке всего одиннадцать штук и неделю спустя, заехав к нему за новой дюжиной, упомянул про это обстоятельство.
— А как же! — ответил мистер Богг, глядя мне прямо в глаза. — Одно-то яйцо там было с двойным желтком!
Столь же бережно я храню память о том, как однажды — больше этого не повторялось! — мне довелось поехать на вызовы в шортах.
Я только что вернулся из отпуска, который проводил с семьей в Шотландии. Погода стояла на редкость чудесная, и, поблаженствовав две недели в рубашке и шортах, я восстал при мысли, что вновь должен облачиться в свою рабочую сбрую. Одного взгляда из окна на солнце, пылающее в ясном небе, оказалось достаточно: я решительно натянул шорты. Пока я шел через сад к машине, мои ноги овевал нежный ветерок, и я даже зажмурился от ощущения прохлады и полной свободы, словно еще бродил по горам.
А добравшись до первой фермы, я и вовсе уверился в правильности принятого решения. День обещал превратиться в настоящее пекло — зеленые склоны вокруг уже плавали в жарком мареве. Да, шорты — именно то, что требуется сельскому ветеринару летом.
Ферма была маленькая, и дверь мне открыла старушка хозяйка миссис Менелл. На мое бодрое «здравствуйте!» она ничего не ответила и как завороженная уставилась на мои обнаженные коленки. Я подождал несколько секунд и осведомился:
