К. Глиер - Твой друг (Сборник по собаководству, 1973 г.)
Как звали умершего? Кем он был, чем занимался? — никто не знал. Да, право, это и не имело значения.
— Это был человек, — не отрывая задумчивого взгляда от бюста, негромко и строго сказала сопровождавшая меня женщина, местная жительница.
Любят Человека. И старый осиротелый пес с потухшим взглядом, увиденный нами на перроне, был живым подтверждением этому. Любят Человека! Человеком был полковник, владелец верного животного. Человек — наш проводник. Мне стало стыдно, что я плохо подумал о нем. В новом свете предстали передо мной и бравый сосед-преферансист, и милая, славная, черноглазая украинка-студентка, и другие спутники, проявившие сочувствие бездомному одинокому псу. Старый пес был олицетворением долга, не знающего компромиссов, и все по достоинству оценили это.
Потрясенные, мы продолжали молчать и думать каждый о своем. Казалось, там, на станции с красными крышами, название которой мы даже не запомнили, осталась частичка сердца каждого из нас.
Я представил, как пес укладывается в своей холодной, продуваемой конуре и ждет. Чего? А, может, и не ждет. Ведь только люди живут надеждой, разумом, расчетом. Животное просто любит и, коль любит, отдается этому без остатка, такова его натура. Хотелось приласкать, обогреть животное, сказать ему доброе слово… Долго ли оно будет жить так? Сколько ему осталось?
Любовь к человеку… Когда-то далекий пращур наш, которого мы уже не можем рассмотреть за дальностью веков, подарил хищному зверю первую ласку, первое человеческое тепло, и зверь ответил на это такой силой преданности, которая по сей день не перестает изумлять людей. Дряхлый пес показал пример того, как надо любить.
Я думал о нем, а в глазах у меня вставал длинный ряд таких же, как он.
Фрам, угрюмый северный пес, вожак ездовой упряжки, похоронивший себя в ледяной пустыне рядом со своим другом Георгием Седовым;
Бобби из Грейфрайерса, лохматый шотландский терьер, проживший годы на могиле старого пастуха;
Кучи, пес из Варны, который, стоя на берегу моря по брюхо в воде, ежедневно ждет возвращения своего пропавшего без вести хозяина-рыбака;
«Итальянец» Верный, в течение четырнадцати лет не пропустивший ни одного поезда, на котором, по его расчетам, должен был возвратиться его хозяин-машинист, убитый фашистской бомбой, — и подвиг собачьей верности вырастал в нечто поистине величественное…
А колеса продолжали стучать, стучать…
Штурман корабля «Святой Фока» Н. Сахаров, член полярной экспедиции Георгия Седова, обязан жизнью своему бесстрашному четвероногому другу Штурке.
Сахаров отморозил руки. Брошенный своим спутником Кушаковым, он был вынужден добираться до корабля один в сопровождении собаки. Выбиваясь из сил, он прошел по льду пятьдесят километров, временами терял сознание, впадая в забытье. Тогда верный Штурка садился рядом, лаял, теребил за одежду. Хозяин поднимался и продолжал путь. До корабля оставалось около двух километров, и Штурка помчался вперед. Бегая вокруг корабля, он громко лаял и выл, но путешественники не поняли, что он зовет их на помощь. Тогда Штурка снова вернулся к хозяину, который уже замерзал и погружался в последний сон. Верный пес в отчаянии стал тянуть Сахарова за одежду, лизать его и лаять прямо в уши, пока не привел в чувство и не заставил двигаться.
Т. ЕФЕТОВА
ОДНО ДЕЖУРСТВО
В трубке срывался от волнения ребячий голос:
— У нас в подъезде пес лежит. И не двигается. Мы его не боимся. А другие ребята, маленькие, боятся. И взрослые тоже некоторые. Что нам делать?
Телефон в приемной ветеринарной помощи на дому звонит беспрерывно, и я не сразу могу познакомиться с симпатичной женщиной, которая отвечает на звонки. Людмила Петровна Крымова, дежурный врач, только успела отправить шофера и санитара за бездомным бродягой из подъезда, как снова приходится снимать трубку.
Каких только неожиданных вопросов, просьб, жалоб не слышит врач ветеринарной помощи на дому. И каких только интересных историй не вспомнит, если расспросить. Людмила Петровна рассказывает, как началось ее прошлое дежурство.
Звонок был тревожный. Овчарка, шести лет, медалистка, не ела вторые сутки. «У нее озноб, ей плохо, — сказала хозяйка. — Приезжайте, пожалуйста, поскорей». Открыв дверь, она попросила Крымову: «Обождите минутку на лестнице. Пес очень агрессивный. Я ему надену намордник».
Потом доктор разделась в коридоре и прошла в комнату. Пациент обнюхал ее пальто и рванулся, огромный и страшный. Он бросил лапы ей на плечи и повалил на стул. А голову положил на колени.
Это была благодарность за прошлое.
— У собак прекрасная память, — говорит Людмила Петровна. — Когда Джек был совсем маленький, лет пять назад, я лечила его от чумки.
Конец этой истории я услышала уже в машине, когда вместе с доктором Крымовой ехала на первый в своей жизни вызов к больному животному.
Мы долго кружили по бесконечным извилистым переулкам, а потом как-то точно и быстро остановились перед нужным подъездом. Водители машин с синим крестом знают свой город, наверное, лучше таксистов. Дальше все было так, как бывает, когда приезжает в дом «человечий» доктор. Больного дога выслушали, смерили температуру. Диагноз — пневмония. Людмила Петровна сделала два укола, и дог заскулил жалобно и надрывно. В комнате словно повисла тяжесть, как бывает у постели опасно больного. Теперь пришлось уговаривать хозяйку.
— Собаке не больно. Она притворяется, — спокойно объяснила Крымова. — Животные, как и люди. Одним плохо — и они терпят, а другие расклеиваются из-за пустяка.
Провожая нас в передней, хозяйка Рекса еще долго рассказывала, почему он ей так дорог. И я подумала, приехал врач на вызов к животному, а все равно приходится иметь дело с людьми…
Я сижу в приемной и листаю книгу регистрации вызовов. И ясно представляю себе одно из недавних дежурств Крымовой.
Оно началось, как видно, спокойно, а в 22.20 ей пришлось срочно выехать. На место происшествия, кроме машины с синим крестом, приехала скорая помощь и оперативная машина милиции. Было совершено преступление. Порезали человека и собаку. Преступники сводили счеты с дружинником и его верным другом, и собаке в этот раз досталось даже больше, чем человеку.
— У меня легкая рука, думаю, с Ингой все обойдется благополучно, — говорит Людмила Петровна. — А завтра меня вызывает следователь.
Я провела на станции ветеринарной помощи на дому всего одно дежурство — с пяти вечера до девяти утра. Ни одного случая серьезного заболевания в эту ночь не было. Я так и не увидела, как врач на месте вправляет вывихнутую лапу, или принимает трудные роды, или борется с тяжелым сердечным приступом. Ведь каждый врач ветеринарной скорой бывает по необходимости то хирургом, то акушером, то терапевтом.
Зато я увидела и поняла, что работа городского ветеринарного врача не сводится только к оказанию медицинской помощи больным животным. Может быть, самое трудное и потому интересное в ней то, что она постоянно сталкивает врача с проблемами, стоящими перед людьми.
На последний вызов я не поехала. Присутствие постороннего было там излишне. Крымова ехала не лечить. Она ехала за вполне здоровой лайкой. Расходились люди, распадалась семья, а пес оставался бездомным. Людмила Петровна пообещала хорошо его пристроить.
— У нас, как в поезде, — сказала Крымова, когда мы прощались. — Только случайным попутчикам люди так легко и откровенно рассказывают о себе. — Помолчав, она добавила: — Разница в том, что мы не имеем права только выслушать, посочувствовать. Нередко бывает так: приедешь на вызов и не знаешь, кому раньше помогать — животному или его хозяевам, хотя вроде это и не по нашей специальности.
Их немного в городе, врачей скорой ветеринарной. Они дежурят вечером и ночью, по воскресеньям и праздникам, когда закрыты ветеринарные лечебницы. Но если с вашим животным случилась беда, знайте: помощь придет.
Знаете ли вы, что в разных странах поставлены памятники собакам:
в Париже — сенбернару Барри, спасшему во время снежных заносов в Альпах 40 человек;
в Берлине — собаке — проводнику слепых;
в Номе на Аляске — вожаку упряжки Балту, доставившему во время эпидемии в занесенный снегом поселок противодифтерийную сыворотку;
в Ленинграде на территории Института экспериментальной медицины — собаке, служащей науке;
в Осака в Японии — упряжке ездовых собак, оставленных экспедицией в Антарктиде;
в Барго-Сан-Лоренцо в Италии — Верному, который 14 лет каждый вечер упорно ходил к поезду встречать хозяина, убитого на войне;
в Эдинбурге в Шотландии — собаке, которая после смерти хозяина прожила на могиле пять лет и там умерла.
